Рубин царя змей (СИ) - Лайм Сильвия. Страница 37

Опасно обманчивая фантазия. Но такая желанная…

Иллиана взглянула в глаза Золотому змею, не в силах оторваться от его чарующего лица, и поняла, что снова теряется. Как было всегда, когда он смотрел на нее. Когда оказывался рядом.

— Ты скучала по мне? — вдруг спросил он, отставив бокал на низкий журнальный столик рядом с диваном и взяв ее за руку.

От этого короткого прикосновения Иллиану будто прошила молния. От того места, где его пальцы коснулись ее кожи, по всему телу расходились крохотные разряды.

Девушка шумно втянула воздух и задержала дыхание.

Вот так, без извинений, без объяснений. Просто: “Ты скучала по мне?” И что она должна ответить? Что не было и дня, чтобы она не думала о нем, за целый месяц? И даже после того, как он забрал ее из родного дома, она все равно не смогла его возненавидеть?

— Нет, — пожала плечами она и мельком посмотрела в огромное окно, рядом с которым стоял их диван.

Там, за тонким тюлем цвета лепестков вишни, черная ночь укрыла своими крыльями густые сады перед дворцом.

— Нет? — переспросил Торриен, широко распахнув глаза. Густые брови изумленно взлетели вверх.

Иллиана думала, он разозлится. Хотела хоть немного уязвить его.

А он… улыбнулся. И вдруг тихо ответил то, что она никак не ожидала услышать:

— А я скучал.

Иллиана замерла, изумленно взглянув на мирая. Ожидая увидеть в его глазах шутку, насмешку. Или просто сладкую ложь.

Но их там не было. Полные губы немного грустно улыбались. Грустно, но чистосердечно. А глаза… Глаза были такими же, как прежде. Колдовскими, чарующими. Такими, в которые проваливаешься, забывая саму себя.

— Очень скучал, — добавил он негромко. Поднял руку и вдруг коснулся ее подбородка, проведя по нему большим пальцем. Скользнул взглядом по губам и повторил это движение подушечкой пальца.

Иллиана резко выдохнула, почувствовав, как волна мурашек просто слизывает ее с берега обиженного спокойствия в бушующее море.

— Скучал весь этот месяц, — говорил он, затягивая ее все глубже и глубже. — Пытался выкинуть тебя из головы, но понял, что это невозможно. Мое маленькое сокровище…

Еще немного, и она уже не сможет ничего ему противопоставить. Его бархатному голосу, осторожным, нежным ласкам, которых, казалось, тело ждало, как иссушенная земля — ливня. Он дотрагивался лишь до ее губ, но вся она с головы до кончиков пальцев уже превратилась в оголенный нерв.

“Так нельзя… Это будто болезнь…” — подумала девушка, закрывая глаза и жадно хватая ртом воздух. Мечтая, чтобы он наклонился и поцеловал ее. Чтобы продолжал говорить, что не может без нее. Что мечтал о ней так же, как она мечтала о нем все это время.

Нужно было как-то вырваться из этого плена, из этого безумия.

— И поэтому решил сломать мою жизнь? — тихо выдохнула она и распахнула глаза, уже чувствуя, как вот-вот рассыплется их замок из ванильных признаний и винно-пьянящих прикосновений. Уже представляя, как меняется лицо мирая и снова становится жестким. Как десяток минут назад.

Но все случилось иначе.

Ни одна эмоция не проскользнула в его глазах. Он молчал, не торопясь отвечать. И только спустя несколько секунд вдруг отвернулся и взглянул в окно.

Так же, как она пару минут назад!..

От осознания этого факта Иллиана вздрогнула.

Она никак не могла понять, что творится в голове Торриена. Любой другой мирай уже должен был обидеться и воспринять ее слова как очередное оскорбление. Ведь по закону царевич не сделал ничего плохого. Он выкупил ее, а не украл. Значит, все формальности соблюдены, а она не имеет права жаловаться, если не хочет понести наказание.

Но она жаловалась. Сердилась. Злилась. И не собиралась останавливаться, даже если царевичу вздумается бросить ее в темницу.

Глупо. Но с упрямством сложно бороться. Всегда было сложно.

