Трезуб-империал - Данилюк Эд. Страница 26

— Капитан Сквира, — ответил следователь. — Я по поводу Ревы.

— Ого! — воскликнул фотограф. — Вот что значит наши доблестные органы! Элегантно, быстро, эффективно!

Квасюк сделал широкий жест в сторону стула, на котором только что сидел, сам присел на стол и слегка откинулся на стоявший у боковой стены приземистый деревянный шкаф с огромным количеством ящичков. Скорее всего, там хранились светочувствительные пластины и готовые отпечатки.

              — Я фотографировал монеты Ореста Петровича. Часто бывал у него дома. Так что, если бы вы не пришли ко мне сегодня, завтра я сам бы к вам пошел… — Он рассмеялся.

              Северин Мирославович кивнул.

— Вы фотографировали… э-э-э…

Квасюк решил, что вопрос задан, и заговорил, не ожидая, пока капитан закончит:

— Да, да, для выставок, каталогов, книг, газет, журналов — все и не вспомнишь. А сфотографировать монету — это вам не карточку на паспорт слепить. Фокусировка, глубина, фактура, цветопередача… Нужны специальные подставки, свет, фильтры, объективы. Не говоря уже об особой фотобумаге. Я иногда вижу свои работы в каталогах и газетах. Аж злость берет — ну подписал бы этот Рева хотя раз: «Фотограф О. С. Квасюк»… — Парень приподнялся и протянул Сквире руку: — Олег Сергеевич.

Капитан пожал ее и в свою очередь представился:

— Северин Мирославович.

— Да, да, — закивал Квасюк, опять присаживаясь на стол. — Наслышан. Знаменитый сыщик из Луцка. Весь город гудит.

В комнате остро пахло реактивами. Стол был загроможден всякой всячиной, о назначении которой Сквира мог только догадываться — фотоувеличители, несколько фонарей, множество ванночек, коробки с торчащими трубками… Здесь же валялись бухты свернутого кабеля, удлинители, металлические пластины, щипцы, столики с горизонтальными ножами, пара паяльников, приборчики с линзами и шкалами. За спиной Квасюка скрывалось странное приспособление в виде двух окрашенных в защитный цвет и соединенных толстым кабелем коробочек: большей — с двумя шкалами и меньшей — с пластиковой ручкой. Над столом нависали полки, плотно заставленные банками с порошками и растворами. На стене на огромном полотне оргстекла сушилось несколько готовых фотографий.

— Есть уже ниточки? — поинтересовался Квасюк.

— Трудно сказать. Мне тут, кстати, поведали об одном инциденте, произошедшем весной между Ревой и неким Рыбаченко. Говорят, драма разыгралась прямо здесь. Вот, зашел разузнать подробности у зрителя из первого ряда…

Фотограф пожал плечами.

— Я бы не сказал, что был какой-то особый инцидент. Очереди у нас иногда собираются просто неимоверные, особенно перед праздниками…

Сквира невольно улыбнулся.

— Вы не смотрите, что сейчас никого нет, — рассмеялся Квасюк. — В городе всего одно фотоателье. Второе, в доме быта, на ремонте который год. Так что если вам нужны художественные фотографии, гравировка, траурные таблички, копии снимков, — это все к нам. Точнее, ко мне. Мой сменщик только портретами занимается. Ну, и карточками на документы. Иногда выездами на объекты. А так — все я. Отсюда и очереди…

— Понятно.

— Ну вот. Прибежал Генка, стал рваться ко мне… Генка — это как раз ваш Рыбаченко и есть. Его зовут Геннадий.

Северин Мирославович кивнул.

— Так вот. Генка стал рваться ко мне, игнорируя очередь. А в той очереди как раз был Орест Петрович. Рева обиделся. И — на Генку, и, что самое интересное, на меня. А я-то тут причем? Пришлось потом извиняться…

— А зачем Рыбаченко к вам приходил?

Квасюк замялся, потом махнул рукой.

— Черт его знает. Он пьяный был.

— Но что-то же он говорил?

Фотограф смутился уже сильнее.

— Сказал, что хочет прикупить у меня чего-нибудь из одежды. — Квасюк виновато покосился на капитана и стал нехотя пояснять: — Родственники из Хелма  как-то привезли мне шмотки. А я по глупости приятелю предложил. И попался. Конечно, либо будь специалистом, либо не лезь не в свое дело! — Он стиснул зубы, отчего на его лице заиграли желваки. — Мне особенно стыдно. Меня ведь из милиции иногда приглашают фотографировать места преступлений, а я на фарцовке попался! Стыдно! Я после того раза, конечно, больше ни-ни…

— А Гена?.. — подсказал Сквира, пытаясь вернуть Квасюка к теме разговора.

