Любимец моих дьяволов (СИ) - Мелоди Ева. Страница 58

Я действительно призналась Катерине, как и почему оказалась в доме Якоба. Она откровенно рассказала о себе, и я не могла не отплатить тем же. Впрочем, я заранее знала, что Катя не осудит и не будет подкалывать этим. Она была удивительно добрым и понимающим человечком. Якоба обожала, но в сложившейся ситуации была на моей стороне. Наши странные отношения она старалась не комментировать. За что я была безумно благодарна. То что меня купили как вещь – угнетало. Но то, что при этом купленное не использовали… и вовсе разъедало изнутри, как бы глупо это не звучало. Ведь казалось, радоваться должна. А я – умирала, уже второй вечер, ночь, ожидая увидеть его в своей комнате… и снова засыпая в одиночестве, ненужная, отвергнутая. Непонятно почему. Зачем тогда я ему, если не хочет? Он не был зол, вроде оставил позади прошлые обиды… это не похоже на месть – дать крышу над головой, одеть-обуть… Тогда что все это значило? Может некая договоренность с отцом? И я снова не имею к поступкам Якоба никакого отношения?

Насчет гитары Якоб не то что не ругался, даже наоборот. Казалось, мой поступок – покупка чего-то не для себя, а для подруги, безмерно удивил его. Стало обидно. Совсем за человека меня не считает. Впрочем, я столько раз слово «сука» по отношению к себе от него слышала, что, казалось, бы, давно привыкнуть должна была. Но отчего-то все равно кольнуло.

Еще от обсуждения гитары всех нас отвлекло то, что мы с Кармен совершенно позабыли про белье. Да, это ужасно глупо. Якоб, вздохнув, сказал, что завтра сам отвезет меня. Чем спровоцировал мою бессонницу. Я буду выбирать с ним нижнее белье… Это пугало и невероятно возбуждало одновременно.

Вечером в доме появились неожиданные гости – Павел и еще один мужчина. Еще один бывший телохранитель Белоснежки, Паша очень удивился, увидев меня. Можно даже сказать на его лице был написан шок. А потом спросил про Толстого, и мне горло сдавило. Не смогла признаться, что пса мой муж психопат убил. Пробормотала что-то и в свою комнату ушла. Перед сном заглянула Кармен, сообщила что гости остались на ночевку.

- Ты чего сбежала из-за стола? Неприятные воспоминания?

- Да нет, голова разболелась, - отвечаю слишком поспешно.

- Ну ясно, спи. – Вздыхает Кармен. Иногда мне начинает казаться что она ко мне неравнодушна, и это еще сильнее смущает меня. Как можно быть объектом сексуального влечения для многих и в то же время – девственницей? И что скажет Якоб, когда узнает? Что отец фактически «стер» то, что было между нами? Разозлится? Что скажет, если поймет, что так у меня никого и не было, только он… Всегда только он. Моя боль и одновременно - проклятие.

Не понимаю, как я могла забыть о белье. И теперь чувствую себя ужасно неловко – ничего домашней одежды мы тоже не купили, а пресловутый халат – в стирке. Поэтому спать приходится обнаженной. Оставив всех за празднично накрытым столом в гостиной, я впервые уснула сразу, едва голова коснулась подушки, как убитая. Возможно потому что решила – раз дома гости, Якоб не тронет меня. От Пашки вообще всегда чувствовала защиту. Да и Кармен, я уже начала привыкать к мысли, что в обиду не даст. Да и сам Якоб не проявлял никакого интереса ко мне.

Просыпаюсь от того, что пить хочется нестерпимо, на часах два часа ночи, прислушиваюсь – в доме полная тишина. Чтобы налить стакан воды нужно спуститься на первый этаж. Я сонная, одеваться неохота, поэтому набрасываю самое простое – тонкий короткий сарафанчик – в нем и сплю, но сегодня постирала его, он еще слегка влажный.

Мне нравилось спать обнаженной. Удивительные ощущения. Но только не в этом доме и не в моем положении. Все время ожидая что Якоб ворвется в комнату и предъявит свои права. Снова причинит мне боль, еще худшую, чем тогда. Я боялась и в то же время ждала этого. Наверное, во мне есть скрытая склонность к мазохизму, иначе почему я зациклилась на человеке, который всю жизнь демонстрирует ненависть ко мне.

