Рубин царя змей (СИ) - Лайм Сильвия. Страница 36

Как провинившаяся девчонка…

Он отчитывал ее как нашкодившего кота, и это вызывало в душе волну протеста.

“Ты не имеешь права…” — мелькнул болезненно-колючий ответ, который она не смогла произнести.

— Ты не рассказывал ей, как нужно вести себя в обществе благородных мираев? — усмехнувшись, плеснула отравой слов Райела. — Нужно лучше воспитывать своих… женщин, Тор.

Иллиана поняла, что царевна хотела использовать другое слово для ее определения. Интересно, какое? Шлюха? Игрушка? Зверюшка? Кто она для них на самом деле?

Хотелось бы знать…

— Я искала тебя, Торриен Золотой змей, — твердо проговорила Иллиана, не отрывая от мужчины взгляда, в котором сейчас сверкало слишком много невысказанного.

А еще в котором, кажется, вот-вот должны были заблестеть слезы.

На последних словах, несмотря на все усилия, ее голос сорвался, став сиплым. Неровным. Иллиана поджала губы, чувствуя, как ее мелко трясет.

От невысказанных слов, нереализованных ожиданий. От всего, что навалилось и не отпускало.

Но она держалась изо всех сил.

И Торриен неожиданно вздрогнул. Едва заметно, но она увидела. И увидела через все разделяющее их расстояние его распахнувшиеся золотые глаза, ставшие почти болезненно яркими. Как вор, она выхватывала его эмоции, будто драгоценности. Пытаясь понять, что они значат.

— Какая своевольная девочка, — улыбнулась Райела, словно ее это все ужасно забавляло. — Ты должен объяснить ей…

— Хватит, — резко оборвал Торриен и вдруг посмотрел на сестру, будто впервые увидев. Его густые брови сдвинулись, а взгляд внезапно потемнел. — Поговорим позже, Райела. Уже поздно. Тебе пора.

— Что? — Лицо мирайи притворно вытянулось. — Ты прогоняешь меня из-за какой-то девчонки?

— Я тебя не прогоняю. Иди, Рай.

И, вопреки словам, неожиданно взяв под локоть сестру, просто потащил ее к выходу. Прямо туда, где стояла Иллиана.

Девушка поспешила отскочить от двери, ничуть не желая, чтобы змеюка мимоходом задела ее. Брызнула ядом и ударила хвостом, например. Мало ли что у этих мирайек на уме? Особенно у таких стервозных и таких… беременных.

— Не надо меня хватать, я все поняла! — взвизгнула нагиня, вырываясь, и тут же поползла к выходу сама, гордо расправив плечи и бросив на девушку презрительный ледяной взгляд. — Оставлю вас наедине, любовнички.

Затем закатила глаза и проговорила будто сама с собой:

— Мужчины становятся такими невыносимыми, пока не сбросят напряжение! Жаркой луны, голубки! Рада была познакомиться!

И скрылась в коридоре.

Торриен только скрипнул зубами. А Иллиана вдруг покраснела, осознав, что в мирайском пожелании “жаркой луны” скрыто гораздо больше смысла, чем казалось ей прежде.

Царевич с силой закрыл дверь рукой, явно разозлившись. Затем повернулся к Иллиане, и оба замерли. Между ними вдруг оказалось не больше полутора метров, и это расстояние неожиданно стало казаться болезненно огромным.

А они просто смотрели друг на друга и молчали. И воздух вокруг становился все горячее.

Секунды лились одна за другой, как капли вина из уже допитой бутылки. Вот-вот и совсем исчезнут. Остановятся, как растрескавшееся, иссушенное сердце Иллианы.

Она боялась. Смотрела на него и боялась, что он забыл… Что не чувствует больше ничего. И что она уже не увидит в его радужках тот огонь, который так сильно выдавал его желания.

Что может быть хуже, чем стать игрушкой под властью чужой воли? Только стать нежеланной игрушкой… Которую взяли просто так, для коллекции или развлечения.

Иллиана сжала зубы, слегка сдвинув брови.

Но если она ничего не значит для царевича, если и впрямь у него есть более важные и интересные дела, чем сказать ей хотя бы пару слов после того, как навсегда лишил ее прошлой жизни, то зачем он вообще заплатил за нее тот огромный выкуп?

Все эти вопросы крутились в голове, застывали на кончике языка вместе с желанием накинуться на Торриена, стучать кулаками по мощной груди, пересечённой тонким шрамом. Колотить, пытаясь достучаться до сердца, пока Золотой змей не встряхнет ее, не прижмёт к себе… не поцелует, сказав, что теперь все будет хорошо.

