Под небом Палестины (СИ) - Майорова Василиса "Францишка". Страница 52

— Уж Кьяра-то точно не делает, — прорычал Жеан, сгорая от желания наградить Яна доброй оплеухой. — Ты знаешь, что рукоблудие является грехом?

— Да знаю! Но ведь на-а-адо! Вот Кьяра и делает, причём у меня все основания так говорить! Бесстыжая девка, сколько лет её знаю — бесстыжая!

— Прекрати, недоумок! Бери учебное оружие, и пойдём тренироваться. Нас уже ожидают.

Жеан вздохнул с облегчением, когда Ян молча прошмыгнул к выходу и в шатре воцарилась ласкающая слух тишина. Юноша едва сдержался, чтобы не улечься в постель и не зарыться в солому в попытке спастись от острого холода, веющего не то с улицы, не то из его собственного сердца. Но долг по-прежнему звал, отдаваясь в нём неподъёмной тяжестью.

Комментарий к 5 часть “Антиохия”, глава III “Откровение. Болезнь Сильвио”

Самая стыдная глава! :D

Соре за намёк на р*коблудие, он ну-у-ужен.

========== 5 часть “Антиохия”, глава IV “Шалости сознания” ==========

Жеан пробудился, точно от толчка, и не успел опомниться, как непреодолимая сила извне повлекла его к выходу из шатра. Молочно-желтоватое сияние полной луны, висящей в необозримом небесном пространстве над его головой, ярко освещало пески, скудные заросли вьюнов и разноцветные шатры, составляющие крестоносный лагерь. Зловещая мертвенная тишина царила кругом, даже ветер, бессменный бич Востока, не смел нарушить этой торжественно-гнетущей идиллии.

«Идти, идти вперёд! Там меня ожидает нечто прекрасное… действительно прекрасное. Я чувствую». Все жилки на теле Жеана напряглись, но не от страха, а от предвкушения чего-то поистине желанного, желанного до безумства, желанного страстно. Желанного, но достижимого до сей поры лишь в его призрачных, ветреных мечтаниях. Жеан шёл, не ощущая течения времени. Карабкался по скалам, не испытывая ни напряжения, ни усталости и даже не догадываясь, что может соскользнуть в гиблое ущелье. Совершенно по наитию он отыскал брод Оронта и пересёк бурную реку, не боясь, что заржавеет кольчуга, мысленно вторя мерному, шелковистому журчанию серебрящихся волн.

Жеан уже приблизился к холмам, на которых чернела Антиохия, но мысль о том, что какой-нибудь блудный вражеский лучник может подстрелить его, а после вздёрнуть на крюк, расчленённого и изуродованного, не приводила ни в малейший трепет. «Нечто прекрасное! — горячо выстукивало сердце Жеана. — Нечто потрясающее и умопомрачительное!..»

Знакомый женский силуэт, что казался теперь вдвое изящнее, чем прежде, выткался из лунного света.

«Кьяра!» — Жеан метнулся к ней, хлюпая мокрыми одеждами. Он ни на минуту не сомневался, что это Кьяра, ибо попросту не могла быть никем иным.

Он не задавался вопросом, что она позабыла здесь, далеко за пределами лагеря, посреди ночи, у стен величественной крепости, что теперь едва ли казалась таковой. Фигурка Кьяры, такая болезненно-хилая, тщедушная и жалкая в сравнении с его собственной и уж тем более на фоне неприступной шестидесятифутовой стены, простирающейся на многие мили, поневоле заслонила собою всё на свете. Разом забылась смертельная опасность, подстерегающая Жеана всюду. Забылся Долг. Забылись высшие силы. Всё забылось… всё отошло в беспамятство перед лицом Кьяры, этого неземного создания, что своей одухотворённой таинственностью трогала самые чувствительные струны сердца Жеана, и в конце концов он осознавал — дева была настолько прекрасна, что при одной близости душевной он не мог прочувствовать этого во всей полноте.

Кьяра стояла, по-прежнему облачённая в безобразный рыцарский нарамник, однако теперь он, казалось, запылал ослепительной белизной, а коряво вырезанный из бордовой ткани крест приобрёл правильную геометрическую форму и вспыхнул искристым алым светом. Огненные кудри, которые воительница всегда подбирала под плат или бармицу, были распущены, плавно нисходя на плечи двумя густыми прядями.

— Кьяра! — только и смог выдавить Жеан, чувствуя близость блаженства, трепещущую в животе.

