Внук Донского - Раин Максимилиан. Страница 36

— Се знаменье, сыне. И не лайся паскудно. Раз люди глаголят сие, тако суть, — уперся тот, — Сам Господь кажет ми пошед на Ваську и согнати его с отчего стола.

Монахи изменили бы своей природе, если не придумали как обратить своё враньё в нечто прибыльное. Почувствовав удобный момент, принялись разводить князя на деньги. Ясное дело, надо теперь часовенки строить, рисовать иконки, петь хором, махать кадилом и прочие очень нужные дела вытворять. Место, где я якобы приземлился в образе ангела для покрывания мёртвой отроковицы, требовалось освятить. Нашёл индюк куда приземляться. Место там красивое, много зелени, для купаний отличное. Теперь там попы обоснуются и будут стрекотать свои проскомидии, как саранча. Ясное дело, что Галич в очередной раз чудесами обретается, как свинья апельсинами.

Люди в этих краях довольно таки своеобразные. Зря я понадеялся, что знамения здесь редки. Относительно недавно, лет сорок-пятьдесят назад, боярин Иван Овин на своих землях что близ Галича, узрел двух юношей, которые оказались конечно же ангелами. Они вручили боярину икону и велели построить монастырь, в коем теперь старец Паисий счастливо игуменствует. Какие-то огольцы прикололись над замороченным боярином, а в результате новые культовые сооружения, ритуалы, и деньги сыпятся в поповские мошны. Прямо математическая пропорция получается между количеством чудес и идиотами, в них верящими. Что-то мне подсказывает, что если я поживу здесь подольше, то ангелы с чертями в обнимку табунами начнут бродить вокруг Галича.

Вря без продыху, крылошане яростно работали челюстями. Термиты в своих термитниках обзавидовались бы такому аппетиту. Понятно, почему в большинстве своём они такие толстые. Монахи, конечно же. Кое-кто из знакомых антагонистического пола мне задвигала, что если быстро есть, то можно сильно разжиреть. Организм будто бы не успевает понять, когда нужно подавать самому себе стоп-сигналы и промахивается. Не знаю, не хочу никого сам обманывать. Наверное, не на всех срабатывает. Пытался как-то раз быстро питаться, но так и не удалось поправиться.

Я ковырял еду ложкой в жутком настроении. Какой тут к лешим аппетит, если теперь любое моё правдивое изложение обругивается в самом начале и не воспринимается. Ужин наконец-то закончился. Князь поблагодарил крылошан за увлекательное повествование о явленном чуде и отпустил их, наделяя каждого целым серебряным рублём. Мне он рубля почему-то не дал, зато сообщил о завтрашней поездке в Успенский монастырь и праздновании там "Михайлова чуда". Праздник этот посвящён явлению архистратига небесного воинства Михаила, оказавшего помощь добродетельному отроку Архипу, которого злые язычники собирались убить потоками горной реки. Простым способом его прикончить им, наверное, было скучно. В этот день запрещалось работать православным, зато нужно много праздновать, ходить по гостям. Ну, в таких делах я большой профессионал.

Князь приказал позвать главу тайных дел. В ожидании его прихода вернулись к обсуждению чудес у озера. У меня всё ещё свербело на эту тему:

— Отец, врут безбожно твои монахи. Я там был и всё видел. Могу поклясться на чём угодно, что не было никаких сверкающих ангелов с крыльями. Девочку действительно спасли. Не мёртвой она была, а только без сознания.

— Ты не зрел, овы зрели и их мнозее. Коем ми верити? Охолонь, сыне, и Библию чти. Господь в милосердии сеим мнози кудесы сотворил, — стоял на своём князь.

— Хочешь, я скажу тебе, кто на самом деле спас Матрёну? Девочку ту спасённую так звали. Я это был, а не ангел? — в конец разозлился я.

— Ай, блядишь, сыне! — естественно не поверил отец.

— Её брат и друзья, с кем она плавала на лодке, должны меня признать. Не было никакого знамения, — высказался и натолкнулся на тяжёлый взгляд.

— Истинно рече отче Паисий, иже бесы тя населиша. Горд, своенравен, божественный промысел отрицаешь.