Но с мираями так нельзя. В народе говорят: ”У нагов в венах холодная кровь, на языке — яд, а в груди — кусок камня. Вот только те, кто уже почувствовал вкус их отравы, не способны это понять…”

Прежде Иллиана не видела в этом изречении никакого смысла. Теперь же ей казалось, что оно как раз про нее.

— Почему ты ослушалась? Герхарсия не передала тебе мой приказ? — тихо спросил Торриен, из-за своего хвоста возвышаясь над ней на целых две головы.

Девушка смотрела на него снизу вверх, глаза в глаза, почти не замечая блеска золотых цепей на груди, крупных перекатывающихся мышц под смуглой кожей.

Почти не замечая…

— Потому что я не твоя рабыня, — сухо выдавила Иллиана, чувствуя, как слова дерут горло. — Потому что я ничем тебе не обязана. Потому что ты лишил меня всего, что было мне дорого.

Вот. Сказала. Что теперь? Накажет за дерзость?

Огромные глаза, сверкающие золотом, чуть прищурились.

— Потому что… — снова начала девушка, намереваясь сказать ещё многое, и будь что будет. Но Торриен неожиданно ее прервал:

— Ладно, я понял. — Резко поднял в воздух ладонь, чуть сжал губы и моргнул, продержав глаза закрытыми всего на полсекунды дольше.

Словно брал себя в руки, стараясь не вспылить.

Вздохнул.

А когда глаза открылись вновь, он спокойно сказал:

— Проходи, — махнул рукой в сторону лаборатории, — и прости мою сестру. Как правило, она не слишком заботится о чужих чувствах.

“О, по-моему, это у вас семейное”, — мысленно фыркнула девушка, но благоразумно промолчала.

Торриен же повернулся к Иллиане спиной и скользнул вперед по мраморному гладкому полу. Черный хвост, как капля искрящейся золотом ночи, еле слышно зашуршал по плитке.

Царевич указал девушке на огромный широкий диван цвета спелой вишни, а сам двинулся в сторону соседней комнаты.

— Подожди меня. Я сейчас приду.

И скрылся за дверью.

Иллиане ничего не оставалось, как сесть, куда сказали, и молча ждать. Благо это не продлилось долго. Буквально через пару минут шерисмирай вернулся в человеческом облике. Вместо хвоста были ноги, затянутые в тонкую ткань черных штанов с золотой строчкой и вставками из того же драгоценного металла. Рисунок на ткани неуловимым образом имитировал чешую. В итоге создавалось впечатление, что ничего не изменилось. Будто он все так же находился в образе нага со своей уникальной, свойственной лишь ему одному черной змеиной кожей.

Но это было не так.

В руках мужчина держал кувшин вроде того, какой приносили девушке сегодня на ужин, и два бокала, вырезанных из камня.

— Что это? — спросила Иллиана, почувствовав знакомый запах, когда Торриен сел на диван рядом с ней и налил им обоим прозрачного напитка.

— Хмельной мед, — спокойно ответил мужчина и протянул ей.

— Нет, я это уже сегодня пила, — слегка нахмурилась девушка, вспоминая, какие фантазии ее посещали после употребления этого “зелья”.

Щеки снова вспыхнули.

— И что? — удивился мирай.

— И… он слишком сильно будит мою фантазию, — не стала отпираться она, надеясь, что змей все равно ничего не поймет.

Но неожиданно уголки его губ дрогнули.

Как прежде…

— Хмельной мед расслабляет, — проговорил он, настойчиво протягивая ей бокал. — А нам обоим не помешает немного расслабиться.

Как ни странно, это помогло. Иллиана взяла кубок и под тяжелым, пронизывающим взглядом мирая отпила пару глотков.

Можно было бы подумать, что змей хочет ее отравить или напоить, так внимательно он следил за тем, как она пьет. Но, как оказалось, он ничуть не лгал. За бокалом меда вдруг стало гораздо спокойнее. И не потому, что алкоголь развязывал язык или делал сговорчивей. Для этого было недостаточно пары глотков

Просто вот так, бок о бок с Торриеном неторопливо глотая легкий пенистый напиток, Иллиане вдруг начало казаться, что у них нет причины для ссор. Было так легко поверить, будто она вовсе не злится на него, а он сегодня не вел себя как бесчувственный, жестокий царевич мираев. Что они сидят рядом просто потому, что давно не виделись и соскучились. И теперь им просто хорошо.