О любви (СИ) - Гичко Екатерина. Страница 105

- Вы тоже попадались какой-то местной твари? - полюбопытствовала она.

Майяри как-то странно посмотрела на неё. Казалось, она была чем-то удивлена. Но чувствовалось, что удивила её не Дарилла. Возможно, её слегка поразила мимолетная мысль.

- Нет, - лекарка медленно качнула головой. - Ногу сломала, спускаясь с Каменного Порога. Я тогда ещё не знала тайных троп и поверху пошла. Повезло ещё, что меня Вараш подобрал, а не местный зверь. Притащил сюда и на руки бабам сдал. Они мне кость вправили и давай кормить кашей из ламмармики.

Майяри поморщилась, вспоминая это явно не самое приятное событие.

- Лечат-то они не так, как наши маги. Всё больше травами да зельями. Очень действенными, но малоприятными. Эта ламмармика срастила мне кость за одну ночь, но боли были такими, что бабам приходилось втроём меня держать, чтобы я лубки не сбила. А зелье от боли они взрослым не дают. Травы на него сложно собирать, поэтому для деток берегут: им-то боль терпеть сложнее. Да и какая мать выдержит, если её ребёнок так страдать будет? Но я смогла умолить Рыжжу принести мне это зелье, пообещав, что потом травы на него найду. А она взяла и притащила сразу несколько, зачем - до сих пор не знаю. Ну я их все и выпила.

Майяри замолчала и уставилась на забор. Взгляд её из уставшего опять становился безжизненным.

- Разговорилась я, - едва слышно произнесла она. - Давно уже ни с кем, кроме гава-лиимских жителей, не общалась. Даже странно слова привычные слышать.

Боясь спугнуть этот момент откровенности, Дарилла слабо улыбнулась и осторожно заметила:

- Язык здесь действительно странный. Вроде салейский, а вроде и нет.

Майяри взглянула на неё со слабым проблеском интереса.

- Салейский тебе неродной, да?

Дарилла кивнула.

- На самом деле местные жители говорят по-салейски, - сообщила ей лекарка. - Просто это очень древний салейский, к тому же своеобразно изменившийся за несколько тысяч лет. Слышала сказку, где боги разделили один народ на два и расселили его в разные места, а через пару сотен лет эти два народа, некогда бывшие одним, уже говорили на разных языках?

Подумав, Дарилла всё же отрицательно мотнула головой.

- Когда выберешься отсюда, почитай. Она интересная.

Опять наступило молчание. Из-за соседнего дома раздавался мужской ор: там разгорался спор. Переживая, что девушка уйдёт в себя и больше не захочет говорить - а Дарилле ещё столько всего хотелось узнать - гостья спросила:

- А где мы находимся? Я помню, что на болота мы заехали с восточной стороны и вокруг были только грязь и туман. А здесь зелено, деревья... о, и горы! - осматриваясь, девушка заметила над верхушками деревьев с южной стороны горный гребень. Странный такой гребень, без острых пиков. Верхушка его словно срезана была и выглядела ровной, как стол. Действительно на очень большой порог похоже.

- Где? - рассеянно повторила Майяри, а затем неожиданно спросила: - Ты когда-нибудь хотела найти самое доброе место на земле?

Дарилла кивнула, хотя на самом деле такие мысли её ни разу не посещали. Ей нравился мир во всём его многообразии. Хотя ему, возможно, не мешало бы немного подобреть.

- Так вот, это место здесь, - лекарка улыбнулась. - За этой болотной столь неприглядной наружностью скрывается самая прекрасная красота.

Гостья не смогла скрыть недоумение. Болота встретили её очень недружелюбно. Пусть жители здесь были очень добры, но в остальном это место казалось весьма неприятным.

- Вы считаете это место добрым? - переспросила Дарилла. Интересно, где эта девушка жила раньше, раз у неё возникают такие мысли? - А злые твари, ядовитые испарения...

Майяри опять слабо улыбнулась и отрицательно покачала головой.

- Злость идёт от разума, а какой разум у твари бессловесной и яда болотного? Зверь нападает из страха, от голода, из-за болезни и в стремлении защитить потомство. В этом нет ничего злого. Спроси любого ребёнка здесь, и он скажет тебе то же самое. У здешних жителей странные представления о зле и добре. Они верят, что сады, или болота по-нашему, выедают из человека всё злое. В прямом смысле выедают. Когда-то здесь даже ритуал существовал, к счастью, сейчас оставшийся в прошлом: выгонять подросшее поколение на сутки одних на болота. Потом их, большей частью покалеченных, подбирали и лечили. Если они лишились какой-то части плоти, значит, в них жила злость, равная количеству потерянной плоти. А раз злости больше нет, то остаётся только доброта.

