Иголка в стоге сена (СИ) - Зарвин Владимир. Страница 12

— Благодарствую, боярин! — донесся до Дмитрия зычный голос Корибута. — Я твой должник!

Однако, долго ходить в должниках королевскому послу не пришлось. У Дмитрия появилось два новых противника. Один из них был вооружен саблей, другой — копьем-рогатиной.

Наступая на московита сразу с двух сторон, они упорно оттесняли его от Князя и забившихся в угол женщин. Боярин не мог сего допустить.

Чудом увернувшись от рогатины, он пронзил ее хозяина саблей, но сбоку к нему метнулась сабля другого недруга, нацеленная в шею. В попытке помешать татю Корибут нанес встречный удар мечом.

Клинки сшиблись с тугим звоном, и сабля жолнежа, сбитая с изначального направления, плашмя ударила Дмитрия в висок. Перед глазами боярина полыхнула ослепительная вспышка, и он повалился без сознания навзничь.

Не давая врагу его добить, Корибут еще раз взмахнул мечом, и срубленная голова в железном колпаке откатилась под ноги Крушевичу.

Но ни доблесть Князя, ни мужество защищавших его воинов не могли уже ничего изменить. Они гибли под ударами мечей и секир, и то, что, погибая, каждый успевал сразить хотя бы одного врага, не могло склонить чашу весов в пользу обороняющихся.

Убийц оставалось не менее двадцати, когда посольский отряд прекратил свое существование. Последнюю атаку врага Корибуту пришлось отбивать в одиночку.

Окровавленный, тяжело дышащий, он стоял с мечом над грудой изрубленных тел, прикрывая собой не помнящих себя от страха дочь и ее служанку.

— Кто тебе повелел напасть на нас? — хрипло произнес он, обращаясь к Крушевичу.

— Не все ли тебе равно, Княже? — поморщился убийца. — Кто бы эти люди ни были, они мне хорошо платят. Я не испытываю к тебе вражды, но, чтобы я благоденствовал, тебе придется умереть!

— Ладно, убей меня, но отпусти мою дочь и Магду. Они ни в чем не повинны!

— Ты, я вижу, Князь, совсем обезумел от страха! — криво ухмыльнулся душегуб. — Где ты видел, чтобы мастеру платили за незаконченную работу?

— Ну, ты и мразь, Крушевич! — яростно прохрипел Корибут.

— Волкич, — осклабился негодяй, — это мое настоящее имя. Прикончите его!

Жолнежи бросились в атаку, но взмах меча в могучих княжеских руках оборвал их стремительный порыв.

— Пускайте стрелы, — злобно прошипел Волкич, — только не ваши, дурачье, московские!

Несколько солдат вскинули луки, и в грудь Корибуту впилось полдюжины стрел с красным оперением, позаимствованных у сопровождавших Князя московитов.

Захлебываясь кровью, он сделал шаг навстречу врагу, но, обессилев, опустился на одно колено. Волкич принял из рук ближайшего жолнежа тяжелый двуручный топор и, широко размахнувшись, обрушил его на шею Корибута. Кровь из раны темной струей взметнулась вверх, забрызгав убийце лицо и доспехи. Без единого стона Князь замертво рухнул. Эвелина в ужасе закричала.

___________________

Дмитрий погружался в пучину темного омута, такого глубокого, что солнечные лучи не доставали дна, увязая в кромешной тьме. Подобное уже случалось с ним в детстве, когда он пытался достать из глубин монастырского пруда древний клад.

По преданию, поведанному Дмитрию одним из монахов, во время осады монастыря татарами его настоятель велел собрать все имеющиеся в обители реликвии, золотую и серебряную утварь, зашить их в кожаный мех и надежно спрятать.

Кроме самого настоятеля, о месте сокрытия клада знали лишь двое иноков, поклявшихся, в случае падения обители, унести тайну с собой в могилу. Так оно и вышло.

Разграбив монастырь, татары стали пытками выведывать у немногих оставшихся в живых монахов, где зарыт клад, но так ничего от них и не добились. Посвященные погибли во время татарского штурма, непосвященные даже если бы и захотели, не смогли бы расскрыть тайны, коей не владели.

Также отказался выдать ее нехристям старый игумен, принявший мученическую смерть под стенами своей обители. Татары не нашли сокровищ, хотя и перевернули в обители все вверх дном.

