Ведомые (ЛП) - Каллихен Кристен. Страница 52

Я со вздохом прижимаюсь к его боку, положив голову ему на плечо, пока он размеренно поглаживает меня.

Не в силах удержаться, кладу руку на его твердый живот. Он вздыхает, и хотя не двигается, мне кажется, что все его тело сливается с моим.

Мы прячемся в темноте. Вокруг пульсирует музыка. Громкие, ритмичные звуки страха, ярости и вызова... но здесь тишина. Я закрываю глаза, вдыхаю запахи тонкой шерсти, пряного одеколона и неуловимый запах его тела. Габриэль — мой наркотик.

Когда он касается моей щеки, нервы покалывает от осознания. Он деловой человек и должен иметь гладкие руки, но его кожа немного шершавая и очень теплая.

Кончики пальцев он прижимает к челюсти, отклоняя мою голову назад. Я ловлю на его лице выражение боли и сожаления, будто он сделает все, чтобы вернуть нас к жизни. Потом его лицо слегка напрягается.

Я не могу дышать. Потому что этот взгляд хочет завладеть мной. Он проникает в самое сердце и крепко его держит.

А затем он наклоняется. Порхая губами по моей щеке, он легкими поцелуями прижимается к виску. Я хватаюсь за край его пиджака и держусь. Если не буду, то сползу на пол. Потому что Габриэль прикасается ко мне, словно все время испытывает боль.

Он кусает за мочку уха, и я дергаюсь в ответ, придвигаясь ближе. Теплое дыхание щекочет мою кожу.

— Я не могу тебя бросить, Дарлинг. Ты всегда здесь.

Он нежно берет мою руку и прикладывает к своей голове.

Я запускаю дрожащие пальцы ему в волосы. Густые и шелковистые. Габриэль издает стон удовлетворения, утыкаясь носом мне в шею, продолжая прокладывать дорожку из поцелуев по моей челюсти.

— А еще ты здесь, — говорит он, передвигая другую мою руку на грудь, где под массивной стеной мускулов грохочет его сердце.

— Солнышко, — шепчу я, поворачиваясь, чтобы поцеловать его в щеку.

Он содрогается, крепко обнимая меня за талию. Я снова целую его, нащупывая челюсть. Свежий запах и немного солоноватый вкус его кожи заставляют меня хотеть большего. Но он прижимает меня слишком близко, дрожа и делая все более глубокие вдохи.

Подушечкой большого пальца Габриэль находит нижнюю губу, и мое дыхание тоже прерывается. В течение долгого времени он просто водит по моей губе, прослеживая ее изгиб, немного приоткрывая рот. И с каждым поглаживанием я загораюсь сильнее, слыша, как в ушах шумит кровь.

Губы наливаются и пересыхают. Не думая, я облизываю их и задеваю кончик его пальца.

Габриэль хмыкает, сжимая руку. Он оставляет большой палец касаться моей губы, слегка толкаясь им в рот, словно умоляя еще раз лизнуть. Я пробую на вкус его кожу, посасываю кончик.

Он тихо гортанно стонет, его тело напрягается. Взгляд мужчины находит мой, и жар в его глазах зажигает мою кожу.

Мы смотрим друг на друга, тяжело и часто дыша, а потом его взгляд опускается к моему рту.

— Софи...

Кто-то врезается в нас. Габриэль группируется, но чары разрушены. Он оборачивается, чтобы посмотреть через плечо.

— Простите! — кричит парень в плохо сидящем белом костюме.

Габриэль выпрямляется, скользит рукой вниз, чтобы взять меня за локоть. Я остро ощущаю потерю тепла его тела.

Парень смотрит и делает шаг ближе.

— Скотти! Именно тебя я и искал.

Я начинаю подозревать, что чувак точно знает, с кем столкнулся, и по мрачному выражению лица Габриэля предполагаю, что он тоже так думает.

— Эндрю,— произносит он, голос отчетливо слышен сквозь музыку.

На лице Эндрю отражается свет от сцены, и я понимаю, что он один из руководителей звукозаписывающей компании. Делаю шаг назад, осознавая, что момент закончился и мужчинам нужно поговорить о делах. Но хватка Габриэля становится крепче, и он, хмурясь, поворачивается ко мне.

— Иди, работай, — говорю я.

Он хмурится сильнее. Отрицательно качает головой.

