Внук Донского - Раин Максимилиан. Страница 41

— Найти бы сего мальца. В ноги бы ему сверзился. Несмь студно в казанники к нему пошед. Лады ведае ми паче. Талант ему вещий дан горний.

Ждан зачем-то захотел побахвалиться перед приятелями своим новым житьём-бытьём. Делать ему с Устином почти целый день ничего не надо:

— У княжича служба не тяготна. Дненощно лежати мочно и брюхо чесати. Присно есмо в порти доброй, в чоботах, сыты и с крышей над главой.

Но когда Мирон принялся упрашивать оказать протекцию у княжича для него и брата на место личных музыкантов, резко поменял полюса и принялся почему-то меня обливать помоями. В переносном смысле, конечно:

— К монахам ездит и библы паскудны тамо чтит. От тех библ порные разумом сокрушаются, а отроки тем паче. Люди бают, иже княжич филином сотворяется, инде собакою, аще преди сей потворы рудь людску сосе. Мы с Устином обнощь не спим, дабы он не достал нас и рудь не высосал.

— Страсти кои! — ужаснулся Тренька, — Я бы тея господина за версту отекал.

— Истинно сие, — согласился Ждан и продолжил хаять меня, — Челядинцы баяли, велел се желудей насобирати и сопряжити, дабы их вкушати. Все в хоромах глумятся над ним отай. Баламошкой кличут…

Совсем зажрались, лакеи чёртовы, охерели от безделья. Ничего, доберусь ещё до вас. Я от возмущения даже пропустил шлепок по затылку от соседского воя.

— Почнул наш баламон? Пей с нами за мужей доблих, главы сложаху.

Вои деловито разлили дорогущие напитки по кружкам. Дружно стукнулись. Затем ещё раз. Само собой пришла пора рассказам о ратных делах. У каждого их оказалось не на одну жизнь. Даже самый молодой Ферапонт, пьяно ворочая языком, поведал братве о нескольких своих подвигах. Вои все были из одного подразделения во главе с десятником Никодимом Ряпа. Среди пьяного ора бородатых глоток позабылось все мои горести и то, ради чего я сюда пришёл. Сам тоже подключился к параду бахвальств и принялся рассказывать о своём боевом прошлом на Кавказе. Бойцы приняли мои разглагольствования благосклонно и договорились завтра с утра встретиться на вокзале и купить билеты на югА, порезвиться в горах с ваххабитами.

Обычно после хорошего выпивона, сдобренного приличным закусоном, неизбежно начинается слезосшибательный шансон. Мужики заныли что-то тягомотное с таким дебильным сюжетом, что нужно упиться в хлам, или сильно ушибиться головой, чтобы хоть что-то понять. Основную партию вёл молодой Понтя, мужики ему только подвывали.

В песенке этой рассказывалось, как некая княгиня бродила по горам. С камня на камень прыгала. Ну и допрыгалась, наступила на лютого змея. Змей тот реально лютейшим оказался — взял, да и изнасиловал несчастную. Тут и беременность нарисовалась как положено, через девять месяцев. На десятом месяце ребёнок прямо из чрева начал ей предъявы кидать, чтобы она, то есть княгиня, выковала ему стопудовую палицу. Грудничок змею мстить собрался, отцу родному. Какие конкретно обвинения инкриминировал ему сынулька, по тексту не было понятно. В общем, бред бредячий. Какие мухоморы тут потребляют? Я фэнтези тоже люблю иногда почитывать, но какой-никакой здравый смысл всё-таки должен присутствовать. Можно было бы, конечно, слова мимо ушей пропускать, если бы хоть какая-то мелодия намечалась, хотя бы тупой ритм. А так, ни в лад, ни в склад, поцелуй корову в… духовность.

Военные мужики вдруг стали ко мне приставать и требовать исполнения песни. Что их там снизу укусило? Решил не отказываться и порадовать новых знакомых своим творчеством. Из песенного арсенала далёкого будущего, который более-менее помнился и соответствовал стилистике нынешнего времени, выбрал "Полюшко-поле". Ладонями по поверхности стола отбил ритм, будто стук копыт коня.

Лучше бы не пел, чесслово. Суровые вои пришли просто в экстаз, слезами изошлись и целоваться хором полезли. Твоюжмать! Сопротивляться слюняво-волосатым мужланским поцелуям прямо в рот, сил у ребёнка, сиречь у меня, всего из себя пьяного-несчастного, не нашлось. Я только протестующе похрюкивал.

