Подлунное Княжество (СИ) - Бабернов Сергей. Страница 29
«Сейчас поглядим, — ответил Ратибор. — Авось, разберёмся».
«Кто-то, между прочим, совсем недавно собирался осторожнее быть», — напомнил голос.
«А я ничего трогать и не собираюсь, — отрезал всадник. — От просмотра же вреда много не будет».
«Как сказать».
«Да пошёл ты… , — рассердился Ратибор. — Тоже мне учитель нашёлся!»
«Куда же я пойду, — невидимый спорщик сразу присмирел. — Я часть тебя — осторожность, благоразумие… Мне без тебя никак нельзя, а тебе без меня».
«Вот и заткнись! — всадник решил поставить точку в споре с самим собой. — Зануда!»
Тот, кто называл себя осторожностью и благоразумием обиженно прикусил язык. Привычка мысленно советоваться и спорить, делясь на двух, а то и более собеседников, появилась у Ратибора недавно. Всадник сперва не на шутку встревожился: так и с ума сойти можно! Потом привык — шутка ли сказать третий год по лесам в одиночку мотается — тут и с пнём трухлявым разговаривать начнёшь! К тому же внутренние споры, помогали Ратибору привести в порядок мысли и принять решение. А насчёт сумасшествия… Так Всевед говорил, что нормальных людей вообще не бывает — у каждого своя чудинка есть. Так уж Создатель решил. Наверное, чтобы жить интереснее было.
Ратибор обошёл поляну. Лес, как лес. Обыкновенный березняк, коли, он в степи не пропал, да подземные ловушки обошёл, то уж здесь-то наверняка не оплошает. По муравьиной куче быстро отыскал северную сторону. Определился с направлением. Очень кстати наткнулся на раскинувшую колючие лапы, вольготно расположившуюся посреди робких берёзок высокую ель. Если верить уверенно торчащим, словно пытающимся дотянуться до белоснежных стволов зелёным иголкам (вечнозелёное дерево никогда не ошибается) погода в ближайшие дни не переменится. Самое оно! Теперь бы отыскать небольшую весь или ещё лучше хуторок, узнать, что за местность, расспросить о Старко и Мериддине.
О своём присутствии человеческие существа заявили нескоро. Близился вечер. Ратибор почти не чувствовал усталости, идя по изумрудной траве, промеж знакомых с детства, родных и понятных берёз. Здесь, в лесу, всё просто и понятно, здесь нет коварных ловушек, хитро петляющих тропок. Здесь любая опасность ощущается заранее.
Всадник шёл, наслаждаясь шёпотом зелёной листвы, бодрящей лесной прохладой и щебетом птиц. Слух Ратибора резанул чуждый звук. Звук, который может производить только человек, занимаясь любимым своим делом — убивая подобного себе.
Умиротворённость и очарование растворились предрассветной дымкой в жаркий летний день. Мир скинул маску и напомнил, расслабившемуся Ратибору, о своём истинном лице. О законах людской стаи. О необходимости соблюдать осторожность и держать душу застёгнутой на все пуговицы, если конечно хочешь выжить, а не попасть в когтистые лапы шайки трусливых подонков.
Укрываясь за белоснежными стволами, перескакивая муравьиные кучи, Ратибор двигался в сторону, откуда доносился звон оружия, ржание коней, хриплая ругань и крики раненных. Всадник перебежал по поваленному дереву через овраг, продрался через малинник и выскочил на узкую дорогу.
Схватка завязалась нешуточная — два десятка конных воинов сжимали кольцо вокруг шестерых, отчаянно сопротивляющихся всадников. Нападающие, судя по всему, уже понесли серьёзные потери — на земле оказалось десятка полтора их товарищей. Ратибор определил это по серым одинаковым мундирам. Кое-кто из поверженных пытался отползти с дороги, чтобы избежать копыт, разгорячённых боем коней. Всадник отметил ещё одну особенность нападавших — к седлу каждого прикреплены собачья голова и метла.
Обороняющиеся мужественно отражали атаки противника. Особенно хорош воин в дорогой одежде на чёрном как ночь жеребце. Люди в серых кафтанах не отваживались схватиться с ним один на один, но и пятерых, а то и больше противников успевал сдерживать русоволосый витязь, ещё и умудрялся предупреждать товарищей о предательском ударе или нацеленной в спину пике.
