Пять бессмертных (Т. I) - Валюсинский Всеволод Вячеславович. Страница 3

Считая самоубийц, а их было немало, а также павших во время катастроф, вызванных всеобщим ошалением, число погибших на всей Земле в течение первых пяти минут после крика «нет смерти» достигало шести миллионов человек.

Таков был первый шаг бессмертия на Земле.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

Теплым осенним вечером по прямому, как стрела, неширокому каналу (он соединял бассейны и аквариумы небольшой биологической станции с открытым морем), в пузатой белой лодке молча ехало трое людей. Двое гребли. Третий, постарше, сидел на носу и курил. Проехав канал до залива, они положили весла. Лодку тихо покачивало. Высокий блондин с рубцеватым шрамом на красивом лбу тоже закурил. Он лег в лодке на спину, заложил руки под голову и загляделся в небо. В сгущавшихся сумерках красноватыми огоньками вспыхивали огни папирос. Все трое перед тем три дня не выходили из бетонированных подземных камер, где производили свои исследования, и теперь чувствовали себя очень усталыми. Никому не хотелось говорить.

Над горизонтом поднималась полная луна. Стало призрачно виднее. Лежавший в лодке приподнялся. Опершись на локоть, положил голову на руку и, глядя на молочно-белую луну, будто продолжая ранее начатый разговор, медленно сказал усталым, но очень мягким голосом:

— Странно это все-таки… Сегодня я нашел у Весты яичники совершенно атрофированными. Матка сморщена. Конечно, у нее не может быть больше щенят. Да и у Боба тоже резкие признаки атрофии и притом исключительно в области половых органов.

— Что, Веста еще жива? — спросил старший.

— Жива. Я не думаю пока ее подробно исследовать. Посмотрим, что дальше будет. А у вас что?

— Все то же. Все привитые теряют, и очень быстро, и первичные и вторичные половые признаки. Я давно и глубоко убежден, что нам так и не удастся исключить этого последствия. Я бы даже сказал, что это нормально и, если можно так выразиться, «биологически логично».

— То есть?

— То есть… гм… с некоторых пор, мне кажется, вы все начинаете понимать, в чем дело, и мне думается, что скоро нам придется бросить работу в этом направлении, тем более, что мы сейчас ближе к решению вопроса, чем вы думаете. Но это в порядке вещей.

Двое других, что были помоложе, внимательно посмотрели на сильного мужчину лет, пятидесяти, с большой темной бородой. Он был без шляпы. Легкий ветерок временами шевелил его уже заметно поредевшие волосы.

— Да, это в порядке вещей, — продолжал он, затянувшись и выпуская дым, — сейчас я заходил наверх к Гете и Лине. Они пожертвовали тремя из своих кроликов, вскрыли и исследовали. Я видел препараты.

— Ну?

— То же, что у нас.

Опять помолчали. Луна поднималась все выше. Густой парк, подходивший стеной к самому морю, был похож на серебряный лес. Вдали над ним виднелись прозрачно-белые стены зданий лаборатории. Море дышало едва заметно.

— Скажи, Курганов, — сказал лежавший в лодке, — что ты обо всем этом думаешь? Меня особенно интересует, насколько мои предположения сходны с твоими. В особенности после того, как вот Биррус, — он кивнул головой в сторону все время неподвижно сидевшего третьего спутника, — после того, как он обратил мое внимание на одну особенность. Да ведь ты видел сегодня.

Курганов, казалось, не слышал его слов. Наклонившись через борт, он смотрел некоторое время в воду, потом медленно выпрямился и обвел глазами сидевших.

— Кто хочет вмешиваться решительно и дерзко в закон природы, как это делаем мы, — начал он, — тот пусть не удивляется неожиданным результатам. Я бы считал вернейшим признаком неудачи, если бы все наши питомцы, как ни в чем не бывало, плодились и размножались.

Лежавший в лодке быстро сел и молча вопросительно уставился на Курганова.

