Еврейские литературные сказки - Перец Ицхок-Лейбуш. Страница 55

Говорят быки:

— Лучше мы тебя в тюрьму запрем.

Один бык толкнул милиционера к стене, а другой рогами прижал, милиционер там и до сих пор стоит.

А быки еще больше выросли.

Говорит им хозяин:

— Хватит вам расти, телята вы такие-разэтакие, пора вам делом заняться.

— Что нам делать? — спрашивают быки.

— Что значит что? Нате вам мешки на рога, ступайте в деревню картошки просить.

Повесили быки на рога мешки и пошли. Идут, идут быки, идут, идут. Пришли в первую деревню. Сидит в воротах человек. Спрашивают быки:

— Человек, как тебя зовут?

— Меня? Андрей.

Рассмеялись быки, замахали мешками над землей и заревели:

— Андрей, снеси яйцо скорей!

Очень Андрей испугался и пустился бежать. Видят женщины: Андрей бежит, и они за ним. Видят свиньи: люди бегут, и тоже побежали. Собаки бегут, кошки бегут, петухи кукарекают, овцы блеют, собаки лают, свиньи визжат.

Выходит Мойше-богатырь и говорит:

— Скотинка, что визжишь? Что бежишь?

Говорят они:

— Андрей бежит.

Говорит Андрей:

— Что это за быки стоят у ворот?!

Подошел Мойше-богатырь к быкам, встал перед воротами и окликает быков:

— Быки, зачем вы сюда пришли?

— Мы? Мы пришли кирпичи лепить.

— Зачем еще вы пришли? — сердито закричал Мойше.

— Мы? — испугались быки. — Мы пришли хлеба просить.

— Хорошо, — говорит Мойше, — коли так. Подождите немного, я вам привяжу к хвостам тележку и отсыплю хлеба.

Пошел Мойше-богатырь к кузнецу, выбрал там самый большой плуг, привязал его к быкам и говорит:

— Ступайте, быки, хлеб насыплю вам в мешки.

Пошли быки по полю и вспахали его, пошли по другому — и тоже вспахали, а Мойше идет за плугом.

Вспашет полосу, отряхнет плуг, повернет и дальше идет. Так и вспахал все поля вокруг деревни.

— Теперь, — говорит Мойше, — вы, добрые быки, идите паситесь, а я посею зерно. Когда хлеб вырастет, получите свою долю.

С тех пор быки остались в деревне навсегда. Летом они пашут поля и едят траву, зимой возят мешки на мельницу и едят зерно с отрубями.

Мешок туда, мешок обратно, вот и сказка вся, понятно.

Зубок

Перевод И. Булатовского и В. Дымшица

Еврейские литературные сказки - i_037.jpg

В некотором царстве, в некотором государстве, ни близко, ни далеко, жили муж с женой. Перебивались они кое-как: она торговала бубликами, он разводил табак. И была у них дюжина сыновей: один другого краше.

Первый не мог «а» от «б» отличить,
Второй мог родного отца пришибить,
Пятый ребенка не смог бы поднять,
Десятый не смог бы лучину сломать.

А двенадцатый, самый маленький, был совсем чудной: худой, длинный, в три месяца уже не хотел лежать в колыбели, а в год мог теленку кости переломать. Родителям за него стыдно, а что поделаешь? Думали они, думали, ничего особенного не надумали и решили отдать Зубка в школу учиться. Дети увидели такого длинного и перепугались. Кто чернила разлил, кто книжки уронил: никто в школе не остался, все Разбежались.

Увидела учительница, что творится, и заплакала:

— Миленький, хорошенький, не обижайтесь, но из-за вас я всех учеников растеряю.

Взяла его тихонько за руку (а он был в одной рубашке) и отвела домой. Видят родители: плохо дело, дали ему еще год подрасти, сшили ему штаны и отвели к сапожнику.

— А ну, — говорит сапожник, — посмотрим, что ты умеешь, вбей-ка гвоздь в сапог.

Взял Зубок молоток, не спеша размахнулся и ударил по печной трубе: разлетелась труба на кусочки.

— Э-э-э, братец, ты мне не пара, — говорит сапожник и дверь перед ним открывает, — ступай себе с миром на все четыре стороны.

