Ведомые (ЛП) - Каллихен Кристен. Страница 51

Я не киваю. Мне нечего сказать. Я уже все просрал.

Софи

— Возьми свободный вечер, — говорит Бренна не терпящим возражений тоном.

Это не значит, что я не буду пытаться.

— Это абсурд, — говорю, слегка промокая под глазами одолженный у нее тональный крем.

Ни за что на свете не позволю Габриэлю увидеть меня с опухшими, воспаленными глазами. Я плакала не из-за него, но провела большую часть прошлой ночи, попивая водку с тоником и проклиная его имя. Бренна и Джулс сочувствовали и соглашались, что мужчине следует отвалить нахер.

— Я в порядке.

Бренна подкрашивает губы темно-сливовой помадой и протягивает мне тюбик розовато-красной.

— Знаю. Это не значит, что ты не можешь насладиться свободным вечером.

Мы таращимся друг на друга в отражении зеркала ее ванной, у обеих на лице написана непреклонность.

Джулс просовывает голову внутрь.

— Ага, почитать книгу и посмотреть низкопробные фильмы.

Упоминание низкопробных фильмов заставляет меня думать о Габриэле. И его угрозе заставить меня участвовать в марафоне по «Стар треку». Прошло меньше суток, а я уже скучаю по нему как по потерянной конечности.

— Если останусь здесь, — говорю им, — сойду с ума.

Бренна собирает волосы в свой фирменный хвост.

— Тогда иди на концерт и насладись им в качестве фанатки.

Мне эта идея не нравится. Я должна выполнять работу, а не малодушничать из-за того, мои чувства задеты.

К сожалению, если хочу трудиться, нужно вернуться в автобус и забрать свое оборудование. Не могу. Может, я и слабачка, потому что мне нужно еще немного зализать раны.

— Мне нечего надеть.

Бренна меньше меня, по меньшей мере, на три размера, а Джулс — ниже на четыре дюйма.

— Отговорки, отговорки, — говорит Джулс. — Я подберу что-нибудь. Подожди.

Она исчезает, а потом возвращается с развевающейся зеленой эластичной юбкой из джерси и майкой.

— Мне юбка доходит до середины икр, так что тебе, вероятно, будет до колен, но это лучше, чем одежда в пятнах от шоколадного мороженого.

Она широко улыбается, демонстрируя ямочки на щеках.

— Не напоминай.

Вчерашний вечер закончился налетом на их запас мороженого. Меня все еще немного подташнивает.

Надеваю юбку с майкой и смотрю на себя.

— Выгляжу, будто собралась на пляж.

— Ты выглядишь горячо, — произносит Джулс, шлепая меня по заднице. — Я ухожу. Человек, имя которого нельзя называть, написал, что уже на стадионе и злится, если его сотрудники не приходят вовремя.

Она качает головой, но в выражении ее лица нет настоящего раздражения. Если не ошибаюсь, она торопится начать вечер. Я ей завидую.

Подавив вздох, провожу рукой по волосам. Все еще цвета розового золота, они ниспадают волнами по плечам. Крохотная линия более темного блонда показывается у корней. Скоро придется выбрать другой цвет, но сейчас я просто устала.

— Отлично, я пойду, — говорю Бренне. — Но сделаю это по принуждению.

— Как интересно. И слушай, по поводу Скотти...

— Не волнуйся, — прерываю я, ненавидя жалость в ее глазах. — Я с этим покончила.

— Нет, не покончила. — Нежно улыбаясь, она качает головой. — Но ладно. Он... ладно, он может вести себя как задница, но он — один из лучших людей, которых я знаю. За всем этим крахмалом кроется зефир, за который любая из нас убила бы.

Я откидываюсь на стойку.

— Знаю. Слишком хорошо, к сожалению. Просто в настоящее время эта мудацкая натура становится на пути. Как можно заботиться о ком-то, кто тебя не впускает?

Красивое лицо Бренны становится непроницаемым, пока она делает вид, что быстро собирает косметику назад в дорожную сумку.

— Думаю, зная ответ на этот вопрос, все мы стали бы счастливее.

— Черт. Давай просто вернемся к позиции «мужики могут облажаться» и на этом пока остановимся.

Бренна смеется.

— Ага, исключая ту часть проблемы, что нам нравится, когда мужики лажают.