Хорошо, что спальня Якоба в самом дальнем конце второго этажа, сбоку от эркера. Моя – ближе к лестнице. Намереваюсь лишь быстро спуститься по лестнице, налить стакан воды и вернуться к себе в комнату. Несусь так быстро, что ничего не вижу перед собой, и замечаю препятствие лишь когда на полном ходу врезаюсь… в нечто очень твердое, крупное и горячее. Едва не падаю с последних ступенек лестницы, но сильные мужские руки удерживают меня.

- Что ты здесь делаешь? - раздается над ухом хриплый голос Якоба. Меня начинает трясти мелкая дрожь. Полумрак, его глубокий голос и почти объятия… Начинаю задыхаться. Нет сил произнести ответ. Но делаю над собой усилие.

- Я… - вот и все что успеваю произнести, когда Якоб перебивает меня.

- Новая игра? Или решила подбросить дровишек в старую?

- О ч-чем ты? – не в моих правилах, показывать уязвимость, но я действительно напугана до такой степени, что зуб на зуб не попадает. – Я п-пить хочу.

- Почему ты в таком виде? В этом доме сейчас три мужика. Кого из них соблазнить решила? Или хочешь столкнуть нас лбами?

С этими словами Якоб тащит меня за собой. Я упираюсь, испуганная его напором и злостью. Втаскивает в кухню и дергает на себя.

Только сейчас до меня доходит что я и правда забыла совершенно о Павле и его спутнике. Мне становится нехорошо. Понимаю, как выглядит это в глазах Якоба. Я всегда перед ним – сосредоточие всего худшего.

- Пожалуйста… Я лишь хотела…

И снова он не дает мне договорить, обхватывает мою талию и приподнимает в воздух. А затем сажает на холодную поверхность мраморной столешницы, его пальцы впиваются в мои ягодицы.

- О чем ты просишь, Белоснежка? Трахнуть тебя прямо посреди кухни?

Его руки оглаживают мои бедра и перемещаются вперед, затем резко разводят мои ноги на максимальное расстояние, из моего рта вырывается испуганный вскрик. Рука Якоба скользит по внутренней поверхности бедра, притягивает меня к себе ближе, на край столешницы, и касается моей обнаженной промежности. Начинаю вырываться, стараюсь оттолкнуть его, отодвинуться подальше.

- Даже белья нет. Как удобно, -шипит Якоб. У меня нет сил справиться с ним, его пальцы начинают гладить меня между ног. Это не ласка ни в коей мере, скорее расчетливое изучение. Но волны, похожие на слабые удары током, все равно разносятся по моему телу, и я понимаю, что становлюсь влажной. Мне нестерпимо стыдно. Все что он думает обо мне – я подтверждаю раз за разом. Нет никакой возможности показать себя другую. Вдруг руки Якоба оставляют меня. И нет больше жара, лишь холод.

- Это случится, когда Я решу, поняла? – шипит мне в лицо Штаховский, обхватив меня за шею той самой, еще влажной рукой, которой только что ласкал меня. Пальцами, которые почти были во мне. – Прекращай свои игры, иначе пожалеешь. Не поняла еще, что тебе не выиграть?

- Я ничего такого не планировала! – вырывается у меня. Горю от обиды, смешанной с неудовлетворенным желанием.

Якоб снова дергает меня на себя, оказываюсь в его объятиях, его руки крепко держат меня под ягодицы. Обхватываю его руками за плечи, боясь упасть. Он идет со мной вглубь кухни, к противоположной стене. Вжимает меня в нее, точно трахнуть прямо здесь и сейчас собирается. Чувствую его напряженный член, упирающийся мне в живот. Задыхаюсь от страха, смешанного с восторгом – самое идиотское сочетание, только такой ненормальной одержимой дуре как я свойственное…Якоб горячий как печка. Завороженно смотрю на капельки пота, выступившие на его подбородке. Он борется с собой, внезапно осознаю это, и мне становится нестерпимо больно, отчаяние разъедает меня. Борется, даже купив меня. Настолько считает негодной, ядовитой.

Отпускает меня и буквально отшатывается. Возвращается к столешнице, достает из сушилки высокий прозрачный стакан и наливает в него воду из фильтра.

- Возьми.

Я почти сползла по стене, у которой он меня оставил, но заставляю себя встать на негнущиеся ноги. Подхожу к нему и протягиваю дрожащую руку. Беру стакан и начинаю пить, слишком жадно, неаккуратно. Струйка воды стекает по горлу. Якоб завороженно смотрит на нее. Протягивает руку и вытирает пальцем.