Love Is A Rebellious Bird (ЛП) - "100percentsassy". Страница 13

— Эй, — сказал Найл, возвращая его обратно к реальности и одаривая суровым взглядом. — Это дело времени. Ты это знаешь. Ты заслужишь их доверие. Заслужишь. Ты всегда заслуживаешь.

Правда, что до сих пор Гарри почти повсюду добивался успеха, доказывая себе, что он более чем талантливый дирижёр. В итоге он всегда заполучал уважение оркестра вне зависимости от того, какими шаткими были их отношения вначале. Не было ни единой причины, почему с ЛСО что-то могло пойти не так.

— Я не знаю, как всё получится на этот раз, Найл, — медленно сказал Гарри, прижимая руку ко лбу и закрывая глаза. Он не осознавал, что был так встревожен, пока они не начали разговаривать. — Такое чувство, что всё как-то по-другому.

Целую минуту они провели в молчании, Найл позволил ему подумать.

— Как будто я хочу слишком многого? — неопределённо сказал Гарри, открывая глаза, чтобы оценить ответ друга, всё ещё не уверенный в том, что сам вопрос был правильным.

— Ах, Хаз, — сочувственно сказал Найл. Он посмотрел точно на Гарри, с беспокойством прищуриваясь. — Пойдём опрокинем пару пинт сегодня. Давай?

Гарри откинул голову назад и рассмеялся, согласно кивая, вновь наполняясь любовью к Найлу. Тот улыбнулся, счастливый оттого, что может помочь, и приступил к чтению описаний ближайших пабов, которые он посчитал подходящими. У него была запутанная система оценки пабов, которые перекрещивались между собой. Он включал в неё те, что были часто посещаемы, пабы с хорошим пивом и те, где стояли приемлемые музыкальные автоматы. Согласно системе Найла Хорана, в убывающей последовательности эти три фактора индивидуум должен был принимать во внимание для оценки перспективного питейного заведения. Он относил себя к истинным знатокам в данном вопросе. («Я потратил на это 10 000 часов, Гарольд. Гениями становятся, а не рождаются, и я гений чёртового паба, так что слушай».)

Гарри внимательно вслушивался в то, о чём говорил Найл. Он всегда был тем, кто любил слушать, как люди рассказывают об интересующих их вещах. Но резкое движение снаружи офиса привлекло его внимание. Луи Томлинсон и Элеанор Колдер появились на другой стороне антресольного этажа, проходя через узкую площадку атриума и двигаясь прямиком в направлении северного крыла. Они шли довольно быстро — или, точнее, Томлинсон шёл довольно быстро, его сильные ноги несли его с изящной деловитостью. Колдер просто пыталась за ним поспевать. Вероятно, они оба направлялись на групповую встречу, судя по толстой папке в правой руке Луи и футлярам для скрипок, которые они оба тащили. Как только Гарри собрался снова уделить всё своё внимание Найлу, Элеанор Колдер повернула голову и взглянула на его офис. Казалось, будто она смотрела прямо на него, но Гарри не был уверен, что она могла увидеть его с такого расстояния, со стеклянной стеной офиса между ними. Он убедился, что она, впрочем, могла, когда та (к его великому удивлению) широко улыбнулась и помахала рукой в откровенно кокетливой манере. Она даже откинула свои прекрасные тёмные волосы за плечо. Взгляд Гарри упал на Томлинсона, как раз когда тот в свою очередь закатил глаза, как обычно, совершенно не впечатлённый, а затем вдвойне ускорился. Чтобы успеть за ним, его застывшей партнёрше пришлось сделать несколько быстрых шагов. Её украшенные драгоценными камнями туфли заблестели, отражая свет, струившийся через окна Барбикан.

— Проклятый Томмо, — фыркая, сказал Найл. Он обернулся и взглянул туда же, проследив взгляд Гарри, когда тот перестал его слушать, и был явно увлечён тем, что увидел. — Всё время будто на чёртовой миссии.

Гарри выдавил смех.

— Несомненно, это было для меня.

— Я всё ещё думаю, что вы поладите, — сказал Найл. Он сморщился, а затем осторожно добавил, растягивая слова: — Со временем…

— Он думает, что я смешон, — сказал Гарри, поднося пальцы к губам, вся правда застыла у него в голове, как только он произнёс это вслух. — Он думает, что «Дон Жуан» — посмешище, и я вместе с ним.