Я сжимаю его руку.

— Не хочу, чтобы это произошло здесь.

Потому что если он сейчас меня поцелует, я не смогу остановиться... Не захочу.

На мгновение кажется, что Габриэль меня не отпустит. Однако потом маска возвращается на место, и он уверенно кивает мне. Я начинаю отходить, но внезапно он снова притягивает меня, наклоняясь, чтобы прорычать на ухо:

— Один час. Приходи домой, иначе я разыщу тебя и сам притащу назад.

Глава 20

Софи

Этой ночью мы остановились в отеле. У меня трясутся руки, когда вхожу в номер. Нутром чувствую, что он ждет.

В гостиной пусто, включена только боковая лампа, освещая буфет, кремовые кожаные кресла, глянцевые деревянные столы и серый мягкий диван. На одной стене расположены французские двери, пара из которых распахнута, и газовый белый тюль развевается на теплом вечернем ветерке.

Слышу, как открывается дверь ванной.

— Болтушка?

Спустя секунду заходит Габриэль.

У меня отпадает челюсть, и слабый писк вырывается наружу.

— Гребаный ад.

Он останавливается на полпути в комнату.

— Что не так?

Не так? Ничего. Ничегошеньки. Я с трудом сглатываю, испугавшись, что стою с вывалившимся языком.

Он снял ботинки, носки, ремень. Пуговица на его прекрасных брюках расстегнута, показывая черную полоску трусов. Не знаю, боксеры или обычные. Я хочу знать. Пальцы дрожат от желания потянуть молнию вниз и исследовать.

Но не это заставляет онеметь, а жар, вспыхнувший между моих бедер. Нет. Пиджак и галстук исчезли, рубашка расстегнута и распахнута.

За все время я ни разу не видела Габриэля без рубашки. Он прячет свое тело, как благочестивый викторианец, позволяя мне видеть себя только полностью одетым и отполированным. Теперь я знаю почему. Взгляни я на него хотя бы мельком, наверное, никогда, находясь рядом, не смогла бы сформулировать связную мысль.

Грудь Габриэля — произведение искусства. В ней воплощены все мои фантазии о мужчинах. Даже не знаю, как это возможно, но не собираюсь жаловаться. Боже, его хочется касаться. Оливковая кожа, тугие коричневатые соски, немного темных волос на груди поверх самых невероятно отточенных...

— Ты таращишься, — произносит он сухим тоном.

— Да, таращусь.

Поднимая глаза, вижу, что он озадачен. Широкая бровь поднята. Я пытаюсь подражать ему и терплю неудачу, когда обе брови поднимаются как одна. Его губы подергиваются от удовольствия.

Он переступает с ноги на ногу, заставляя пресс сжиматься. Господи. Это не какой-то чрезмерно развитый поклонник тренажерного зала, просто твердый и сильный. Идеальный баланс между выраженной мускулатурой и здоровым мужчиной...

— Софи, ты все еще таращишься.

— Думаешь, легко отвести взгляд от всего этого великолепия? — спрашиваю я его пупок.

Габриэль фыркает от смеха, открывая чуть больше нижнего пресса, я облизываю губы, наклоняясь к толстой выпуклости его члена, которая прискорбно скрыта брюками.

— Ты невозможная, — бормочет он, хотя в голосе слышится смех.

Он проходит дальше в комнату, а затем практически убивает меня, когда садится в одно из низких кресел. Раскинувшееся тело, широкие, вытянутые бедра напряжены, словно для того, чтобы усадить меня на колени... это слишком.

Я хочу оседлать его и языком проложить путь от впадинки на шее до кончика члена.

Габриэль смотрит так, будто знает, о чем я думаю, и воздух сгущается. Мы многое оставили невысказанным. Теперь я вспоминаю его губы, удивительно мягкие, но сильные.

Глядя, как он опускает веки, я задаюсь вопросом, о чем он думает. Но мужчина не двигается. Напряжение скользит по его телу и змеится по комнате. Я чувствую его в горле и вдоль спины. Мы снова закрываемся, отступаем.

Не прерывая зрительного контакта, медленно стягиваю туфли и ставлю их на пол.

— Я откровенна, — говорю ему. — Смотрю на тебя такого и хочу глазеть вечность.

Он фыркает и качает головой, опершись виском на костяшки пальцев.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь «такого»?