Однажды в детстве к ним в район ненадолго приехал заморский купец. Его малолетний сын любил прогуливаться возле дома семейства Тангрэ, выжидая, пока выйдет маленькая девочка с серебристыми волосами. Тогда он принимался издеваться над ней разными заковыристыми способами. Иллиана не могла взять в толк, что ему от нее надо, расстраивалась, но матери ни о чем не рассказывала. У той было много работы, лавки специй еще не существовало, а отец уже давно исчез. Помочь было некому. Поэтому девочка пыталась избавиться от назойливого паренька собственными силами.

Однажды мальчишка совсем обнаглел. Он отобрал у Иллианы любимую игрушку, которую мать сшила для нее собственными руками. Маленькую пушистую змейку, из которой, как пух, торчали десятки зелено-желтых ниток, изображающих сияние. Негодяй сказал, что будет выдирать игрушке эти самые нитки до тех пор, пока Иллиана трижды громко не прокричит, что она мокрая курица.

Что было на уме у парня — сложно сказать. Но Иллиана отказалась выполнять его требования. Пыталась отобрать материнский подарок, но задира не позволил, методично ощипывая мягкий тряпичный хвост. Девочка заплакала, наблюдая, как с каждой секундой пушистая змейка будто на глазах умирает. В самом конце грустной сцены купеческий сын оторвал игрушке голову, бросил это все в лужу и просто ушел.

Иллиана подобрала оставшееся от любимицы и грустно унесла в дом, стараясь не разрыдаться. Но при этом она не сдалась. Долго и упорно после случившегося она пыталась починить свое маленькое сокровище, так ничего и не рассказав матери. Девочке было шесть, и в то время ее маленьким пальчикам было довольно сложно работать с нитками и иглой. Но она справилась. Хотя мягкая тряпичная змейка с тех пор и выглядела совсем по-другому, она осталась любимой. А парень через пару дней отплыл с отцом на корабле, и Иллиана никогда его больше не видела.

Девушка снова взглянула на Торриена, отгоняя воспоминания. Сейчас она пыталась осознать вовсе не корни собственного упрямства. Она искала причину того, почему Золотой змей реагирует на ее слова не так, как должен. Как все мираи.

Но ничего не получалось.

— Я не собирался ломать твою жизнь, — спокойно ответил царевич и посмотрел на нее. Его рука, замершая на ее ладони, больше не двигалась и будто бы стала холоднее. Но все же Торриен ее не убрал. — У тебя будет здесь все, что пожелаешь. К твоим услугам целый замок со всей прислугой, поварами, модельерами и ювелирами. Я ничего не отбирал у тебя, но подарил то, чего у тебя никогда не было.

С какой-то точки зрения его слова имели смысл. Вот только это был какой-то извращенный смысл, нечестный. И это неуловимо ощущалось в его голосе. Словно Торриен пытался переубедить Иллиану, прекрасно зная, что неправ.

Но разве мираи бывают неправы? Могут признавать свои ошибки?

— Как по-твоему, могут ли заменить даже тысячи драгоценных камней, платьев и вкусных блюд одно слово матери? Вы даже запретили мне писать ей… — сказала тогда девушка и, вздохнув, вынула ладонь из его руки.

Он проследил за этим движением, и вновь вернулся взглядом к глазам Иллианы. Загорелое лицо на миг превратилось в камень, а затем царевич встал с дивана, заложил руки за спину, отчего мышцы под обнаженной кожей напряглись и стали выпирать, и медленно прошёлся вдоль помещения.

Иллиана громко сглотнула. Холодная волна прокатилась по позвоночнику, оставив после себя колючие мурашки.

— Таков закон. И не я его придумал, — прозвучал ледяной ответ.

Однако, несмотря на тон голоса, которым, казалось, можно резать металл, девушка снова почувствовала какую-то нестыковку.

Что-то казалось неправильным в поведении Золотого змея. Словно… это все было не по-настоящему.

Словно он лгал.

Иллиана встряхнула головой, чувствуя, как мягкие пряди щекочут пунцовые, горящие щеки.

Вот она и разозлила его. И незачем теперь выискивать в словах Золотого змея всякие странности. Вот именно так, как сейчас, мирай и должен себя вести с глупой, необученной девчонкой. Так и никак иначе.

— Я хочу, чтобы ты вернул меня домой, — упрямо сказала девушка, опустив глаза. — Моя мать уже не молода. Она не перенесет разлуки.