Love Is A Rebellious Bird (ЛП) - "100percentsassy". Страница 72

Луи вздохнул и кивнул, опуская взгляд на свои руки. У них уже был этот разговор, и сейчас, когда ссоры с отцом только ухудшались, он не хотел расстраивать маму. Он искренне не хотел этого. Он знал, скольким она жертвовала, чтобы оплатить его занятия, не говоря о собственной скрипке. И он действительно любил свою скрипку — даже больше, чем футбол, больше всего на свете. Вина охватила его, и он решил (в пятидесятый раз), что исправится. Он станет лучше для неё.

— Сейчас я хочу, чтобы ты поднялся в свою комнату и практиковался целый час. Заработай свой ужин. Не забудь, что в пятницу у тебя концерт, ты должен идеально выступить, чтобы впечатлить мистера Холла.

Он кивнул.

— Да, мам.

— А после ужина ты сядешь и напишешь мне эссе на одну страницу о том, почему так важно практиковаться каждый день. Не через день. Не большинство дней. А каждый божий день.

— Хорошо, — тихо ответил он и тяжело зашагал вверх по лестнице.

Почему так важно практиковаться КАЖДЫЙ день

Луи Уильям Томлинсон

Практиковаться каждый день — действительно важна, потому что благодаря практике ты сможешь начать лучше играть на своем инструменте. Если бы я никагда не практиковался игре на скрипке, я бы никогда не знал разных аккордов, не смог бы играть лигу, или стаккато, или всеми пальцами сразу. Мой учитель научил меня всему этому на моих уроках, но я всё ещё должен тренироваться дома, для харошего результата и вот почему так важна практиковаться каждый день. Я и сейчас могу делать их, но смогу лучше если постораюсь.

Я собираюсь стораться. Я собираюсь практиковаться каждый день, даже если на улице хорошая пагода и даже по воскресеньям (но я пойду в церковь с тобой потому что это всево на час) так как мне нужно риализовать свой потенциал. Я обещаю практиковаться каждый день с этава момента и я буду идеальным чтобы впечатлить мистер Холла. Я ЧЕСТНО обещаю, мам. Я буду работать над трелью тоже. Я обещаю практиковаться даже в своё день рождения и на Рождество.

***

Луи не был уверен, сколько прошло времени, прежде чем он наконец поднялся на ноги, разминая хрустящие суставы и спину. Он не слышал никаких звуков из коридора в течение длительного времени — возможно, наконец, на горизонте было чисто. Или же, как только он выйдет из шкафа, его расстреляют. В любом случае его нормальное состояние медленно возвращалось, призывая двигаться. Ему нужно было сложить Гром, ему нужно было домой. Он не мог оставаться в этой неопределённости вечно.

Осторожно Луи отпер дверь. Коридор был пуст, свет — выключен.

— Слава Богу, — прошептал он.

На цыпочках он добрался до места, где оставил свой футляр для скрипки, находя его в спокойной обстановке между двух раскладных стульев. Быстро и тихо он уложил Гром в мягкий бархат и застегнул футляр, решив забрать инструмент домой, чтобы в очередной раз прорепетировать Бруха с самого утра — на случай, если у него будет ещё один шанс исполнить его. Луи вздохнул. Он надеялся… Ну, он, конечно, не был уверен, не после сегодняшнего дня. Он ходил взад-вперёд по небольшой подсобке, не будучи уверенным в том, сможет ли он когда-либо снова выйти на сцену Барбикан.

Но практика хотя бы была тем, в чём он был уверен.

Сердце Луи подскакивало в его горло каждый раз, когда он сворачивал за угол, но, к счастью, там никого не было — ни за кулисами, ни в коридорах, больше похожих на лабиринты, которые выходили в вестибюль. Он опустил голову, молясь, чтобы все уже уехали домой, и он мог спокойно выйти и словить такси. «Пожалуйста, пусть вестибюль будет пустым, — подумал он, приближаясь к двери. Пожалуйста, пусть он будет огромным, тёмным и пустым».

Его рука уже тянулась к ручке двери, когда он услышал голоса. Два голоса, оба очень знакомые ему. Один был похож на отдалённый гром, низкий и рассудительный, это был второй раз за этот вечер, когда он слышал его через дверь. Другой голос был высокий, яркий, более похожий на его собственный. Он замер.