— Да, — продолжал Курганов, и в голосе его послышались звенящие нотки, — это биологически логично. Этим сразу и вовсе устраняется вопрос о перепроизводстве организмов в случае их индивидуального бессмертия. Мы не должны удивляться исчезновению всяких половых особенностей, как физических, так и психических… Каково назначение пола? Размножение. Размножение, преследующее сохранение вида, противопоставляющее себя индивидуальной смерти. Все животные, живущие в условиях постоянного и интенсивного их истребления, отвечают на это усиленной плодовитостью и тем уравновешивают убыль. Но, заметьте, все организмы, размножающиеся бесполым путем, бессмертны. Клетка, делящаяся пополам и создающая два себе подобных жизнеспособных существа — вот основной принцип размножающегося бессмертного, так же и все половые клетки нашего тела тоже бессмертны. Если после отца остается сын, то в нем продолжают жить отданные ему отцовские половые клетки, — и так далее без конца. И я и ты, мы все, все живущие, являемся носителями бессмертной плазмы тех клеток, которые первые на этой планете дали начало органической жизни. Только с момента возникновения пола, полового размножения, выступает на сцену обязательная, физиологическая смерть. Иначе говоря: умирают самцы и самки… Организмы стоят перед дилеммой: умирай или делись! А регенерация, восстановление утраченных органов у многоклеточных, — это почти размножение делением, и если неполовые, гермафродитные формы умирают, то это лишь средний случай. Мне довольно знать, что из каждой половины разрезанной морской звезды или земляного червя восстанавливается целый, нормальный организм. Это уже почти бессмертие. Искусственные, бесполые формы растений, какова роза и многие другие, явление того же порядка. Да и тех, которые при половом размножении дают усы, отростки от корневища, клубни, вообще обладающих такими частями тела, которые, не нося специальной функции размножения, могут образовать полный материнский организм, — тех, повторяю, мы не вправе назвать в полной мере смертными. Но мы хорошо знаем, что у весьма многих растительных форм этот второй способ является преобладающим, главным, а иногда и исключительным средством сохранения вида. Ну, а можно ли назвать подчиненными естественной смерти хотя бы кусты ивы, растущей от одного корневища, которое, отмирая с одного конца, нарастает с другого и таким образом, давая побеги, а иногда и всей колонией передвигаясь в пространстве, существует неопределенно долгое время? Если бы нам было предложено определить среднюю долговечность этого растения, что бы мы взяли за основу? Срок жизни листа один, веток — другой, корневища — третий: корневище теоретически бессмертно. Мы — листья, смертные недолговечные листья, живущие на непрерывно существующей основе; но наше корневище — зародышевая плазма… Она живет все эти миллионы лет, она, черт возьми, великолепно устроилась!

Большая сова бесшумно пролетела над лодкой. Мягкими, упругими движениями меняя направление полета, как будто отскакивая от невидимых препятствий, она скоро исчезла в синем ночном воздухе. Все проводили ее глазами.

— Органическая жизнь, — снова заговорил Курганов, — в самом своем принципе противоречит смерти. Старение, обращение организма в негодность, понижение его функций и, наконец, смерть не имеют ничего общего с изнашиванием. Если бы вы ничего не знали про операцию и должны были определить причину смерти тех трех кошек и собаки, которым была сделана прививка номер второй, что бы вы сказали?

— Я… я сказал бы, — тихо ответил Карст, — так звали высокого блондина, лежавшего в лодке, — я бы определил это как смерть от… старости…

— Какого возраста были эти животные?

— Им еще не было и по году.

— Совершенно верно, это были почти котята. А умерли они от старости. Все вы тогда называли это отравлением, потому что знали о прививке. Интоксикация? [1] Действительно, старый организм не представляет разве чистейшего примера отравления? Чем я отличаюсь от тебя, от Бирруса, от всех тех, кто меня моложе? У меня склероз, испорченная нервная система, седина в волосах и тысячи других анатомических и физиологических порч. Так что же, я не отравлен?