Возмездие (Повесть и рассказы) - Старовойтов Валерий Иванович. Страница 32

— Витя Босов, я ваш покорный слуга и тезка Вано, — седая голова мотнула в сторону обелиска, — на малых охотниках здешнее море утюжили. «Черное море, священный Байкал», — хриплый голос громко и радостно запел. — Шах!

Старов вполуха слышал короткие, рубленые фразы о службе трех друзей в морских частях погранвойск еще до войны.

— В сорок первом мы с Иваном на одном корабле служили. Немецкие подводные лодки на подступах к Севастополю отгоняли.

— Я ведь тоже в прошлом подводник, только на Севере служил.

— Вот мы тебя и загоняем глубинными бомбами, а Босой тогда плавучим краном командовал. Шах и мат! Кто по званию, батенька, будете? — Старик широко улыбался, поглаживая предплечье изувеченной руки и, как бы извиняясь, добавил: — Ноет сволочь, к шторму, факт.

Виталий посмотрел вдоль синевы бухты. Перистые облака уже начали собираться на горизонте.

— Капитан 2-го ранга запаса Старов Виталий Николаевич, а ведь вы правы — ночью заштормит!

— Старшина 1-й статьи в отставке Кузин Иван Тимофеевич!

— Кузя, Кузя — якорный бабай, подсоби! — к памятнику семенил с тяжелой авоськой сухонький, лысый старичок.

— Вот и Босой. Виктор Иванович Босов собственной персоной с выпивоном и закусоном идет на бреющем. Давайте поможем, а то надорвется и до пятидесятилетия Великой Победы не дотянет.

Виктор Иванович все говорил и говорил, суетясь подле седовласого старика и его молодого попутчика. Одиночество можно было понять, но не дай Бог пережить. Жена умерла. Дети разъехались, а старый человек все время один. Время всегда безжалостно. Оно состоит из одних потерь: молодости, любви, близких, здоровья…..

— Вдруг — телеграмма, глазам не верю. Кузя в гости пожаловал с самого Питера!

— Дорогие мои фронтовики, почему общаетесь, простите, как пацаны — все кликухами? — Виталий переложил ношу в другую руку и рассмеялся.

— А у нас сегодня день памяти Ивана Карповича Голубца. Он заводила нашей компании был. Вот и говорил, что, как война закончится, начнем Севастополь заново отстраивать и обращаться будем друг к другу по кличкам, как в детстве. Мы все трое с Херсонеса. Не будешь же мне на кран орать: «Виктор Иванович, майне».

— Да, лучше гаркнуть: «Босой, не спи! Замерзнешь»! — Иван Тимофеевич шагал так широко, что Старов едва успевал за ним.

— Вот дают отцы, им ведь уже по семьдесят пять, а скоры на язык и на ногу, — не переставал удивляться Виталий.

— Ты уж извини, браток, старых придурков, что припахали тебя. Вот сейчас за угол, и моя хата на Дыбенко.

Виталий занес авоську на махонькую кухню и хотел было распрощаться с милыми стариками, но встретил решительный отпор, укор и даже гнев со стороны мощного фронтового первостатейного старшины Кузина. Босов распутывал провод телефонной трубки и тараторил:

— Вы, товарищ капитан второго ранга, вот, можете позвонить. Мне телефон к пятидесятилетию поставили. Военком, тоже второго ранга, лично позвонил и поинтересовался про аппарат.

Сейчас благодать, а на сорокалетие Победы не ставили, хотя сам адмирал Ховрин такое распоряжение давал. А как думаешь, Виталий, на шестидесятилетие Победы, может быть, новую квартиру дадут?!

— Не будем о грустном, Босой, где «люминивые» кружки наши фронтовые? — Из единственной комнаты доносился хрипловатый голос Ивана Тимофеевича.

— Вот, нашел, какого ты их лешего на сервант поставил…

— Дорогие товарищи, — голос хозяина квартиры дрожал, — давайте помянем по русскому обычаю тех, кого с нами нет, кого забрала война, а кто уже и сам прибрался. Да пусть им будет земля пухом, а море домом.

Молча выпили, закусили. Босов засуетился с яичницей, но его друг здоровой рукой прижал за худые плечи к себе и чмокнул в лысину:

— Эх, Витек, сколько протянем, на том господу и спасибо. Давай за Вано по полной, и покалякаем «малехо» про двадцать пятое марта сорок второго, а то память дырявая совсем стала — напомнишь чего, если сбрешу.

