Реквием по любви (СИ) - Сладкова Людмила Викторовна "Dusiashka". Страница 99

Вот так. Других слов не нашла. Гордеев напрягся. Между нахмуренных бровей залегла небольшая морщинка.

— Говори!

— Ты предупреждал. Я не послушала. Вина на мне, целиком и полностью. И я…пойму, если после этого, ты не захочешь меня видеть…

— Соня! — Мужчина уже рычал.

— У нас будет ребенок! — Выпалила на одном дыхании, и зажмурилась не в силах вынести его взгляд. — Я беременна.

Казалось, в повисшей тишине, отчетливо слышан ее пульс. Ничего не происходило. Открыв глаза, уставилась на мужчину. Он улыбался! С видом победителя. С чувством триумфа и превосходства. Соня же, впала в ступор.

— Даже, не накричишь?

Алексей хмыкнул:

— Нет.

И тут девушку осенило!

— Ты не выглядишь удивленным, Гордеев!

— А должен?

— Но…

Мужчина откинулся на спинку кресла, и закинул руку за голову.

— Все ждал, когда же расскажешь…и расскажешь ли, вообще.

— В смысле? Откуда? Я сама узнала только сегодня!

— А я, начал подозревать, нечто подобное, давным-давно. Наблюдал за тобой, с того самого дня, как ты в обморок грохнулась. Просто так сознание не теряют. За здоровье твое переживал. И заметил, что твой аппетит увеличился в разы. Ты стала сметать еду со стола, как маленький слоненок. Тебя, все чаще, клонило в сон. А секс…порой ты была столь ненасытна, что я, всерьез опасался, оказаться не на высоте. Все соки из меня выжимала! Ах, да! Еще и грудь…

Соня изумленно вытаращила глаза. Внезапно осознала одну важную вещь:

— Ты любишь меня! — Перебила, не дав закончить фразу.

Утверждение. Больше не вопрос.

— Скорее да, чем нет.

Мягкий и немногословный ответ. Сердце сжалось в груди, от переполнившего его счастья. Она заливисто рассмеялась. Одновременно расплакалась. Эмоции били фонтаном, и контролировать их Соня уже не могла.

— Но, ты не хотел детей! Не хотел. Предохранялся.

— Из-за тебя, Соня! Ты еще очень юна. Ребенок, совсем. Хотел, чтобы институт закончила. Через два года, подумали бы. Но, раз судьба решила вести нас по этому пути, кто мы такие, чтобы противится?

— Ты…ты не злишься?

— Сложно понять, какие чувства меня сейчас наполняют. Но, это точно не злость. Возможно, впервые в жизни, я счастлив.

— Лешик…

— Возможно! Не зазнавайся!

Соня вздохнула полной грудью. Кажется, жизнь налаживалась.

— Что мы будем дальше делать?

— А сколько у нас времени? — Озадаченно почесал затылок. — На каком месяце ты не сможешь скрыть живот?

— Откуда мне знать! — Возмущению не было предела. Она что, мать-героиня со стажем? — На третьем, или четвертом, наверное.

— Замечательно. К этому времени, я уже закончу все дела здесь, и вернусь домой. Как раз, успею познакомиться с твоей семьей.

— Может, я сама им все расскажу?

— Не обсуждается. Нарушать традиции нельзя. Твоей руки буду просить, как того велят приличия.

— Моей? Руки?

— Ты против?

— Н-е-е-т!

— Отлично! А теперь, будущая госпожа Гордеева, присаживаемся на бортик ванны. Смелее. Ко мне лицом. И, милая, широко раздвигаем ножки.

Глава 20

Смеркалось. Солнце лениво уползало за верхушки деревьев, унося за собой и летний зной. Становилось прохладнее, и было легче дышать. Едва ли ей это помогало. Лиза задыхалась. Родной дом казался чужим. Сама она чувствовала себя обманутой. А еще, несчастной. Понимала, что жалеть себя — удел слабых. И склонности к подобным эмоциям не имела. Но, сейчас, так отчаянно хотелось, этой пресловутой жалости. Поддержки. Банальных слов — все будет хорошо. Старалась изо всех сил запихнуть последний разговор с Дмитрием на задворки сознания, но страх, липкими щупальцами сковал сердце. Не отпускал, хоть ведрами валерьянку пей. Поработил мысли. Почему он не понимает, чем все может закончиться? Почему не слышит ее? Ведь, если верить тому, что Лиза про отца узнала, Похомову до него, ой как далеко! Кем он себя возомнил? Даже Черчилль не справился. А ему поклонялась добрая половина страны! У них нет шансов. Девушка решила, и решила довольно твердо, поставить точку. И пусть, сердце в клочья. Пусть душа стынет, и кровь в венах леденеет. Переболеет. Справится. Не впервой. Она не даст ему оступиться. Не даст пострадать из-за нее. Да, любит! Именно поэтому, нельзя идти у него на поводу. Вот только…сможет ли?