Мать плачет, отец тревожится. Отправляют его в поле гусей пасти — стар и млад его боятся, все бегом бегут. Коровы бегут, овцы скачут, пастухи плачут. Говорят родителям, чтобы они своего красавца дома держали, а нет — подпустят им красного петуха, и дело с концом.

Стали держать его дома, на белый свет не выпускают. Ест Зубок не за троих, а за десятерых. Две буханки хлеба на завтрак мало, а на обед — мешок картошки, только подавай. Остальных своих детей родители Зубка отправили в люди, сами работают от темна до темна, а прокормить Зубка не могут.

Приходит сосед-кузнец. Не может он видеть родительского горя. Говорит кузнец:

— Отдайте мне парня, я его поставлю на работу, выйдет из него добрый кузнец.

А Зубку в то время было уже девять лет да десять месяцев: совсем большой стал. В кузнице головой до потолка достает. Бьет он молотом и бьет, так что наковальня раскалывается, земля под ней дрожит, звон слышен по всему городу. Отовсюду несут кузнецу работу, а кузнец радуется. Если прорвется мех, встает парень на колени, дунет изо всех сил, будто десять мехов. Предлагает кузнец отцу Зубка: один дает пять хлебов и другой — пять, еще кузнечиха даст что-нибудь к хлебу. А еще растет у кузнеца дочь, потом можно будет ее за Зубка просватать.

Однажды привел сосед доброго коня — подковать.

Конь боится, храпит, бьет копытом. Никак с ним не справиться. Вышел Зубок, налег на коня, кажется, слегка, и сломал ему спину.

— Э-э-э, братец, — говорит кузнец, — если ты мне будешь такое вытворять, ни дома моего, ни кузницы не хватит, чтобы расплатиться. Ступай лучше домой к отцу. Он вырастил такого сына — пусть сам с ним и возится.

Ну, Зубок уже умный стал. Не хочет идти домой: мать будет охать, отец ворчать. А кости у него крепкие, им что снег, что холод, что ветер, что град — все нипочем. Постучал он только в окошко кузнецовой дочери, наказал ей расти сильной да его дожидаться, и пошел один через леса.

Деревья растут высокие, а Зубок — выше, деревья растут сильные, а Зубок — сильнее, ломает он ветки, высекает из камня огонь и жарит грибы, сколько захочет, яблоки ест кучами, на зиму не запасает.

Вечером лазает Зубок по деревьям, с одного на другое, ищет мед, загребает целыми пригоршнями и ест, ест, ест, пока не надоест. Принимается кричать, орать, что есть силы: го-го-го! Слышат деревья — отвечают, слышат звери — ревут, слышат птицы в гнездах — перекликаются. Гудит лес: телеги, какая куда, разъезжаются, лошади пугаются, а чужие в этот лес вообще ни ногой. Так оно зимой, так оно и летом.

Зимой трещат деревья от сильного мороза, а Зубок не боится. Бродит по лесу, ищет, в снегу копается: найдет, где медведь залег, где он лапу сосет, и вынимает ему лапу из пасти.

— Хватит, — говорит, — тебе сосать. Лапа не конфета.

А медведь помалкивает — Зубок ему нравится.

Тем временем забыл Зубок, как его зовут, только рос и рос. Ему пятнадцать — он все растет. Ему шестнадцать — он все растет. Ему семнадцать…

Слышит он: деревья переговариваются, слышит: звери никак не угомонятся, смотрит: небо красное, что-то предвещает. Померился ростом Зубок с самым высоким деревом в лесу и сам себе говорит: «Хватит! Надоело!». С лесом он даже не прощается, из леса — прочь, и бежать туда, где люди живут.

Приходит в большой город. Гудят люди на улицах, как пчелы в улье. Видят люди, какой парень в город идет, с какой силушкой, обступили его, и стал он им показывать, что умеет. Перегнется назад — может пройти по нему рота солдат, как по Красной площади. Перегнется вперед — можно на него три кузницы поставить, с кузнецами и наковальнями, и ковать, ковать, а ему — хоть бы хны.

Говорят люди:

— В старые времена такого парня давно бы уже нарядили в синие штаны, шелковую рубаху с красной подпояской и объявили бы великим силачом. А теперь нет времени им заниматься. Надо идти друг с другом воевать.

Затрубили трубы, застрочили пулеметы, все похватали пики в руки — и в строй.