На зов тринадцатой могилы (ЛП) - Джонс Даринда. Страница 37

— А потом помню, как проснулась в руках дяди Боба, — продолжала сестра, а я буквально дар речи потеряла. — Он мне сказал, что я отключилась, а сам был ужасно расстроен. Хорошо это помню, потому что думала, что он разозлился из-за того, что я потеряла сознание. К тому моменту я уже ни о каком монстре не думала. Все мысли занимало лишь то, что дядя Боб злился. — Я не могла пошевелиться. — Уже когда мы приехали домой, он рассказал мне, что мама умерла. Причем рассказал только потому, что плакал, а я допытывалась, почему он плачет. Точно не хотел мне ничего говорить, но я понимала уже тогда, что что-то не так. — А теперь я забыла, как дышать. — Чарли, — по щекам Джеммы потекли слезы, — я заражена?

Вопрос вывел меня из ступора.

— Чего? — Я сгребла ее объятия, и она вовсю разрыдалась. — Нет. Ты точно не заражена.

— Тогда как это объяснить? — Она с трудом дышала из-за слез. — Почему я помню то, чего просто-напросто не могло быть? — Сестра отстранилась и посмотрела на меня. — Ты-то, понятное дело, ангел смерти, но как могла мама — наша мама! — драться с демоном? Это же невозможно! Она… она не была такой, как ты. И я не такая, как ты.

— Джем, я думаю, то, что ты видела, вполне могло произойти на самом деле.

— Нет. — Она помотала головой и села на раскладушку. — Это невозможно. Я не умею заглядывать в твой мир, Чарли, и никогда не умела. Ты и сама это знаешь.

Я подумала о докторе Кларке и о том, как со временем он перерос способность видеть мир сверхъестественного. И все же вряд ли эта способность окончательно выветрилась.

— Ты уверена? Ты никогда не видела привидения или…

— Все видели привидение, Чарли. Я психиатр, так что поверь мне: все когда-нибудь видели призрака, но в девяноста девяти процентах случаев этому есть вполне логическое объяснение.

— А как насчет оставшегося процента?

— Я всегда стараюсь смотреть на вещи с практической точки зрения, но уже достаточно насмотрелась, чтобы полностью отрицать существование другого мира.

— Спасибочки, — всеми порами источая сарказм, отозвалась я.

Джемма фыркнула:

— Ты знаешь, о чем речь.

— А ты знаешь достаточно о человеческой психике, чтобы понимать, что все эти годы ты всего лишь блокировала свои воспоминания.

— Думаешь?

— Думаю.

— Значит, ты не считаешь меня чокнутой?

— Такого я не говорила, — поддразнила я.

То, что пережила Джемма, объясняло кое-что еще, кроме маминой смерти. Например, почему она блокировала свою чувствительность к сверхъестественному миру. Даже зная, что я жнец, сестра отказывалась признавать то, что явно видела. Я всегда списывала ее безразличие на происки мачехи, но дело, очевидно, было не только в этом. Это был механизм выживания.

— Сама подумай, Джем. Если бы речь шла о твоей пациентке, которая в детстве видела, как некое чудовище напало на ее мать, и совершенно ничего об этом не помнила, что бы ты ей сказала?

— Что она блокирует воспоминания о травматическом событии, случившимся с ней в детстве.

— А если она блокирует воспоминания, то, возможно, блокирует и инструмент, позволивший ей увидеть то событие. Вроде истерической слепоты. Это ведь возможно?

Джемма обняла себя за плечи.

— Очень возможно. — Когда она снова взглянула на меня, в ее глазах плескалось отчаяние, слегка приправленное скептической надеждой. — Даже не знаю, Чарли. Ты всерьез считаешь, что все это время я могла видеть твой мир?

— Да.

— Я… я не могу больше об этом думать.

— Знаю, солнце, но именно это тебе и нужно сделать. Подумать. Я должна знать, помнишь ли ты что-нибудь еще.

— Постараюсь.

— Спасибо, Джем. Знаю, я о многом прошу.

— Чарли, а та тварь… то чудовище… Неужели ты каждый день с таким сталкиваешься?

— Ну, не каждый день.

— Тогда ты просишь лишь о том, чтобы я наконец стала вести себя, как взрослый человек, и прекратила притворяться, будто монстров не существует, раз уж я все это время знала, что они очень даже настоящие.