Настенный календарь извещал о субботе 27 марта 1995 года.

— Последняя декада марта стояла ветреная, сырая, не как сегодня, — предался воспоминаниям Иван Тимофеевич. — Наш малый охотник «МО-121», загруженный под завязку, неделю безрезультатно проболтался вместе с другими кораблями дивизиона в поисках немецких лодок и вернулся в бухту, так и не сбросив ни одной глубинной бомбы.

— А я служил краснофлотцем на этой же базе, только на плавучем кране, и всегда их предупреждал, — Босов ткнул пальцем в сторону приятеля, — что выгружать их семь крупных глубинных бомб не буду. Врага пусть топят, а не возят боезапас туда-сюда.

— Восемь, как сейчас помню их лоснящиеся цилиндрические борта. Грузили еще порядка двадцати малых глубинных бомб на каждый катер, — лицо в обрамлении седой шкиперской бородки слегка зарделось от «Столичной». — Мы немцев на том выходе не нашли, а вот они нас, думаю, выследили, потому что часа два после швартовки последнего охотника поливали с воздуха так, что «мама не горюй».

— Видимо, немецкая подлодка сопроводила вас до входа в Стрелецкую бухту, а затем под прикрытием тумана всплыла и телеграфировала координаты базы для коврового бомбометания авиацией? — Виталий умело разделывал тарань.

— Не исключено. «Юнкерсы» налетели, как черти из преисподней, — старик тяжело вздохнул.

— Тимофеевич, никак в толк не возьму, почему Вано на катере остался?! — Босой появился с шипящей на сале яичницей в дверях комнаты.

— Иван остался на охотнике по приказанию штурмана — осмотреть привод руля. Голубец был рулевой на «МО-121». Отрегулировал привод и собрался на базу. Бомбардировка застала его уже на берегу.

— Да, немец намастачился базы крушить еще с Англии. Недавно прочитал, что точность их бомбежек определялась радиотелеграфным коридором при полете на цели: с одной стороны одни точки наземная станция передает, с другой — тире. Летчик и шпарит, как по рельсам. Отклонился в одну сторону — тире слышит, в другую — точки! Так точно по курсу на цель и выходили. Немец дураком никогда не был. Воевал тоже куда с добром. — Виталий с любопытством слушал разговор старых вояк.

— Чего, товарищ капитан второго ранга, так смотрите? Я ведь радистом на том же охотнике был, — и старик протезом постучал по столу: «Та-та, та-та-та».

— Семерка, «Я на речку шла!» — Пропел Виталий.

— Молодец, верно — семь. Точно, напевами азбуку Морзе учили. Босой, наливай, флот в надежных руках. За нашу Победу. Ура!

Зазвонил телефон. Виктор Иванович бросился на пятачок коридора к аппарату, но вернулся слегка расстроенным — ошиблись номером. Старов понял, что дед ждет звонка от родных и, видимо, уже давно. Стало жаль сухонького старичка и он, усаживая Босова возле себя, крепко пожал руку. Тот все понял, с благодарностью глянул на молодого гостя и продолжил рассказ:

— Иван Голубец был решительным и смелым с детства. Видя, что огонь распространяется, он мгновенно уже по пылающим сходням вернулся на катер.

— Можно, конечно, рвать когти в такой ситуации, — взгляд из-под густых бровей, подернутых пеплом, посветлел. — Но не в характере Голубца бросать корабль в беде. Всего их стояло тогда у пирсов четыре охотника, да, Витек?

— Все загруженные под завязку, рядом с плавучим краном. Представляешь, Виталий, что случилось бы, если рвануть 32 большие глубинные бомбы и под сотню малых?! — Виктор Иванович загорячился, зарумянился и побежал открывать форточку.

— Да, трагедия могла быть колоссальная, — Старов представил чудовищные взрывы на катерах, которые могли привести к детонации снарядов артиллерийских складов базы. Картинка покореженных антенн от падения обломков крана на эсминец или крейсер, гарь, убитые и раненые — все это кадрами кинофильмов пролетело в голове.

— Вано бросился к рычагу бомбосбрасывателя, конечно, понимая, что в первую очередь на горящей посудине необходимо избавиться от опасного груза — больших глубинных бомб. Механизм не действовал, видимо, заклинило от бомбежки. Балкон открывай. Душно. Точно, погода изменится. — Кузин встал на величину своего богатырского роста и помог другу справиться с верхним шпингалетом давно не крашенной балконной двери.