Господи, помоги, не свихнуться!

Острая жгучая боль пронзила пятку. Девушка вскрикнула, поджав ногу. Осколок впился. Крупный. Не глубоко, но кровь хлынула. Раздался настойчивый стук в дверь. Хмурясь, Лиза завертела головой. Что происходит? С нее, будто пелена спала. Она стояла посреди своей спальни. Перевернутой вверх дном. Разгромленной. И, судя по исцарапанным рукам, разгромленной ей самолично. Боже! Зачем? Воспоминания нахлынули, отрезвляя. Почувствовала неимоверный стыд. Женская истерика — вещь неприятная. Ей, всего лишь, хотелось видеть лицо отца. Хоть разочек. В поисках фотографий, Лиза перерыла весь дом, попутно обвиняя бабушку в сокрытии информации. Почему их нет? Ее старания не увенчались успехом. Не совсем понимая, что делает, и уж точно, себя не контролируя, закрылась в своей комнате. И тут ее накрыло! Наедине с самой собой. Всю боль, все отчаяние которое в тот момент испытывала, девушка направила в другое русло. Обратила в ярость. Первое, что сделала, испытывая неимоверное облегчение — смела на пол все содержимое туалетного столика. Духи. Тени. Крема. В труху! Хрустальная ваза с цветами? Никогда ей не нравилась! От соприкосновения со стеной, разлетелась на мелкие кусочки. Плакаты, рамки с фото, любимая фарфоровая кукла Марина, последовали за ней. Красивое некогда личико, как настоящее, покрылось мельчайшими трещинами, и рассыпалось мелкой стеклянной крошкой. Вот тогда-то, Лиза и взвыла не своим голосом. Подарок матери! Единственное, что от нее осталось. Что же она наделала? Что натворила? Рухнула на колени, игнорируя пульсирующую боль в ступне, и принялась сгребать в кучу все осколки, дрожащими ладонями. Можно склеить. Есть умельцы. Не важно, сколько стоить будет. Главное, собрать все детали и восстановить! Подушечки пальцев напарывались на острые углы, но боли она уже не чувствовала.

— Сейчас, Мариша…сейчас, я тебя…что это?

Под одним довольно крупным осколком, лежал крошечный ключик, с продетой в него и завязанной на бантик алой лентой. Столь маленький, почти игрушечный. Но, нутро подсказывало ей, что он настоящий. И определенно, опирает какой-то замок. Что он тут делает? Как попал внутрь? Как долго пролежал в ней?

Дверь с грохотом распахнулась. Ее просто выбили. Лиза быстро схватила находку, совсем по-детски пряча кулачок за спину. На пороге стоял, конечно, Матвей. Из охраны в доме, только он и остался. Аркадий Михайлович с Даней, и другими сопровождающими его лицами, более часа назад ушли осматривать соседнюю избу, в которой предстояло поселиться Верещагиным, и до сих пор находились там. Просканировав помещение, цепко и со знанием дела, мужчина устремил суровый взгляд на девушку.

— Поднимайся!

— Ты что забыл в моей комнате?

Верещагин, не сказав ни слова, двинулся в ее сторону. Рывком поставил на ноги. Травмированная пятка дала о себе знать. Зашипев, Лиза отдернула ее от пола. Этот жест не остался без внимания мужчины. Он, тут же подхватил девушку на руки, а секундой позже, бросил на кровать.

— Эй! Нельзя ли аккуратнее? Я похожа на мешок с картошкой?

— Едва ли. — Недовольный ответ. — Весьма дороговато обходишься, для такого овоща.

Покраснев от негодования до кончиков ушей, попыталась подняться.

— Если не прекратишь дергаться, зафиксирую тебя. — Его спокойный, даже немного брезгливый тон, заставил поморщиться. — Собственным телом.

Что?

Угроза возымела свое действие. Замерла, подобно статуе. Лишь тяжелое дыхание, настырно отказывающееся приходить в норму, выдавало в ней живого человека. На ее щиколотке сомкнулась сильная мужская ладонь. Он, детально, осматривал ранку. Ощупывал.

— Осколок застрял, — выдал в итоге. А после гаркнул так, что стены содрогнулись. — Бабуся, у тебя аптечка имеется?