— Нет, Джемма. — Я ласково обняла сестру. — На твоем месте так поступил бы каждый.

— Но не ты, — возразила она.

— Это не твое бремя, Джем.

— Чарли. — Она отошла на шаг и смерила меня строгим взглядом. — Что бы ты ни говорила, ты самый храбрый человек из всех, кого я знаю.

В груди все сжалось. Сейчас не время спорить с сестрой, поэтому я просто поблагодарила ее и крепко обняла, жалея, что этот разговор не состоялся у нас уйму лет назад. Мы могли бы быть хорошими друзьями, но потеряли так много времени!

Когда мы с Джеммой успокоились настолько, чтобы перестать цепляться друг за друга, мы с Рейесом отправились на поиски Гаррета. Вот только голова все еще шла кругом. Слова Джеммы подтвердили все, что мы узнали от доктора. А из-за того факта, что Джемма видела этот кошмар в четыре года, сердце кровью обливалось.

Гаррета мы нашли в его комнатушке в окружении книг и бумажек с каракулями на полях.

— Нашел что-нибудь новое? — поинтересовался Рейес.

Раздраженный вздох Своупса сказал нам больше любых слов. Он бросил книжкой в стену. Причем книжка была старая и наверняка в единственном экземпляре. Оставалось лишь надеяться, что он не добыл ее в какой-нибудь библиотеке. Там крайне серьезно относятся к надругательствам над книгами. На вид библиотекари скромные и кроткие, но никогда и ни за что не стоит портить книгу. Или сразу три, расплескав на них кофеек.

— Все пророчества вертятся вокруг вас двоих, Пип и неминуемой битвы с Люцифером. Ни слова о растущем адском измерении, кроме того маленького отрывка, и я даже не уверен, что речь там о нашей ситуации.

— Но там ведь говорится о мире внутри мира, — возразила я.

— Да, но Нострадамус вполне мог писать о том, как «Макдональдс» захватывает мир.

— Там было что-то о том, что надо найти и уничтожить сердце.

— Опять же, речь могла идти о бомбардировке офисов «Макдональдса», чтобы не дать этой сети захватить упомянутый мир. Ты знала, что они уже в ста двадцати странах?

— Это большая куча «Биг Маков».

— С другой стороны, — продолжал Гаррет, — даже хорошо, что город закрыли на карантин и отменили все вылеты.

— Шутишь? — проворчал Рейес.

— Народ из ЦКЗ объявил чрезвычайное положение. Они понятия не имеют, что творится. Хотя смертельных случаев не так уж много по сравнению с количеством зараженных, сами зараженные не выздоравливают. Никого еще не выписали из больниц, которые теперь официально переполнены. Однако из-за карантина сюда не могут прислать помощь извне, и никто из зараженных не может покинуть город.

Я собралась с духом и спросила:

— Сколько уже смертей?

— Девять.

Я прислонилась к дверному косяку. Девять. По моей вине погибло уже девять человек.

Рейес взял меня за подбородок, поднял мое лицо и заглянул в глаза укоризненным и одновременно угрожающим взглядом:

— Сейчас не время.

Так он меня и держал, сверля взглядом, пока я не кивнула.

Спустя мгновение я почувствовала, как разделяются мои молекулы. Мы переместились в неземное измерение, но Рейес по-прежнему смотрел мне в глаза, а потом опустил взгляд к моему рту, отчего на щеках появились тени от невероятно густых ресниц.

Он коснулся моих губ пальцем, а через миг поцеловал. Стоило теплу от поцелуя просочиться во все чувствительные места, как мы материализовались в Джакарте.

Я чуть-чуть отодвинулась и осмотрелась по сторонам. Мы оказались на темной улице. В Альбукерке только-только стукнуло семь утра, а здесь уже было девять вечера. К нам устремился шум с местного рынка. Однако мы материализовались на боковой улочке, поэтому могли добраться до дома Панду незамеченными.

Панду Йосо, глухой и слепой семилетний пророк, написал детские книжки, в которых рассказывалась вся наша с Рейесом история, начиная с того времени, как мы были богами, и заканчивая тем, как родились на Земле и у нас появилась Пип. Только нас мальчик называл звездами.

Надо признать, книги были прекрасны. Панду рассказывал свои истории родителям, а они их записывали. И, даже будучи глухим и слепым, он сам сделал иллюстрации. С трудом верилось, что я наконец увижусь с этим ребенком.