Иголка в стоге сена (СИ) - Зарвин Владимир. Страница 14

— Как скажешь, господин, мои люди выполнят все в точности!

— И еще, все они должны свидетельствовать одно и то же. Даже малое расхождение в их словах способно вызвать подозрение у Воеводы!

Разговаривали оба негодяя по-русски, причем, выговор Крушевича выдавал в нем московита. А вот его собеседник славянином не был.

По тому, как медленно цедил он русские слова, было видно, что речь восточных славян для него чужая. Чужеземца выдавало в нем и каркающее, гортанное «р», свойственное германским народам.

«Кто же он — немец, швед или датчанин? — гадал, лежа среди коченеющих тел, Дмитрий. — Хоть бы одним глазком увидеть его рожу, вдруг еще свидимся!»

Он прекрасно знал, что любое движение способно выдать его, но желание увидеть лицо заказчика резни пересилило в нем осторожность. Стараясь не поднимать голову, он медленно прополз полшага вперед.

К счастью для московита, Крушевич и его гость стояли к нему спиной и не могли видеть его перемещений. Больше никого из живых в трапезной не было, что, вероятно, объяснялось нежеланием приезжего лишний раз показываться на глаза жолнежам.

Но и лица гостя Дмитрий тоже не разглядел. Его рослая фигура была с головы до пят закутана в серый дорожный плащ. Даже если бы чужеземец сейчас обернулся к Дмитрию, тот увидел бы лишь его подбородок, не скрытый складками капюшона.

— Еще раз повтори все, что собираешься рассказать Воеводе! — прокаркал чужеземец.

— Изволь, господин. Я со своим отрядом встретил Князя Корибута в двух верстах от заставы. Его люди и кони были утомлены долгой дорогой, а юная княжна недомогала.

Князь потребовал предоставить ему ночлег на пограничной заставе, и я как верный королевский слуга не мог ему отказать. Вслед за ним последовали и московиты, возглавляемые боярином Бутурлиным. Князь сам пригласил их, а я не мог перечить воле королевского посланца…

— Так, продолжай, — утвердительно кивнул чужеземец.

…- Застава — не гостиный двор, а Каштелян — не только гостеприимный хозяин, но и человек, на котором лежит забота о безопасности границ.

Предоставив послу и его сопровождающим все необходимое для ужина и ночлега, я отправился проверять службу конных разъездов. По возвращении на заставу я увидел то, от чего моя кровь похолодела в жилах.

Воспользовавшись отсутствием на заставе большей части дружины, московиты учинили жуткую бойню, в коей погибли Князь, его дочь, застигнутые врасплох и не успевшие обнажить оружие шляхтичи. Оставшиеся на заставе воины гарнизона пытались прийти посольским на помощь, но тоже пали в неравном бою.

Когда я вернулся на заставу, с ними уже было покончено, а московиты собирались покинуть место побоища. Мой отряд сходу вступил в бой, окружив убийц в трапезной.

Похоже, готовясь к резне, злодеи принимали какое-то дурманящее зелье. Мы пытались хоть кого-то из них взять в плен, чтобы выведать причину убийства Князя. Но сии тати сражались с таким упорством, что нам не удалось пленить ни одного из них.

Все они предпочли смерть, даже те, у кого удавалось отнять оружие, как одержимые бросались на наши копья и мечи. Половина моих солдат пала в бою с ними, еще треть пострадала от ран.

В то, что все произошло, именно так, Воевода поверит, увидев место побоища: тела посольских, не успевших обнажить оружие, и московитов с окровавленными саблями в руках. А еще он увидит своего друга Корибута, пронзенного десятком московских стрел!

— Ты хорошо усвоил мои уроки, — одобрительно кивнул чужеземец, — но это еще не все. И Самборский Воевода, и Польский Король потребуют, чтобы ты поклялся в правдивости своих слов на Библии…

— Значит, поклянусь на Библии, — криво усмехнулся Крушевич, — разве у меня есть другой выход?

— Не боишься адского пламени? — в голосе чужеземца звучала неприкрытая издевка.

