Надежда сильнее страха (СИ) - "Rabbit hearted girl". Страница 29

Дверь закрывается, и, как мне кажется, мы взлетаем. Какая-то женщина, до этого момента стоявшая в углу, достает что-то из большой сумки и начинает обходить трибутов. Тут кроме нас Десятые, Одиннадцатые и Восьмые. Женщина наклоняется к каждому и вводит отслеживающее устройство. Маленькие девчонки взвизгивают, когда видят шприц, и даже пытаются сопротивляться. Я же даже не подаю вида, что мне больно. Сестра мне уже рассказывала, для чего это делают. Благодаря этой штуке меня смогут в мгновение ока найти на Арене. Когда женщина заканчивает со мной, я вижу, что на меня смотрит пара любопытных глаз с противоположного ряда. Восьмая. Едва заметив, что я увидела её, она опускает голову.

Я стараюсь сосредоточиться и не думать о Китнисс. Сейчас нужно думать о себе. Я отчаянно пытаюсь, однако перед глазами всё ещё её испуганное лицо. Я смотрю на Рори: тот, как может, взглядом подбадривает меня. Мне хотелось бы увидеть, куда мы летим, но окошки настолько маленькие, что в них видно только небо. От скуки я тщательно изучаю всё вокруг взглядом и начинаю себя ловить на том, что смотрю на Восьмую. Гриджина, кажется… Да, странноватое имя…

***

Через какое-то время я чувствую, как планолёт приземляется — едва слышимый до этого звук двигателей окончательно замирает, да и в окошках потемнело. И, действительно: дверь открывается и оттуда можно увидеть отряд миротворцев, ожидающих выхода трибутов. Я оглядываюсь вокруг: нас выводят по очереди, начиная с Восьмых. Девочка из Десятого даже умудрилась заснуть, и теперь её будит та самая женщина, что вколола нам маячки. Малышка точно не понимает, где находится и идёт, подталкиваемая сопровождающими. Вот и наша очередь. Нас отстёгивают и выводят наружу. Мы в каком-то ангаре или чём-то ещё подобном. Рори кивает головой наверх. Видимо, планолёт прилетел оттуда: там, высоко, находится что-то напоминающее раздвижную крышу. Сопровождающие подталкивают нас, и мы стараемся не отвлекаться. Хоторн хватает меня за руку, буквально машинально, но через секунду отпускает: два миротворца уводят его в противоположную сторону. Я хочу побежать за ним, крикнуть, как две пары рук опускаются на мои плечи. Я оборачиваюсь и, поняв, что его уже увели, смиренно иду вперёд.

Кажется, что мы идёт по кругу: сначала бесконечный белоснежный коридор, потом лифт, снова белый коридор и снова лифт, но уже ведущий куда-то наверх. Китнисс как-то говорила мне, что пространство под Ареной огромно, но я и вообразить не могла насколько. Всё это напоминает огромный бункер. И это даже как-то пугает. Наконец, меня заводят в одну из сотен одинаковых комнат, встретившихся уже по дороге, и закрывают за мной дверь. Я тут же осматриваюсь вокруг: встроенная в потолок лампа, освещающая комнату ярко-белым светом, стол, стул и дверь из серого металла напротив. Оглядевшись по сторонам, я подхожу к двери и дёргаю её за ручку: открыта. Думаю, это намёк, что мне туда. Не мешкая, я прохожу в следующую комнату. Там я вижу Цинну, рассматривающего что-то, висящее на вешалке.

— Ты уже тут? — он явно не ожидал меня увидеть так рано. — Присаживайся и постарайся поесть.

Я только киваю и послушно подхожу к столу, где меня ожидает некое подобие завтрака.

— У нас ещё достаточно времени, — говорит Цинна, — почти два часа, — прибавляет он, посмотрев на часы. — У тебя нет никаких вопросов? Ничего не кажется странным?

Его тон меня настораживает. Сложно понять, о чём говорит стилист. Было что-то не так сегодня утром? Я пытаюсь припомнить рассказы сестры, но всё как в тумане.

— А когда ты сюда успел прилететь?

— Раньше трибуты и их стилисты летели вместе, — начинает он. — Наш с Порцией планолёт прибыл спустя пару минут, но мы оказались тут заметно раньше вас. Хотя другие трибуты тут уже давно.