Не обнаружили их и вновь прибывшие монахи, тщетно пытавшиеся отыскать в монастыре хоть какую-нибудь запись о местонахождении спрятанных святынь.

Отчаявшись найти клад в стенах обители, иноки стали искать его на прилегающих землях. Почтили вниманием и старый монастырский пруд. Правда, обшаривали они его лишь в мелких местах, где до дна можно было достать баграми или жердями, но там сокровищ не оказалось.

В конце концов, новый игумен отказался от поисков утраченных реликвий и приобрел новые, а монахи занялись восстановлением порушенных врагом монастырских стен и вскоре забыли об истории с кладом.

Но одиннадцатилетнему мальчишке старая легенда не давала покоя — ему хотелось во что бы то ни стало вернуть обители пропавшее сокровище. Благодаря урокам Отца Алексия, он уже недурно плавал и нырял, умел подолгу задерживать дыхание.

Однако достичь дна пруда в самых глубоких местах ему так и не удавалось. Если он и доныривал до придонного ила, воздуха в легких Дмитрию на поиски клада уже не хватало.

Природная смекалка быстро подсказала ему выход. Чтобы не тратить силы на погружение, нужно взять в лодку тяжелый камень и нырнуть с ним на глубине. Камень, как грузило, быстро утащит его на дно, и он сохранит силы для подводных поисков. Так Дмитрий и поступил.

Вначале ему не было страшно. Пруд был хоть и глубокий, но чистый, и сквозь толщу воды просвечивало яркое летнее солнце, переливающееся на ее поверхности игривыми бликами.

Но по мере погружения краски дня блекли, уступая место полумраку, а затем — непроглядной тьме, такой густой, что, казалось, ее можно почувствовать на ощупь.

Там, на глубине, шла своя, незримая для Дмитрия, жизнь — таинственная и пугающая. Тело мальчика, словно холодные пальцы русалок, щекотали поднимающиеся со дна водоросли. Проплыла мимо, задев плавниками лицо, крупная рыба. Дмитрия обуял страх.

Прикосновения обитателей пруда были так неприятны, что мальчик едва не выпустил из рук влекущий его ко дну камень. Из глубин памяти, сразу всплыли жуткие сказки о кикиморах и водяных, утаскивающих на дно неосторожных пловцов, чтобы там, в непроглядном мраке, полакомиться человеческой плотью.

Ему захотелось бросить грузило и всплыть поскорее наверх, к свежему воздуху, к солнцу, вырваться из объятий холодной, пугающей тьмы.

Но тогда бы пришлось отказаться от поиска сокровищ, которые Дмитрию так хотелось, вернуть в обитель. Мысль об этом была для него невыносима.

Стиснув зубы, он поборол страх и продолжил свое путешествие на дно пруда. Спустя мгновение его ноги коснулись придонного ила.

Отпустив камень, он проплыл немного вперед, наудачу шаря перед собой руками, — только так в кромешной темноте можно было отыскать утопленное сокровище.

Но пальцы его натыкались лишь на скользкие от ила камни да на стебли подводных растений, сплетавшихся в причудливые кружева и сети.

Нежданно его правая рука наткнулась на что-то большое и мягкое, словно кожаный мешок. Не тот ли это мех, в коий были зашиты древние реликвии? От радости сердце Дмитрия учащенно забилось в груди, и он стал осторожно ощупывать свою находку, почти уверенный в успехе.

Но тут случилось событие, которое он никак не мог предвидеть. То, что он принял за кожаный тюк, внезапно открыло огромную пасть, и рванулось ему навстречу, подобно пушечному ядру. В одно мгновение челюсти чудовища сомкнулись на его руке, выше локтя, словно живой капкан, и острые зубы впились в плоть.

От ужаса и боли, пронзившей тело, Дмитрий едва не захлебнулся. Он рванулся назад, пытаясь освободиться от чудища, но оно не отпускало его, еще сильнее сжимая челюсти.

В минуты смертельной опасности люди ведут себя по-разному: одни от страха цепенеют, другие — отчаянно сражаются за свою жизнь. Дмитрий принадлежал ко второй породе людей.

Он не знал, что за существо напало на него, гигантская рыба, или водяной, но был уверен, что так просто свою жизнь не отдаст. Он изо всей силы бил свободной рукой по огромной, покрытой наростами морде хищника, старался разжать его челюсти.