— А Гена был пьян. Чего ко мне рваться? Денег у него не было к тому моменту уже месяца три. Да и вообще — кто же с такими делами прорывается через очередь?

— Загадка…

— Да какая там загадка! — повеселел Квасюк. — Пьяный Генка был и злой. Вот и искал приключений. Мне потом сказали, что с Ревой это у него вроде как продолжение было. Они еще накануне повздорили. Я, чтобы не устраивать сцен, завел Генку сюда, в проявочную. Он вот тут сидел, прямо на том месте, где я сейчас сижу. Сумку свою на этот шкаф с фотоматериалами бухнул, сам к нему прислонился, чуть ли не лег, перегаром воняло, что дышать было невозможно. А он сидит и всякую ахинею несет. Мол, дай шмоток поприличнее. В долг! Ну, я поговорил с ним, дал отдышаться да и выпроводил…

В комнату заглянула приемщица.

— Звонила Шимко, — сказала она извиняющимся тоном. — Будет минут через десять.

— Хорошо. Кстати, ты помнишь ту историю в мае? С Генкой?

— Я же тогда еще тут не работала, — пожала плечами девушка.

— Точно! Предыдущую приемщицу пришлось попросить. Безалаберная была девица! Могла одним движением угробить работу всего ателье.

Приемщица бросила взгляд на Сквиру и тихонько исчезла. Фигура у нее была именно такой, какие бывают у девушек, измученных недавними школьными уроками физкультуры и польскими журналами мод.

— И чем кончилась та история? — капитан вновь повернулся к фотографу.

— Черте чем! Генка у меня сидел и что-то канючил. Рева обиделся и ушел. Очередь бунтовала. И для всех крайним, вы удивитесь, был я! Потом я Ореста Петровича встретил в городе, все объяснил, извинился. Он понял, оттаял. Спустя какое-то время пригласил меня на празднование своей новой награды, престижного нумизматического приза.

— Но вы и до этого у него дома бывали?

— Ну, как не бывать! Я фотографировал монеты Ревы много лет. Плюс ему нравились натюрморты, которые я иногда пишу. Так что да, Орест Петрович, когда собирал у себя друзей, приглашал и меня. И, бывает же такое совпадение, я любил у него бывать! Интересные собеседники, по-настоящему приятные люди…

— А откуда вы знаете Рыбаченко?

— Так мы с ним в одной школе учились! В разные годы, конечно…

Квасюк похлопал себя по карманам и вытащил пачку «Винстона». «Двадцать рублей на базаре. А может, и все двадцать пять», — отметил Сквира.

— Пойдем, покурим? — предложил фотограф.

Они прошли через студию и оказались в холле для посетителей. Там все еще никого не было, кроме приемщицы.

— Мы сейчас, — сказал ей на ходу Квасюк. — В проявочной вдвоем не выживешь…

Девушка кивнула. Взгляд ее больших глаз снова на мгновение замер на Сквире.

Капитан и Квасюк вышли из ателье и остановились под старым дубом у входа. Светило солнце. Вокруг царили спокойствие и безмятежность. Несколько прохожих неспешно прошли мимо.

Квасюк протянул капитану пачку сигарет. Сквира покачал головой. Фотограф закурил. Вместо тривиальных спичек он использовал импортную одноразовую зажигалку.

— Говорят, с тех пор Рыбаченко… ну… разбогател? — продолжил расспросы капитан.

— Это да! — хмыкнул Квасюк. — Везет же некоторым!

— А откуда у него… э-э-э… деньги?

— Родители, наследство бабушки… — Он затянулся, медленно выпустил дым. И добавил, посмеиваясь: — Генка говорит, что сделал научное открытие…

— А где Рыбаченко бывает? Где его можно найти?

— Вон там! — фотограф махнул рукой в сторону видневшейся вдали центральной площади. — Гастроном, вино-водочный отдел.

— А если его там нет?

— Тогда он с какой-нибудь девушкой, — пожал плечами Олег Сергеевич.

Невдалеке раздались звонкие детские голоса. Пионеры парами заходили в расположенный поблизости кинотеатр. Вокруг них суетились двое вожатых, тоже в пионерских галстуках. По-видимому, кинотеатр им. Т. Г. Шевченко давал сегодня что-то патриотическое, обязательное для просмотра.