Иголка в стоге сена (СИ) - Зарвин Владимир. Страница 82
Закончив с этим, Тур и Газда усадили на коня пленного татя.
Ловкий по части обращения с веревками, Чуприна накрепко примотал его руки к седельной луке, а ноги спутал под брюхом лошади.
Дмитрий хотел было помочь Флориану взобраться в седло, но гордый шляхтич отказался от помощи. Превозмогая боль в колене, он сам сел на коня, и маленький отряд тронулся в путь.
Боярин изрядно устал, и ему больше не хотелось ни о чем говорить с молодым поляком, но он чувствовал, что юношу терзает какой-то больной вопрос, который тот никак не решится ему задать. Похоже, сей вопрос был для него куда важнее, чем судьбы беглых холопов и бунтовщиков.
— Ты о чем-то хотел спросить меня, шляхтич? — первым обратился он к своему спутнику. — Спрашивай, я отвечу.
— Знаешь… — Флориан потупил взор в гриву своего коня, пытаясь подобрать нужные слова для столь деликатной темы, — …когда я лежал, придавленный мертвой лошадью, Волкич посмел сказать, будто княжна… — он осекся и густо покраснел, не зная, как закончить фразу. — Ты не думай, боярин, я не поверил ему!..
— И правильно сделал! — закончил за него Дмитрий, догадавшись, какие мерзости мог наговорить шляхтичу убийца Корибута. — Не верь тому, в ком живет лишь несусветная гордыня да злоба на весь мир!
Княжна чиста перед Богом и людьми, могу тебя в том уверить. Со лжецом, что посмеет бросить тень на ее имя, я скрещу клинки, и ты, знаю, поступишь так же.
Тебе же, шляхтич, скажу: не сомневайся в тех, кого любишь, и не слушай бесов. Они способны лишь лгать!
— Я знаю, почему для спасения княжны Господь выбрал тебя, — поднял на Дмитрия просветлевший взор Флориан, — просто никому другому это было не под силу!
Окажись я на твоем месте, меня хватило бы на то, чтобы биться за нее и умереть у ее ног. А вот вызволить Эву из кровавого ада и доставить невредимую в Самбор мог единственный человек — ты, Дмитрий!
Я долго не мог понять, как тебе удалось спасти ее на заставе, и вот теперь Господь открыл мне глаза! Я уразумел, в чем твоя сила!
— В чем же?
— В том, что ты свято любишь то, во что веришь, и свято веришь в тех, кого любишь. В том, что тебя не терзают сомнения, которые посещают многих других… Меня…
Я бы сам хотел так жить, но почему-то не выходит. А у тебя вышло! И, видя это, Господь оберегает тебя от смерти, дает совершать невозможное!..
— Насчет сомнений ты ошибаешься, Флориан, — слегка смутился Бутурлин, не ждавший от шляхтича подобной похвалы, — сомнения стучатся и в мою дверь, да порой так громко, что я не знаю, как поступать.
Казалось бы, чего проще — живи по заповедям божьим и не сомневайся в своей правоте. Но добро и зло в жизни хитро сплетены, и порой не предугадаешь, как отзовется на других тот или иной твой поступок. Бывает, что ложь спасает жизнь, а правда приводит на плаху. За подвиг получаешь наказание, а за низость — награду!
Но еще хуже другое: когда деяние, совершаемое тобой во благо, для кого-то оборачивается злом. Вот и думай, как жить, чтобы не оказаться орудием в руках дьявола!
— По-моему, у тебя это неплохо получается, — заметил молодой шляхтич.
— Хотелось бы, чтоб получалось лучше! — вздохнул Бутурлин. — А то ведь и я попадаю впросак. А что до свершения невозможного, шляхтич, то в этом я не одинок.
Многие люди свершают то, что другим кажется недостижимым. Ведь когда бьешься за то, что любишь и во что веришь, не задумываешься, что возможно, а что — нет. Просто отдаешь все силы делу, коему служишь!
— Вот это княжна в тебе и оценила! — с грустной улыбкой подытожил Флориан. — Жаль, что ты — схизматик. Из тебя мог бы выйти хороший образчик для нашего рыцарства!
Дмитрий в ответ лишь пожал плечами. Маленький отряд миновал песчаный склон морского берега и теперь двигался по заснеженной равнине к Старому Бору.
На опушке пути боярина и казаков должны были разойтись. Газде с товарищами предстояло укрыться в лесу, а Бутурлину с Флорианом и пленником — выступить в долгую обратную дорогу к Самборской Крепости.