О чём можно дальше в таком русле спорить. Как раз подоспел Варфоломей, обсудивший с государем странности пожара. Была выдвинута версия, что убил Алимпия и поджёг его дом затаивший на него злобу тать. Ага, а ещё он его яблоню шатал и собаку пинками гонял. Просто убить дьяка было злодею маловато.

Высказал вслух свои сомнения, и что свидетелей поджога усадьбы требуется тщательно охранять. Они единственные, кто мог видеть возможного убийцу Алимпия. Варфоломей настаивал, что холопы могли сами соучаствовать в преступлении. Резон в его словах имелся. Одинокий Алимпий не имел официальной семьи и, соответственно, наследников. Жил бесчестно с приживалками и холопками. Возможно, кто-то из них затаил на него обиду. Однако, убийство произошло во дворце, а не на усадьбе. Сжигание здание после убиения хозяина вообще теряло смысл. Пришлось схлестнуться с Варфоломеем в споре, пока раздосадованный батя не распорядился нам двоим убраться и опросить тех холопов. Поскольку было уже поздно, договорились с ним встретиться и выполнить княжье поручение следующим днём.

Я отпустил провожавшего меня с факелом до покоев молодого воя и залёг на свой лежак, размышляя над субботними событиями. Холопы поминутно заглядывали в комнату, словно чего-то хотели от меня. Когда я остановил Ждана и спросил, чего ему нужно. Тот, запинаясь, с сильным смущением поинтересовался насчет обещанной порки. С трудом удержался, чтобы не рассмеяться. Ждущей мой вердикт чернявой голове расслабленно сообщил:

— Мне пофигу. Делайте, если уж так положено.

Через какое-то время стали раздаваться чпокающие звуки и вскрики. Я выглянул в людскую. Шоу было в самом разгаре. Блондинистый Устин лежал на лавке с голым худым задом, над которым трудился с ремнем Ждан. Рявкнул им, чтобы развлекались тихо, или уматывали куда-нибудь во двор. Чапаю думать надо. Вроде бы шуметь перестали.

15

Воскресную утреннюю службу князь Юрий Звенигородский и Галицкий решил провести в Успенском монастыре, а не как обычно в церкви рядом с дворцом. С нами выехали все ближние и не слишком бояре. Ехали в большинстве своём в возках, по ночному времени дохрапывая недоспанные сны и не желая попадаться даже случайно на глаза простолюдинам своими неожиданно скромными одеяниями. Однако, возвращаться обратно знать намеревалась во всём своём великолепии.

Надумал тоже покимарить в возке, если можно так определить этот аттракцион под немилосердную тряску и стук копыт. Слуги расположились сзади на закорках. В возке со мной трясся сундук с парадно-выходной одеждой принца Галицкого, а для визита во владения старца Паисия я на этот раз был обряжен в добропорядочную светло-коричневую порть, которую обычно носили галичанские подмастерья. От утреннего холода спасала сермяжная япанча такого же цвета. Ехать к зловещему иерарху с его толстопузой братией мне не хотелось до скрежета зубовного, до мышечных болей в одном интересном месте. Была бы моя воля — потравил этот вонючий клоповник дихлофосом. Кстати, неплохо бы его изобрести. А пока надлежало выполнять волю отца и изображать лицом благостное смирение.

Вел службу сам владыка Паисий. Неожиданно для меня высокородной публике была представлена закутанная в плат девочка, пророчившая о тяжёлых временах и явлении сатаны, если молящиеся не возлюбят Христа по определённым правилам. Силу этой любви предполагалось определять количеством выделяемых из вятших мошн монет. Девчушка оказалась не кто-нибудь, а отроковицей Матрёной. Ангел её оживил, отчего она естественно обрела дар пророчества. Такая вот мелкая, а уже не промах.

После многочасового стояния и заунывных песнопений на греческом с последующими не менее нудными толкованиями произнесённого на понятном всеми русском, было приятно бросить под рёбра монастырские яства, представленные в основном молочными блюдами: густой простоквашей, творогом, начинённым изюмом, орехами и прочими сухофруктами. Мясо тоже наличествовало, но только в виде птичьей убоины и мелких яиц, по виду перепелиных. Ели все вместе в трапезной, не чинясь. Простые монахи сидели с князем и его боярами, одетыми в простые без украшений суконные кафтаны.