— Нет, не боюсь, — на миг лицо Крушевича, исказила болезненная гримаса, — едва ли оно опалит меня сильнее, чем татарская смола под Казанью!

— Хороший ответ, он мне нравится, — сдержанно рассмеялся заказчик резни, — всегда действуй так решительно, Волкич!

Волкич!!! Едва долетев до слуха Дмитрия, это имя взорвалось в его сознании, словно бочонок с порохом. На миг пламя взрыва осветило самые темные закоулки памяти, связав воедино разобщенные куски былого.

Да, когда-то Бутурлин уже встречался с этим человеком. Давно, когда тот еще не был изуродован ожогом. Случилось это перед самым штурмом, Казани.

Молодой тверской боярин Андрей Волкич казался всем баловнем судьбы. Потомок древнего, знатного рода, недавно перешедшего на службу Москве, он сполна обладал качествами, способными возвести юношу из его сословия на вершины могущества и славы.

Красивый и дерзкий, искусный в верховой езде, он был первым при дворе Ивана Третьего, на пиру, на охоте, в бранном поле. Дмитрий только начинал свой путь княжеского дружинника, когда о Волкиче на Москве уже гремела слава опытного и бесстрашного воителя.

То было время беспрестанных войн с Великим Казанским Ханством, время взаимных кровавых набегов и разорений противоборствующей стороны всеми возможными средствами.

Не всегда имея возможность, осаждать русские города и крепости, татары вихрем проносились по подмосковным равнинам, оставляя за собой вырезанные до последнего человека деревни, сожженные хлеба и отравленные колодцы.

Зачастую они уходили восвояси прежде, чем ближайший русский Воевода успевал выслать дружину для преследования. Но даже если погоня снаряжалась своевременно, не всегда боярской коннице удавалось настичь в степи набежчиков на их низкорослых, но быстрых, как вихрь, конях.

Ответные вторжения на татарские земли, тоже стоили московитам немалой крови. Летучие отряды татар словно из-под земли возникали в тылу русских войск, нападали на полевые станы и обозы и, нанеся противнику ущерб, словно призраки, растворялись, в бескрайней приволжской степи.

То, что клин вышибают клином, на Руси было известно давно, но Волкич оказался первым, кто, усвоив эту истину, стал бороться против набежчиков их же приемами. В считанные месяцы, он собрал и вооружил сотню отчаянных удальцов, готовых жить и сражаться по-татарски.

Одетые в тюркское платье, вооруженные луком и саблей, они разъезжали по степи вдоль московских границ и при виде татарского отряда шли на сближение.

Принимая их за собратьев, татары не спешили браться за оружие, и отряд Волкича сходу вырубал набежчиков, прежде чем кто-нибудь из них успевал натянуть тетиву или обнажить саблю.

Раненых врагов Волкич также добивал, не оставляя в живых никого, кто мог бы вернуться в свой стан и рассказать о случившемся. Посему Татарские мурзы не скоро узнали, какой грозный противник появился у них в степях Подмосковья.

Вдохновленный первой удачей, Волкич сам стал совершать набеги на татарские земли и неизменно возвращался домой с богатой добычей.

Большинство его воинов, как и он сам, превосходно говорили по-татарски, поскольку предками их были татары, бежавшие полвека назад, во время Великой Смуты в Казани, на Москву.

Среди них было также немало половцев и печенегов, успевших к тому времени слиться с татарами в единый народ. Немудрено, что отряду Волкича удавалось проникать вглубь татарских земель без риска быть разоблаченными жителями приграничных аулов.

Та же тактика принесла ему успех и во время похода Ивана Третьего против Казани. Легковооруженная сотня Волкича шла впереди княжеских войск, вторгшихся на земли Ханства, истребляя встречные татарские дозоры и тревожащие русские тылы летучие отряды.

В немалой степени именно заслугой Волкича было то, что до Казани княжеские войска дошли почти без потерь. То был звездный час Андрея, богатству и славе которого завидовали не только бояре, но и союзные Москве удельные Князья.

Удача отвернулась от боярина под Казанью. Разбив у стен города татарское войско, русские отряды пошли на приступ городских ворот — единственного места, где можно было прорваться в укрепленную ханскую столицу.