— Правда.

Со смехом мы направляемся к месту проведения концерта. И всю дорогу я притворяюсь, что одновременно не боюсь и не жду встречи с Габриэлем.

Отработав на нескольких концертах, я знаю места, где он бродит за кулисами и как его избежать. Что не мешает мне время от времени мельком видеть этот суровый, четко очерченный профиль. И каждый раз, когда я это делаю, желудок сводит судорогой, а сердце неистово колотится.

Хочу смотреть дольше, но знаю, что он меня заметит. Клянусь, этот мужчина обладает шестым чувством. Даже прячась в тени, я могу сказать, что он, мрачно хмурясь, осматривает местность. Ищет меня? Или просто работает в обычном режиме? Трудно сказать, не рассматривая его слишком долго.

Ненавижу, что мое сознание постоянно настроено на Габриэля. Я едва замечаю концерт, прячась за грудой ящиков в дальней части сцены. Прислонившись к бетонной стене, закрываю глаза и позволяю музыке струиться по телу, а пульсирующим басам вибрировать в костях.

Не думаю, что смогу вынести, если он разыщет меня, только чтобы извиниться и будет ожидать, что все вернется на круги своя. Нельзя вернуться к тому, кем мы были.

Может, из-за того, что у меня закрыты глаза, а остальные органы чувств обострились, или потому что я просто на него настроена, но когда Габриэль подходит ко мне и встает рядом, я чувствую это в ту же секунду.

Смотреть нет необходимости, знаю, это он. Даже в сырой влажности за кулисами я улавливаю его запах. К тому же никто, кроме него не может заставить мое сердце пуститься вскачь, просто находясь рядом.

Габриэль стоит так близко, что я касаюсь лопаткой его пиджака.

Продолжая держать глаза закрытыми, тяжело сглатываю и стараюсь оставаться недвижимой. Тело предает меня, посылая маленькие счастливые мурашки по груди и всей коже.

Я зла на него, но это все равно не останавливает мысль: «Наконец-то ты здесь. Почему так долго?»

Мы стоим, слушая «Апатию», никто из нас не двигается, несмотря на то, что толпа сходит с ума. Последний куплет заканчивается, и Джакс с Киллианом начинают рассказывать о новой песне, которую собираются играть.

За кулисами достаточно тихо, чтобы я услышала Габриэля, когда он заговаривает, голос звучит натянуто, будто он буквально выдавливает из себя каждое слово:

— Я холодный мужчина. Любые счастье и теплота, которые я когда-либо чувствовал, умерли, когда Джакс пытался покончить с собой. До тебя. — Его прерывистое дыхание касается моей щеки. — Ты — мое тепло. — Мое сердце останавливается, дыхание болезненно прерывается. Его голос набирает силу. — В секунду, как ты исчезаешь из поля зрения, я хочу вернуть тебя туда, где снова смогу видеть.

Мне хочется повернуться и сказать, что я тоже скучаю по нему. Все время.

Но потом он двигается. Кончиками пальцев проводит по изгибу моего плеча, и я в шоке застываю. Мы обнимали друг друга ночь за ночью, без колебаний и страха. Однако вне постели Габриэль редко вступает в продолжительный физический контакт.

А это прикосновение не дружеское и не мимолетное. Это исследование — нежное, но собственническое. Мои колени слабеют, голова падает вперед, когда он ласкает шею, медленно скользя по коже, словно наслаждаясь моментом.

Я слышу его тихий, но властный голос:

— Когда вижу тебя, знаю, что ты в порядке, могу дышать немного легче, чуть больше чувствовать себя человеком.

Я льну к нему, и он обхватывает мой затылок, удерживая. Держа меня. Я так нуждаюсь в его прикосновении, что это ранит.

— Тогда почему ты меня оставил? — Мой голос слабый, кажется, я не могу восстановить дыхание.

Он слегка сжимает пальцы. Прежде чем успевает ответить, начинается другая песня. Музыка обрушивается на нас, и разговоры заканчиваются. Я могу только стоять в темноте с Габриэлем.

Он не двигается несколько секунд, а затем, в попытке успокоить, пальцами медленно проводит вверх по моим волосам. Я не сопротивляюсь, когда он притягивает меня ближе, поворачивая к себе.