Конан и день льва (CB) - Евтушенко Валерий Федорович. Страница 10
Прочитав обиду на лице Конана, он тоже подошел к карте.
— Вот гляди, допустим, ты сумеешь где-то раздобыть шесть-семь тысяч воинов и переправиться через Хорот, хотя мост охраняется, а удобный брод найти здесь проблематично. Допустим даже, тебе каким-то чудом удастся овладеть Тарантией и, предположим, убить короля. Допустим… А дальше что?
Конан на секунду задумался, затем самонадеянно произнес:
— Затем я стану королем! Об этом я слыхал много предсказаний.
— Тогда ты еще глупее, чем я о тебе подумал! — вспылил Троцеро. — Не пройдет и недели, как твои жалкие шесть тысяч, не понятно откуда взявшихся солдат, окружат по меньшей мере, три мощные аквилонские армии, возьмут штурмом Тарантию, в которой против узурпатора немедленно поднимется народ, и вздернут тебя на самой высокой башне без суда и следствия! И, кстати, правильно сделают, потому что только полный идиот станет рисковать головой, чтобы завоевать Рубиновый трон для принца Нумитора!
Просперо кивнул головой в знак одобрения словам графа и добавил:
— А ведь есть еще и Валерий, родственник короля, который сейчас в изгнании.
Рука Конана сама потянулась к затылку.
— Об этом я как-то не подумал, — с виноватым видом сказал он, — действительно, кто позволит мне, безродному варвару, занять трон при наличии законных наследников…
— В этом-то как раз, — смягчился Троцеро, — ничего невозможного нет, если за твоей спиной будет военная сила и широкая поддержка всех слоев населения. Нумитор может отказаться занять трон, его можно, в принципе, и вовсе не спрашивать. Валерия тоже… Но мне интересно знать, откуда ты возьмешь эти самые шесть-семь тысяч воинов, с которыми переправишься через Хорот?
— Я рассчитывал на твоих рыцарей, граф, — с некоторым смущением ответил киммериец.
Троцеро рассмеялся сардоническим смехом, а Просперо покачал головой, словно услышал неуместную шутку.
— Ты, Конан, слыхал что-нибудь о моем походе на Шамар, предпринятый эдак лет пятнадцать назад? — спросил граф, возвратясь к столу и наполнив кубки.
— Конечно! О нем помнит вся Аквилония, — пожал киммериец могучими плечами.
— Вот именно, что помнит! — с нажимом произнес Троцеро. — И не только помнит, но и по сей день любой аквилонец с подозрением косится в сторону Пуантена. Могу тебе твердо гарантировать, что с моими рыцарями ты не то, что Тарантией не овладеешь, но даже и Хорот не перейдешь. Весь край от мала до велика, забыв о Нумедидесе, поднимется против тебя! Народ может долго терпеть своего тирана, но с захватчиком не смирится никогда, будь тот даже в сто раз лучше.
— Но, что же тогда делать? — беспомощно развел руками киммериец.
— Учиться мыслить стратегически! — твердо сказал граф. — А стратегия предполагает выработку плана действий на определенный период, с учетом, как своих сил и возможностей, так сил и возможностей, а особенно, слабых мест в позиции противника. Основная цель стратегии достигается через решение промежуточных задач, то есть тактикой. Вот как ты считаешь, почему мне не удалось взять приступом Шамар, хотя у меня было больше десяти тысяч воинов?
— Армия короля оказалась сильнее? — предположил Конан, пригубив кубок.
— Да там и не было никакой армии, кроме гарнизона, — с досадой вздохнул граф, — Тогдашний король Вилер Третий, дядя Нумедидеса заперся в Тарантии и носа оттуда не высовывал. Шамарцы все до единого поднялись против меня, даже дети и глубокие старцы! Мы выжгли окрестности города на две лиги вокруг, но мужество защитников было столь велико, что пришлось снять осаду и отступить.
— Но я слыхал, что твои люди взяли Шамар приступом и даже разграбили город? — удивился киммериец.
— Это изрядное преувеличение действительных событий, — неохотно сказал граф. — Да, мы разграбили предместье и даже захватили часть городской стены. Но потом я понял, что овчинка не стоит выделки, разрушение Шамара и убийство всех его жителей не входило в мои планы. А иным путем победы было не одержать. То есть, я допустил стратегический просчет, когда затеял этот поход.
— Отсюда напрашивается вывод, — заметил Просперо, — нужно все продумать так, чтобы при приближении армии Освободителя каждый аквилонский город сам открывал ворота, видя в нем не захватчика, а ниспосланного свыше Спасителя. Даже в том случае, когда с ним вместе будет и вся армия Пуантена.