— Паря, ты почто таил от нас сию лепость преду? — кто-то укоризненно высказался.

Заставили песню на бис исполнить. Что оставалось делать? Проорал её снова своим мерзким ребёночьим голоском. Оглянулся как-то назад и наткнулся на стоячие от изумления глаза гудков и ужаса у кое-кого.

— Братухи, и вы сюда набежали! — деланно изумился ответно.

— Гой еси, дивны Димитрие! — радостно завопил Мирон, — Я же искал тя.

— Тащи тогда сюда свой струмент, — распорядился в его сторону.

Инструментов у гудцов не оказалось, но они здорово помогли голосовыми связками. Жадный до потех народец в харчевне обступил наш столик. После исполнения люди стали проникновенно благодарить меня за песню, в том числе монетками на стол. Я дал знак Мирону и Трене, чтобы деньги прибрали. Не пропадать же добру.

Вдруг появились несколько городских стражников. Я оставался спокоен. Городская стража подчинялась ведомству внутренних дел, а, значит, дьяку Варфоломею. Единец ведь отстранён от руководства, если за сегодня ничего не переигралось. Мирон выставил перед собой выданную обельную грамоту, словно оберег. Старший взял свиток, прочитал и вернул ему обратно, и всё равно велел нам собраться и следовать за ними. Опять — двадцать пять! Как же тяжело обретаться в этом времени!

— Пошто от нас Макашку ятите? — возмутился кряжистый старшой.

— Люди добры бают, иже тать еси. А тои суть его товарищи, — прояснил ситуацию старший.

Здесь стоит сделать пояснение. В русском средневековье существовала категория "добрых людей", которые имели юридическое право облиховать любого человека, то есть признать его заведомо преступником. К добрым людям могли быть отнесены как знатные лица, так и представители городской, или крестьянской общины, ведущие добропорядочный образ жизни и ранее не замеченные в чём-либо предосудительном. Более точные критерии отбора в добрые люди и какие знаки отличия они носили при этом, мне было не известно. Вот такая тут царила юриспруденция, мать её.

Понизив голос, я попросился поговорить с командиром наедине.

— В доводной палате глаголити буде, тать, — с вызовом ответил он.

На плечах ощутились чьи-то цепкие руки. Накатила вдруг паника. Заныли битые места. Вои всем своим видом не выказывали желания отбивать меня. Праздный народец стремительно разбрёлся по своим углам. Что-то вдруг перемкнуло внутри. С силой послал локоть назад, попав в упругую мякоть. Схватил бутыль вина и метнул в наглую рожу старшего стражника. Вторую разбил и ощетинился розочкой из тёмного стекла, отгоняя лезущих со всех сторон стражников. Рядом отчаянно отбивались Мирон и Треня. Не подозревал в тощем пацане столько боевого задора.

Однако, силы были неравные. Первым пал рослый Мирон, поскольку на него больше всех наседали. После этого мы с Треней держали оборону недолго. Озверевшие от нашего геройства стражники выписали каждому из нас крепкие звездахи по фейсу. Моя мордень по ощущениям снова превратилась в сочную отбивную.

— Вскую вы творити? Сие есть Димитрие Юрьевич, сын княжеской! Я есмь холоп его, — раздался голос Ждана.

Я поднял голову. Он стоял у входа в зал, весь бледный от испуга. Вбежал Устин, держа в руках княжичеву порть и сарацинскую саблю. Они что, прямо в харчевне при всём народе переодевать меня вознамерились? Старший стражник начал чего-то такое соображать и велел своим отпустить почему-то Мирона, заметно обалдевшего от всего происходящего. Ждан постарался исправить ошибку, подскочив и рухнув передо мной на колени. Ничего не скажешь — сильный аргумент.

Явилась кадка с водой и рушником. Стражники позаботились, чтобы в зале не осталось никого, кроме моих слуг. Гудцов тоже выгнали. Старший стражник принялся заискивающе лепетать всякие извинения, обещая самолично высечь кнутом всех тех, кто меня бил по лицу. Я предложил исполнить эту угрозу только в отношении той гниды, которая их сюда позвала. Моя просьба оказалась невозможной. Гнида оказалась из числа высшей знати. К моменту нашего задержания он уже удалился в неизвестном направлении. Слуги переодели меня в элитное шмотьё. Таиться далее уже не имело смысла. По моей просьбе стражники пошли за гудцами. Надо было поскорей объясниться перед друзьями. Во дворе ребят не нашли. Как бы мне ни хотелось избежать такой ситуации, но она всё же настала.