— Нельзя сказать, что это не было незабываемо. По крайней мере, интереснее, чем скучное выступление моего сына, — это была его мама. Луи знал, что Джей пыталась произвести хорошее впечатление на Гарри, но в её речи присутствовала вынужденная, эффектная лесть и неискреннее хихиканье, так до боли знакомые ему. Он сам применял эту тактику раньше, когда нужно было кого-то очаровать.

— Он очень запоминающийся, — тихо произнёс Гарри. Осторожно. Луи ощутил его защитный тон. Он никогда не видел их контактирующими друг с другом.

— Брух был для него хорошим вариантом, — продолжила Джей. — Что бы ты действительно не хотел услышать в его исполнении, так это медитативную пьесу. Знаешь, с настоящими эмоциями. Я боюсь, он никогда не сможет этого сделать, — она грубо рассмеялась, собираясь что-то добавить, но остановилась. — Тагги, Пити! — крикнула она. Луи прикрыл свои глаза, когда она начала слишком радостно приветствовать Диверси-Питершимов.

Были и другие двери, через которые он мог запросто ускользнуть. На мгновение он задумался об этом.

— Ох, Джей, — произнесла одна из них. Луи не мог сказать, кто именно, он не знал их достаточно хорошо. — Ты видела Луи? Бедолага.

— Это ужасно на самом деле, — заговорила вторая женщина. — Мне его очень жаль.

— Уверена, что он в порядке, — ответила Джей. Она говорила слишком быстро, отчаянно смешивая провал Луи с беззаботными вещами. Будто он был каким-то бельмом на её жизни, за которое ей было стыдно, от которого она пыталась оградиться. — Он всегда был королевой драмы, особенно когда был младше, — она вздохнула, и Луи знал, что она пожала плечами в этот момент, всем своим видом показывая: «Ну, я сделала всё, что смогла». Затем она снова хихикнула. — Что ж, единственное, что он получил от сольной карьеры, — это стал дивой.

Сердце Луи сжалось, когда все засмеялись; все, но не Гарри. Может быть, он ушёл. Луи прислонился лбом к двери. Он задыхался в своем накрахмаленном воротнике, пот пропитал почти всю рубашку, а тело начинало зудеть. «Мама, — простонал он про себя. — Просто хватит».

— Но твой сын так талантлив, — сказала Пити или Тагги. «Вероятно, они думают, что это то, что она хочет услышать». — Мы все знаем, насколько он талантлив.

— Давайте будем честны друг с другом, правда, — ласково ответила Джей. — Он действительно не подходящая кандидатура для такого рода вещей. У него нет того самого… понимаете, о чём я говорю? Именно того Х-фактора. Я боюсь, что после счастливой случайности с Дворжаком, люди не совсем честны с ним. Они требуют от него те вещи, которые он не может им дать. И меня, как мать, это очень беспокоит.

— Что ж, — Луи был уверен, что женщины не знали, как реагировать на её слова. Его мама, вероятно, улыбалась им, обезоруживая. Она так сильно не хотела казаться предвзятой, особенно в окружении представителей этой индустрии. Отказывалась хоть на секунду встать на сторону Луи, хоть на мгновение. «Она никогда не гордилась мной. Никогда. Я всегда слышал только критику».

— Он не такой, как Гарри, — произнесла Джей своим тонким, фальшивым голосом. — Ты родился звездой, не так ли? Очаровывая всех вокруг ещё с самых пелёнок. Не все могут быть такими. Я ненавижу матерей, которые обманывают себя, думая, что их отпрыск особенный. Нет, Луи всегда был слишком серьёзным, он совсем не требователен к себе.

Луи услышал, как Гарри прочистил горло, глубоко вздыхая. (Значит, он всё ещё был здесь…)

— Он требователен к себе.

Луи перестал дышать, его сердце мучительно билось в конвульсиях в его груди, когда он практически слился с дверьми. Гарри был прямо там, по ту сторону. «Я люблю тебя, дорогой. Боже, я-я хочу…» — Луи прикусил губу, чтобы не произнести это вслух. Он всё ещё был напуган. В его голове снова вспыхнул образ руки Флориана на шее Гарри.

— Хм? — спросила Джей. В её тоне присутствовала нотка свойственного ей скептицизма.

— Он невероятно требователен к себе, — повторил Гарри. — И, эм, лично я… — он прочистил горло, обращаясь ко всем собеседницам, — я думаю, что любой, кто обратил внимание на Луи, знает, что Дворжак не был случайностью. Это… это как напоминание, насколько значительным он может быть, как правильно он умеет оказывать поддержку. Он потрясающий. Просто иногда ему нужно немного помочь, чтобы он это увидел.