— Именно так, мой друг! — положил руку на плечо бывшего пажа Троцеро. — Вижу, моя наука не прошла для тебя даром. Но это лишь часть нашей стратегии. Ты сказал, — обратился он к киммерийцу, — что из Железной Башни тебе помог бежать граф Каллиодис?
— По крайней мере, так сказал тот офицер, который освободил меня из башни, — ответил Конан, — не думаю, что он стал бы обманывать меня.
Троцеро задумался, подперев рукой подбородок. Каллиодиса он знал довольно неплохо, как знал и то, что тот не одобряет действий Нумедидеса и считается признанным лидером тех крупных земельных магнатов, которые осуждают проводимую королем политику. Их было не очень много, всего человек пять-шесть, но им принадлежала половина всех земельных угодий Аквилонии и они пользовались огромным влиянием в государстве. С ними вынужден был считаться и сам Нумедидес, так как у каждого из них имелась своя собственная армия, а вместе они легко могли выставить десять тысяч тяжеловооруженных мечников. Именно такого количества пехотинцев наряду с двумя-тремя тысячами лучников и не хватало для претворения в жизнь далеко идущих планов Троцеро. Смущало графа лишь то, что Каллиодис как, впрочем, и сам Троцеро ничего не делал просто так. «Похоже, он тоже решил поставить на Конана, поэтому выручил его из беды, — подумал владыка Пуантена, — только задолго до меня. Если так, то соваться к нему не стоит, заподозрит во мне соперника…». С другой стороны, если с такой просьбой на Каллиодиса выйдет сам Конан?
Все это следовало хорошо обдумать…
Киммериец же, молча потягивая вино из кубка, думал совсем о другом. Он размышлял над уроком, полученным от Троцеро и, хотя ему не особенно нравилось, когда другие тыкали его носом в допущенные им ошибки, вынужден был признать, что стратег из него никудышний. Если даже Просперо в стратегии разбирался не в пример лучше него, то этот недостаток следовало устранять. Конан дал себе слово следовать во всем мудрым советам Троцеро и научиться мыслить, как сам граф.
Один Просперо ни о чем таком не думал, вспоминая молоденькую красавицу горничную, в объятиях которой он провел всю ночь, и мечтал, что нынешнюю ночь проведет не хуже.
В то время, как пуантенский владыка предавался размышлениям о Каллиодисе, сам граф находился в своем дворце на другом конце Аквилонии в кругу тех самых единомышленников, которых вспоминал Троцеро. Самый старший из них Дариус Витус, седобородый толстяк лет под шестьдесят с венчиком седых волос на голове, был владетельным графом Хостина, небольшого городка к северу от Тарантии. Донат Виталис, брюнет лет под сорок, был известен в Аквилонии как владелец обширных виноградников за Тайбором, где ему принадлежал город Нион, знаменитый своими винами. Сервий Неро владел городом Туарном в окрестностях большой излучины Хорота и прилегающей местностью, а самый молодой из них Аллар Кастор являлся наследным графом Артании, провинции, в месте впадения Тайбора в Хорот.
Сейчас Каллиодис собрал их в своем дворце в Тарантии под предлогом заключения нескольких торговых соглашений, хотя разговор у них шел совсем о другом. После организации побега киммерийца из Железной Башни, граф на время потерял его из виду. Туранец Сагидай никому не выдал тайну Конана, поэтому в Тарантии в окружении Нумедидеса долгое время все считали беглого генерала погибшим. Каллиодис тоже почти убедил себя, что его план провалился, когда внезапно получил по голубиной почте сообщение от своего лазутчика в Кордаве о пленении киммерийца и о суде над ним. По странному стечению обстоятельств, лазутчиком этим был тот самый Кесадо, который одновременно являлся и информатором Троцеро. Каллиодису о суде над Амрой Кесадо сообщил просто в порядке информации, когда уже каким-то образом вмешаться в судебный процесс было поздно. Все же граф потребовал доносить ему обо всем, что связано с киммерийцем и, узнав о его бегстве с помощью пуантенца Просперо, сразу понял, что они намерены укрыться в Пуантене. Граф с облегчением воспринял эту новость, хотя и предполагал, что Троцеро может начать свою игру и помешать осуществлению его планов. Все же он знал, что Троцеро в Аквилонии многие побаиваются и ему не доверяют, поэтому вырвать инициативу из рук пуантенского властителя было еще не поздно. Именно для этого он и пригласил к себе своих единомышленников, так как, по его мнению, настала пора переходить к активным действиям.