Не смотря на мужество и ратное искусство, участь шестерых храбрецов была предрешена. Почти все они, кроме предводителя (Ратибор именно так определил для себя воина в дорогой одежде) получили ранения и с трудом держались в сёдлах. Взмахи клинков становились всё слабее и медленнее. На окровавленных лицах проступила печать скорой смерти.
Серые люди на рожон не лезли. Время работало на них. Они теснили противников выставленными вперёд пиками, не подпуская на расстояние сабельного удара. Русоволосый витязь метался из стороны в сторону, тщетно пытаясь вовлечь нападающих в ближний бой. Оставшиеся лежать на дороге товарищи являлись лучшим аргументом против подобного безрассудства.
Ратибор ни на мгновение не колебался, на чьей стороне он должен выступить. Устав отряда гласил: всадник, всегда обязан вступаться за слабого, если тот не изгой и если оказанная помощь не идёт вразрез с интересами княжества и его обитателей.
Пунктик про изгоев Ратибор отбросил сразу же. После знакомства с Геродотом, он изменил отношение к обитателям приграничья. Не все из них тати и душегубы. Насчёт же интересов княжества,… какие интересы могут быть у того, что уже развалилось!
Всадник вынул оба револьвера. Особо не целясь, выстрелил. Двое в серых одёжках вылетели из сёдел. И нападавшие, и обороняющиеся повернулись в сторону Ратибора.
— Это же ватага Ваньки Перстня! — крикнул один из обладателей собачьей головы и метлы.
Всадник снова спустил курки. Испуганные грохотом кони унеслись прочь, волоча за собой тела запутавшихся в стременах хозяев.
— Окружают, старшой! — истошно завопил кто-то.
Мгновение назад предвкушающие скорую победу люди в серых одеждах обратились в бегство, оставив на лесной дороге тела убитых товарищей, ничего не понимающую шестёрку храбрецов и ухмыляющегося Ратибора.
— Никак спас нас Господь, — произнёс один из оборонявшихся, сползая с коня. — Не зря видать, Никита Романович, того молодца от петли избавил. Он добро не за…
Обессилев от потери крови, воин опустился на землю. Его товарищи покидали сёдла, наиболее крепкие помогали раненным.
— Дядя Степан, ты того… не помирай, — молодой воин снял с пояса баклажку и брызнул в лицо лишившемуся сознания.
— Погожу ещё, Трошка, — глаза воина открылись, на бледных губах появилась улыбка. — Аккурат до твоей свадьбы…
— Нашли время о гулянках думать! — предводитель легко спрыгнул с коня, быстро, словно и не было изнуряющего сражения, подошёл к Ратибору. — Передавай поклон атаману, удалец. Выручил. А чего остальные не выходят?
— Какие остальные? — не понял Ратибор.
— Те, кто первый раз пальнули, — нетерпеливо пояснил воин. Во всём его облике, в аккуратно подстриженной русой бородке, в порывистых движениях, в проступающих сквозь пыль и кровавые потёки благородных чертах лица чувствовалась отвага и привычка повелевать. — Пусть выходят из схорона. Тати те, чую я, теперь вёрст пять убегать будут. Вовремя вы подоспели. Заслужили награду. При случае, замолвлю за вас словечко перед государем. Глядишь, и простит лиходейство.
— Прощение мне просить не за что и не перед кем, — обиделся всадник. — А коли и придётся ответ перед кем держать — сам за себя слово замолвлю. Без заступников. И награда мне не нужна. Чай не наёмник — от чистого сердца вступился.
— Ай, молодец! — русоволосый хлопнул Ратибор по плечу. — И атаман у вас — орёл, и удальцов себе подобрал под стать. — Он обернулся к спутникам. — Нам бы таких молодцов в Ливонию, разве бы стали замиряться тогда с Баторием-христопродавцем! Ну, зови товарищей своих. Я чай притомились они в кустах сидеть.
— Да нет никаких товарищей! — Ратибор начинал понимать, что его принимают за кого-то не того. — Один я.
— А кто же палил? — удивился воин.
— Я.
— Твой-то выстрел мы видали. Я спрашиваю про первый раз.
— И в первый раз я.
Русоволосый недоверчиво посмотрел на Ратибора, на занявшие место в кобурах револьверы, снова на Ратибора.