— Ты не посмешище, а если Луи так думает, он идиот, — голос Найла был низким, было ясно, что он расстроен из-за этой ситуации. Взволнованный, он резко постукивал пальцами по подлокотникам.

— Здесь нет ничего такого, с чем бы мне не приходилось сталкиваться раньше, — сказал Гарри тихо и неубедительно. Это правда. По крайней мере, должно быть правдой. Это должно было быть правдой, но не было, не совсем. Почему-то Луи казался другим. Он резал так жёстко, так глубоко, и Гарри не был готов думать, почему так получалось. Не сейчас.

— Я с ним поговорю, — решительно произнёс Найл, всё ещё раздражённо ёрзая в кресле.

— Нет! — воскликнул Гарри намного резче, чем собирался, неистово краснея. Ему пришлось потрясти головой и глубоко вздохнуть, перед тем как продолжить, пытаясь успокоиться: — Пожалуйста, не надо, Найлер. Я ценю это, но я сам могу справиться. Я действительно могу.

Он чувствовал себя до странности уязвимым перед Найлом, который видел, насколько Луи его беспокоил. Смущённым, на самом деле. Он закатил глаза, желая исправить ситуацию, каким-то образом взять над ней контроль. Обычно он чувствовал себя комфортно, оказываясь беззащитным перед Найлом, и он не знал, почему сейчас всё было по-другому. Боже, всё в Луи Томлинсоне заставляло его чувствовать себя не в своей тарелке, невероятно неловким в своей собственной коже. Как нелепо. Он был нелепым, ему нужно остановиться. Он не мог позволить Томлинсону таким образом залезть к себе в голову; Гарри мог с лёгкостью справиться с ним.

— Я слишком драматизирую, не слушай меня. Это всё новая работа, стресс, всё такое. Всё в порядке. Я в порядке. Луи Томлинсон в порядке. Он лучший, самый приятный, самый добродушный скрипач во всём мире. Всё прекрасно, всё в порядке. Не волнуйся за меня.

Найл скептически посмотрел на него с другого края стола, вскидывая брови.

— Как скажешь, Стайлс.

Гарри кивнул.

— Конечно.

— Нам точно нужно выпить пару пинт, да? — сказал Найл, всё ещё беспокоясь и, вероятно, намереваясь снова начать дискуссию.

— Ага, — кивнул Гарри, — пинты бы не помешали.

В тот момент Гарри не заботило то, что в конце вечера Найл всё равно собирается всё из него вытрясти. Его не заботило то, что он наверняка сдастся и проболтается, тотчас вывалит наружу свои жалкие, неуверенные переживания. Он только предвкушал чувство тяжёлого холодного стекла в своей руке, неоспоримую янтарную красоту безупречного пива и приятную затуманенность сознания после хорошего вечера. Гарри правда, правда нужно было выпить, это уж точно. Это была длинная неделя.

***

Сидя на стуле, Луи поёрзал из стороны в сторону, достаточно аккуратно, чтобы не столкнуть скрипку, лежащую на его левом колене. В ожидании Стайлса, который вот-вот должен был появиться для продолжения репетиции, он медленно разминал шею и плечи небрежными круговыми движениями, пытаясь снять некоторое напряжение в мышцах. Был поздний вечер четверга, и они работали над «Дон Жуаном» уже на протяжении нескольких часов. В данный момент они были полностью заняты одним из множества сложнейших пассажей. Технически он звучал безупречно, и для ушей Луи он уже начинал звучать зрело в эмоциональном плане, но, кажется, Стайлс не был удовлетворён результатом. Он прервал оркестр три минуты назад лёгким взмахом дирижёрской палочки и с тех пор стоял в задней части Джервуд-холла и хмурился, изредка подёргивая себя за нижнюю губу, вероятно, потерявшийся в мыслях.

Луи закатил глаза, едва подавляя сердитый вздох. Он взглянул на Элеанор, проверяя, разделяет ли она его гнев и желание наконец начать репетировать. Элеонор пребывала в нетерпении: её взгляд был полностью сконцентрирован на Гарри Стайлсе, и она почти неподвижно ожидала, что тот скажет дальше. Луи снова закатил глаза. Поёрзав на стуле, в этот раз он не совсем сдержал вздох, который вышел весьма раздражённым. Он опустил взгляд на руку с часами, стрелки которых едва ползли, и каждое их движение казалось медленнее предыдущего.

Когда Стайлс наконец-то заговорил, это было не то, чего ожидал Луи: