Прогулки по Аду (СИ) - Клепаков Андрей. Страница 22

— Да! — воскликнула кукла. — Давайте убьем Наследника!

— А если, понимая все это, ты пытаешься продолжать свои неуместные ухаживания, то ты просто подлец. Или дурак. Dixi, — и воображение замолчало.

— Я ее люблю, — тихо сказал я.

— Все-таки дурак. А это не лечится, — воображение пошарило в пакете и достало круассан. — Последний, — сказало оно. — Никто не будет?

— Да, не лечится, — согласилась кукла. — Я знаю.

— У тебя есть планшет? — спросил я ее.

— Зачем тебе? Я сама планшет.

— Хочу последний раз зайти на ее страницу. Фотки глянуть, попрощаться.

— Нельзя. Любое твое появление в сети будет отслежено. Так что забудь и про контакт, и про почту, и про скайп, и про все остальное.

Я молчал. Потом вспомнил про кофе. Налил себе и Пендрику. Закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Кукла включила тихую музыку. Холод сжал мое сердце в кулак.

«Бред, — подумал я. — Холод не может ничего сжать в кулак».

Но он сжал сердце в кулак. Было больно и страшно. Я в очередной раз прощался. Сколько было этих прощаний за пять лет? И всегда было больно и страшно. Но похоже, что это действительно последнее. Воображение право. Надо завязывать. Я ей не принесу счастья. Даже если она меня полюбит. Значит, чтобы стать несчастной, ей надо меня полюбить. Так ведь она не любит. Следовательно, она счастлива. Так зачем же я буду отнимать у девочки счастье? Я же ее люблю и хочу, чтобы она была счастлива. А она уже счастлива. Без меня. Со мной будет несчастлива. Наконец стройная логическая цепочка выстроилась. Я открыл глаза,

— Все. Ленку нахер. Забыли, — сказал я.

Все зааплодировали, даже Пендрик постучал ножками.

Но боль не отпустила, только стала сильнее. Впрочем, эта боль сопровождала меня все последние годы. Я почти привык. Я снова закрыл глаза,

«Лена — это боль. Нет Лены — нет боли.

Где Ленка появилась впервые? В прошлой жизни. Встретились на балу. Потом любовь. Потом она погибла. И я покончил с собой. Покончила… Да, девкой был я, она парнем. Кавалергардом — глупая дуэль. «Не обещайте деве юной…» А я из окошка на мостовую — бряк. Тоже, блин, жопа. Почему? А что было раньше? «Пусть Гофман со мною дойдет до угла…» Раньше была Япония. «И кто-то «Цусима» сказал в телефон…» Нет, не эта. Раньше. «Суровы и хмуры с винтовками буры…» Нет, еще раньше. «За древней стоянкой один переход…» Да, здесь. 16-й век. Да, я это все знаю. Значит, надо туда, в Японию. Там вырвать эту заразу. А раньше? Раньше вроде ничего не было. По крайней мере, не читается.

Так, что же, — удивился я. — Всего две жизни вместе, а так прижало?»

Я снова открыл глаза:

— Мне надо в Японию.

— У тебя нет ни денег, ни документов, — удивилась кукла. — Как ты туда собрался? Пешком? Думаешь, пока дойдешь, Сахалин снова станет японским, Антон Палыч?

— Нет, — задумчиво сказал я, — пешком не дойти и на самолете не долететь. Туда не ходят самолеты и не летают поезда.

— С тобой все в порядке? — несколько обеспокоенно спросила кукла. — Зачем тебе Япония?

— Но билет взять можно, — очень задумчиво сказал я. — И ты мне в этом поможешь, — кивнул я воображению. — Мне надо снова в кому.

— Э-э-э, ты что, не пугай меня. Какая кома? — кукла заерзала на сиденье.

— Ненадолго, проконсультироваться.

— Ты сумасшедший? Что ты хочешь делать? — почти закричала она.

— Ну, не в кому. В астрал. Это почти одно и то же. Поможешь? — я снова спросил воображение.

Оно пожало плечами.

— В сухую, без цикла, без грибов, без травы? Тяжело будет. Может, кислоты поищем?

— Если только из аккумулятора, — усмехнулся я. — Ты помнишь, как я в коме был? Давай вспоминай. Все получится.

Я взял куклу за руку.

— Я сейчас попробую отъехать. Воображение тоже будет занято. Если тебе покажется, что я долго, ты меня поцелуешь. Я думаю, твоего поцелуя будет достаточно, чтобы вернуться. В крайнем случае, пусть Пендрик куснет. Но минут десять-пятнадцать мне дай.

Кукла покачала головой и закатила глаза.

Я сел поудобнее и расслабился. Подышал и попытался взглянуть внутрь себя, как тогда, во сне. Только теперь я не стал медленно поворачивать глаза вокруг своей оси. Я просто вывернул их наизнанку, как выворачивались мертвяки в «Улитке на склоне».

Глаза развернулись, и зрачки уперлись в мозг.

7

В лицо ударил просто ураган, ветер ревел и выл в ушах. От страха перехватило дыхание. Но по-прежнему было темно, и я ничего не видел.

«Блин, дальше-то что делать», — истерично подумал я.

— Открой глаза, дуралей, — сквозь шум ветра услышал я голос.

Я открыл. Словно римский Янус, я смотрел в две стороны одновременно. Внутрь себя и наружу. Внутри было темно, снаружи мне в глаза ударил свет. Сразу ветер стих и страх прошел.

Я понял, что больше не сижу в машине. Я стою под открытым небом. Где-то в тропиках. Вокруг пальмы, пахнет магнолиями, солнце жарит в башку по-страшному.

«Таиланд, блин!» — подумал я.

— Почти угадал, — сзади раздался голос. — Индия.

Я оглянулся. Передо мной, сидя в позе лотоса, висел в воздухе Будда.

— Я не под мескалином, — торопливо сказал я. — Я вышел сам.

Будда улыбнулся.

— Сансара, нирвана. Не в самадхи, конечно, но сам вышел. Посмотри, как ты себя видишь.

Я огляделся и присвистнул от удивления. Мало того, что я был голым, только в каких-то дурацких оранжевых плавках (никогда бы не купил себе такие), так частично на мне еще не было кожи. Было очень странно смотреть на свои руки и грудь и видеть обнаженные мышцы и сухожилия, словно в учебнике анатомии. При этом кровь не сочилась, и больно не было.

— Во, блин! — сказал я Будде. — Я в красных плавках, а руки и грудь без кожи. А лицо? — спросил я. — Лицо тоже без кожи? Наверное, у меня оно сгорело недавно.

— Плохо, что голый, — ответил Будда, проигнорировав мой вопрос. — Значит, ободрана аура. Здесь одежду образует твоя аура. Она и определяет ее цвет и фасон. Такие иногда экземпляры попадаются — оборжаться можно. Ты голый — значит, ауры нет. Оранжевые плавки — это твоя Свадхистана, только она какую-то энергетику и продуцирует. Остальные чакры молчат, или кто-то жрет. Сам разбирайся. А то, что ты без кожи, это еще хуже. Значит, наказан. Кожа — это Слово Отца. «В начале было слово» — помнишь такое? На коже написана судьба человека. Если ты без кожи, значит с судьбой у тебя проблемы.

— Какого отца? — в полном недоумении спросил я. Я-то было подумал, что раз смог выйти к Будде, значит крут неимоверно, а оказалось, как всегда, полное дерьмо.

— Отца нашего Небесного, — Будда выразительно ткнул пальцем в расплавленное от солнца небо.

— Простите, — максимально вежливо спросил я. — Я не очень понял, что написано на моей коже?

— Про хиромантию слышал? — Будда чуть прищурился.

— Ну? — ответил я.

— Баранки гну. На руку свою посмотри! — Будда откровенно потешался.

Я взглянул на свою красно (мышцы) — белую (сухожилия) ладонь. Безо всяких следов линий жизни, ума, сердца и так далее.

— Блин! — воскликнул я. — А лицо? На лице тоже кожи нет? — я схватился руками за щеки.

— Не знаю, — Будда пожал плечами. — Я тебя вижу туманным сгустком энергии, из которого торчат только глаза. Все остальное размыто. У тебя не хватает сил оформиться здесь телесно. Так, вышел каким-то клочком тумана. — Будда помолчал. — Я мог бы тебе предложить взглянуть на свое отражение в Зеркале Озера Читты, но тебе это тоже недоступно. Какое отражение, у тебя там буря сейчас. Еще вопросы есть?

Несколько секунд я нервно ощупывал свое лицо. Судя по тому, как скользили мои пальцы, кожи на нем не было, но и рубцов тоже.

— Мне кажется, что на лице кожи нет, — жалобно сказал я. — Вот, блин, судьба. И здесь морды нет. «Человек без лица». Перечитать, что ли?

Будда кивнул:

— Скорее всего. На лице тоже судьба пишется — на лбу. Посмотри, на стопах кожа есть?

Я поднял ногу, потом другую:

— Есть! — обрадовался я.