Дарилла судорожно сглотнула. Живое воображение тут же ярко нарисовало описываемую картину, и девушке поплохело.

- Ритуал, слава богам, в прошлом остался. Но про тех, кто потерял на промысле ногу, руку или ещё какую часть тела, говорят, что он зло потерял и теперь станет добрее. А самое интересное знаешь, что? - Майяри слабо усмехнулась. - Они действительно верят в это и становятся добрее.

Гостья перевела взгляд на группку детишек, которые, забросив игру в догонялки, собрались в кружок и о чём-то шептались. Ноголапый мальчик не мог пробиться в самую гущу, поэтому стоял и прижимался к боку одного из мальчишек. Трогательно так прижимался, и нимало не злился, что его вытесняют.

- Встречался мне в деревне на севере мужик один, тело которого полностью покрывала чешуя, - продолжала Майяри. - Уж не знаю, что с ним случилось и каким он был раньше, но более доброго существа я ещё никогда не встречала. А если ты прожил до двадцати пяти и не обзавёлся чешуёй, то считается, что родился ты уже лишённый зла. Такие люди здесь считаются очень красивыми. Ну, за исключением кузнеца. Кузнеца за пределы деревни редко отпускают, так как потом нового поди сыщи. И все кузнецы здесь ровные и гладенькие, но злые. Злые больше оттого, что сидеть вынуждены на одном месте. Здесь даже присказка ходит: чем злее кузнец, тем добрее оружие.

Где-то совсем близко за оградой прозвучал грозный рык. Ребятишки тут же оживились и потянулись, как предположила Дарилла, к воротам. Один из мальчиков подсадил ноголапого ребёнка себе на спину и быстро помчался за товарищами.

- А ну куда, духи, собралися?! - из-за дома показался рассерженный Бешка. - Чтоб духа вашего не было рядом со створами!

Ребятишки испуганно пискнули и бросились бежать уже в другую сторону. Успокоенный мужик вернулся к прерванному спору. Майяри слабо улыбнулась, глядя на это.

- Им ведь не страшно тут жить, - сказала она. - Для них все эти звери, болотные топи, испарения... Всё это обычно и не так уж и страшно.

Помолчав, девушка добавила:

- И мне тоже уже не страшно.

Дарилла в очередной раз осмотрелась и вдруг осознала, что это место для кого-то родной дом. Мысль отдавала дикостью. Эти страшенные болота - и дом родной... Хотя что она знает об этом месте, кроме весьма расплывчатых слухов?

- Я мало что слышала о Гава-Ыйских болотах, - тихо призналась Дарилла.

- Не называй это место болотом при местных, - посоветовала Майяри, - это обижает их. Гава-Лиимские сады. Так называли эти места много-много тысяч лет назад. Там, - она кивнула куда-то на восток, но Дарилла предположила, что девушка подразумевает весь внешний мир в целом, - я не находила ничего внятного об истории этого места. Возможно, что-то на самом деле имеется, но мне не попадалось. Только краткие упоминания, что, согласно легендам, здесь когда-то были божественные сады, а потом один злой бог испоганил их. Местные жители рассказывают куда больше. Их предки присматривали за садами, и после трагедии в большинстве своём остались здесь. Боги, создатели сада, спустились к ним и одарили всевозможными дарами, лишь бы они тут выжить смогли. Один из главных даров - невероятная живучесть. Они и с одной половинкой сердца проживут, пока у них вторая не отрастёт.

Дарилла ошарашенно уставилась на неё.

- Это не самое странное, - в глазах лекарки появилась хитринка, сильно оживившая её усталое лицо. - Их тела устроены так, чтобы бороться за жизнь до самого конца. До победного конца. Мрут здесь только от старости и от съедения. Ну если тварь какая совсем съест. От болезней только детишки иногда умирают. А лапы их видела? В болотах зверушка есть одна, савадником называется. Вот её части тела и шкура хорошо приживаются к плоти местных жителей. Лихие, прознав, тоже пытались так сделать, да не вышло у них ничего. Местные не верят, думают, что те брезгуют.