— Ты? — робко промолвила она. В голосе её прозвучало столько бурной нежности, что сердце Жеана заколотилось вдвое быстрее, и, так и не найдясь с ответом, он метнулся к покатому склону.

Кьяра, точно предугадав всё заранее, слегка подалась вперёд. Руки Жеана лихорадочно заскользили по её гибкой талии, постепенно опускаясь всё ниже и ниже, к самым бёдрам, худым, но необычайно упругим и крепким; дикий, бешеный азарт захлестнул молодого крестоносца, словно он спросонья очутился в горячке боя, разразившегося в туманном поле. С каждым прикосновением дивное, трепетное чувство волновало его влажную плоть с нарастающей силой. Всё теснее переплетались между собой яростное возбуждение и нежная истома, приближая Жеана к блаженству. Вожделенному блаженству.

Кьяра снова прижалась к стене. Жеан, шумно выдохнув, стиснул её в объятиях, и маленькие, не до конца ещё сформировавшиеся грудки легонько коснулись его кожи, что, хоть и была отягощена множеством слоёв рыцарского облачения, тонко ощутила это прикосновение. Воительница неистово извивалась, будто бы тщетно пытаясь сопротивляться, но Жеан знал, что если бы она действительно хотела высвободиться, то непременно сделала бы это — данное же куда более походило на проявление избытка чувств, нежели неприятия.

Жеан хотел сказать, насколько она восхитительна и с какой исступлённой ревностью он боготворит каждую трель её голоса, каждое движение, каждый вздох, каждую складку её тела, но всякое слово, каким только возможно было описать нахлынувший порыв пьянящей страсти, стыло на устах. Живые, тёплые губы Кьяры соприкоснулись с его, и тело Жеана вспыхнуло горячим пожаром, подобно одинокому дубу в разгар ночной грозы. Не то вдох, не то стон вырвался из её пульсирующей груди.

«О небо… какое безумное, сладострастное…»

Но эта мысль оборвалась — резкий возглас раздался над самым его ухом:

— Давай, соня, подымай свою впечатлительную натуру!

Жеан моргнул, и всё, от мистически-прекрасного образа Кьяры до громадной крепости, растворилось во мраке ночи. Затем он быстро помотал головой.

Белые стены шатра окружали Жеана, а возле постели сидел Ян, подвернув под себя ноги, и пристально вглядывался в его заспанное лицо.

— Довольно спать! Ещё неизвестно, что сегодня нас ждёт… может, магометанский содомит уже войска собрал, чтобы всех нас… чик-чик! Оскопить, подобно своим мужьям в гареме! Ты, кстати, никогда не задумывался, зачем они это делают? Чтобы избежать насилия, наверное…

— Ах… Ян… спасибо.

— За что? — изумился тот.

Жеан не ответил и нехотя поднялся с ложа.

— А у нас жратва кончилась! — заявил Ян. — Пойду у знатных позаимствую чего… лук, например, чтоб подстрелить этого… как его?.. с огромными ушами, на Рона похожего. Жрут, как ни в себя — хоть убий! Уж жрать нечего, а они всё равно жрут и жрут, проказа их разрази!

— Я… — замялся Жеан. — Я проведаю Сильвио. Он совсем занемог в последнее время.

— Порой мне кажется, будто при пущем желании ты бы мог питаться святым духом! Впрочем, всё едино. Главное, что мне больше достанется! Так ты точно…

— Да-да, уходи!

Жеан тяжело вздохнул в попытке собраться с мыслями. Он не чувствовал ничего, кроме горького стыда, — благоговение сняло как рукой. «Если бы Ян не разбудил меня, всё непременно бы произошло. И как я сразу не догадался, что непотребные игры были лишь плодом моего разгорячённого воображения? Ведь в действительности Кьяра никогда бы не допустила столь вопиющих вольностей в своём отношении… Вода проступила сквозь кованую кольчугу, и я чувствовал каждое, даже самое лёгкое прикосновение Кьяры!.. Грязное, похотливое животное!» Что самое худшее, не только во сне, но и наяву тело Жеана могло вести себя самым неприличным образом на глазах у насмешника-Яна. Теперь он умчался к Кьяре, чтобы поведать презанятную новость!

— Домолился! — негодовал вслух Жеан. — Допросился! «Даруй мне, Господи, покойного сна без землетрясений и всадников в гиацинтовых доспехах!»