— Странно. Хотя мне, действительно, показалось, что мы летели как-то слишком долго. Кто-то даже заснул по дороге.

Стилист лишь кивает головой и отворачивается к дальней части комнаты. Там находится довольно странное сооружение, несколько напоминающее собой прозрачную большую трубу. Наверное, именно это и доставит меня на Арену.

Я буквально заставляю себя нормально поесть: из-за мыслей о предстоящей бойне мне становится плохо. Отставив от себя почти пустую тарелку, я спрашиваю у стилиста разрешения умыться и ухожу в прилегающую к комнатке ванную. Какое-то время я провожу там, обливая лицо почти ледяной водой: когда-то мне это помогало придти в себя, но, видимо, не сегодня. Вернувшись, стилист подходит ко мне и протягивает какую-то серую одежду.

— Я так полагаю, это моя форма? — спрашиваю я, хоть и прекрасно знаю ответ. Цинна кивает и прибавляет:

— Довольно лёгкая, но куртка из более плотной ткани. Не думаю, что там будет слишком холодно.

Я послушно одеваюсь. Форма состоит из простой серой майки, тёмно-серых тонких брюк по колено и мягкой куртке с капюшоном такого же цвета. Обувь довольно удобная для бега — надеюсь, это мне поможет. Цинна сажает меня на стул и начинает меня причёсывать. Он заплетает мне косу, почти такую же как и до этого. Он бросает взгляд на часы (ещё остаётся около двадцати минут) и говорит:

— Мне нужно кое-что отдать тебе.

Сначала я ничего не понимаю, а потом, когда вижу, что он достаёт из кармана пиджака золотую брошку с пересмешницей, даже слегка вскрикиваю от удивления. Цинна лишь подносит палец ко рту, аккуратно прикрепляя её на куртку.

— Твоя сестра очень просила, — шепчет он.

— Это её?

— Кажется, нет. Но в случае с Китнисс Эвердин нельзя быть ни в чём уверенным, — слегка улыбается стилист.

— Когда-то она подарила мне такую же на первую Жатву, а потом мы её отдали ей, — зачем-то говорю я. Капитолиец смотрит на меня с грустной улыбкой. Какое-то время мы просто сидим рядом молча. Странно, но здесь в Капитолии почти все, действительно, рядом со мной предпочитают молчать. Или из-за того, что любые слова сочувствия будут звучать невероятно глупо, а уверения в победе — ещё глупее, или из-за того, что все чувства и без того понятны, без всяких напыщенных или шаблонных фраз.

Наше молчание нарушает металлический женский голос, объявляющий о подготовке к подъёму.

— Пора, — шепчет Цинна, вставая.

Я прохожу к сияющему металлическому диску и становлюсь на него. Цинна поправляет мои волосы так, точно сейчас я отправляюсь на парад, а не на бойню.

— Знаешь, когда-то я сказал твоей сестре, что поставил бы на неё. И она победила. У неё было то, ради чего бороться. И у тебя есть, — голос повторяет, что до подъёма остаётся буквально несколько минут. Цинна, отвлекшись, замолкает на пару секунд. — У тебя есть те, кто никогда не предаст. Самые надёжные союзники. Но есть и те, о ком ты ещё не знаешь. Ты должна верить и им. Тогда у тебя будет шанс, — я совершенно не понимаю, о чём говорит стилист. Он говорит немного запинаясь, нервничая. — Я не могу сказать, что я поставил бы на тебя, потому что… — лёгкая вибрация раздаётся под моими ногами: платформа начинает приходить в движение, — потому что все уже поставили на тебя, Примроуз Эвердин.

Платформа начинает подниматься, и я прижимаюсь к стеклу, теперь отделяющему меня от комнаты и стилиста. Постепенно они исчезают из вида. Я стараюсь не нервничать и не думать о том, что сказал мне только что Цинна. Я очень надеюсь, что говорит он совсем не о том, о чём подумала я. Я стараюсь сосредоточиться и думаю о том, как бы удержать равновесие, когда платформа поднимется наверх. Подняв голову вверх, я вижу серое, хмурое небо. Странно. Неожиданно мне в нос ударяет странный, до боли знакомый запах. Мерзкий, отторгающий, горький.

Запах гари.

Я не понимаю, что происходит: обычно Арены всегда выглядели вполне хорошо, зачем выжигать только что созданный мир?