Но судьба распорядилась по-иному. Путники были на середине поля, отделявшего их от Старого Бора, когда на северной оконечности леса показались всадники. Их было не меньше полусотни.
Зимнее солнце ярко вспыхивало на латах и шлемах, остриях копий и оковках щитов, выдавая в приближающихся воинах тяжелую польскую конницу. Над головой отряда гордо реяла красно-белая походная хоругвь, снег алмазной пылью летел из-под копыт рослых боевых коней.
Сомнений быть не могло: поняв свою ошибку в деревне бортников, Воевода погнал свой отряд вспять, все еще надеясь перехватить Волкича на равнине.
Дмитрий не раз слышал о том, что польская конница на марше — одно из красивейших зрелищ мира, но Газда и его побратимы едва ли разделяли подобное мнение. Тем паче, что, заметив отряд Бутурлина, Самборская дружина поспешила ему навстречу, отрезая казакам путь к спасительному лесу.
— Что ж это, братцы, — раздался за спиной Дмитрия испуганный голос Чуприны, — выходит, выследил нас Воевода! Выходит, мы того… до леса дойти не успеем!..
— Не лопочи, казак! — одернул его Тур. — Не успеем — так не успеем! Чему быть, того не миновать, от судьбы не убежишь!
— Кто они такие, чтобы я от них бегал? — гневно сверкнул глазами Газда. — Сперва княжну из беды выручал, потом татя беглого выслеживал, и на тебе! Бегай от них, как заяц! Нет уж, братцы, я не побегу!
— Оставь саблю в покое, Петр, — попытался успокоить друга Бутурлин, видя, что рука казака легла на сабельный крыж, — станем сейчас мечами махать, только беду накличем!
— Вам нечего страшиться, — обернулся к казакам Флориан, — вы находитесь под моей защитой, и я обещаю уберечь вас от гнева Воеводы!
— Всю жизнь мечтал о таком защитнике! — хмыкнул, тряхнув чубом, Газда.
Самборские ратники приближались. Уже были видны красно-белые флажки на их копьях, трепещущие под порывами ветра.
Глава 40
Взревела боевая труба. Повинуясь ее зову, конники разделились на два потока, и, обойдя с боков отряд Бутурлина, сомкнулись позади в ощетиненное копьями кольцо. Чуприна сдавленно охнул, Газда крепко выругался, Волкич, чьи руки были привязаны к седлу, злорадно ухмыльнулся.
От сомкнутой цепи Самборских стражников отделился кряжистый рыцарь в роскошных латах, с изображением вздыбленного вепря на щите, с забралом в виде усатой, жутко оскаленной маски.
Рука в латной рукавице откинула вверх, сию личину, и Дмитрий увидел налитые кровью глаза и огненно-рыжие, вздернутые, словно кабаньи клыки, усы Воеводы.
— Ну, вот мы и встретились, боярин! — хищно рассмеялся Владыка Самбора, поглаживая ладонью рукоять привешенного к седлу шестопера. — Не чаял, что улов будет таким жирным!
Все, кого мне изловить хотелось, сами в силки угодили, да еще в одной компании: благородный спаситель княжны, беглый тать, степняки-разбойники…
Воевода впился глазами в племянника, выехавшего из-за спины Бутурлина: — Всем стоять! Кто тронет шляхтича, умрет лютой смертью!!!
— Дядя, мне не грозит опасность, — выступил вперед Флориан, — я не пленник!
— Тогда, может, объяснишь, как ты здесь очутился? — сурово вопросил юношу Воевода. — Ты сейчас должен находиться в десяти верстах от сего места, в Самборе, с княжной!
— Я ехал к вам, чтобы сообщить о скором приезде Московского Князя, — почтительно склонился в седле перед Владыкой Флориан, — но по дороге встретил боярина Бутурлина, коий как раз вышел на след татей. Он мне предложил присоединиться к его охоте, я же сказал, что сам возьму Волка. Мы поспорили…
— Видал я следы вашего спора! — проворчал Кшиштоф, вспомнив обломки щитов и смятый шлем на снегу. — Что дальше-то было?
— Мы отправились в погоню порознь…
— Ну, и кто взял зверя на аркан? — осведомился Воевода, заметивший, наконец, веревки на руках и ногах пленника.
— Мне удалось лишь задержать Волка, — честно признался Флориан, — пленил его Бутурлин. Оба мои жолнежа погибли в схватке с разбойниками, если бы не боярин и его люди, пришлось бы и по мне заказывать панихиду…