Кто ищет… (СИ) - Скорова Екатерина. Страница 12

Петя решительно подошел к ней и схватил за плечи, впился взглядом в лицо.

— Очнись, Марина! Это не твой ребенок! Его родила другая женщина, а где-то в нашем городе ее муж сходит с ума, потому что в один день потерял и жену, и дочку! Пожалей его, Марина! Представляешь, что он чувствует сейчас?

— Не говори об этом! — Марина закрыла ему рот ладонью. — Я не хочу слышать! Его жалеешь, а меня?

Она отказывалась думать о мужчине, который дал объявление в местную газету. В каждой строчке — боль и отчаяние, но она не могла вернуть ребенка. Мысль об этом убивала, заставляла сердце обливаться кровью. Поэтому Марина старалась не вспоминать, что у дочки, которую она уже считала своей, есть настоящий папа. Для нее малышка оставалась круглой сиротой, и никто не сможет позаботиться о ней лучше, чем она.

— И что ты собираешься делать с ребенком? Запрешь в четырех стенах? Она не всегда будет маленькой. Как же детский сад, школа, институт?

— Я уже думала об этом, — Марина обрадовалась, что муж заговорил спокойнее. Ее собственный голос обрел бодрость и силу. — Мы ее удочерим. Только не здесь, а в каком-нибудь другом городе. Уедем километров за сто отсюда и сообщим в милицию, что нашли ребенка, а потом — удочерим.

Петя отшатнулся. На лице — недоумение, досада, смешанные с раздражением.

— Я тебя не узнаю, — всматриваясь в ее глаза, произнес он. — Скажи мне, ты действительно сможешь жить, зная, что украла чужого малыша?

— Я ее не украла, — как заклинание твердила Марина.

— С тобой бесполезно говорить, — Петя махнул рукой и ушел на кухню.

Марина проводила его взглядом и вздохнула с облегчением. Наконец-то он перестал ее воспитывать. А немного погодя дочка утихла, пригревшись у нее на груди. Марина вгляделась в сморщенное личико — губки бантиком, светлые бровки, длинные реснички… Маленькое чудо в кульке из одеяла. Беспомощное, беззащитное, хрупкое и такое родное…

— Анютка… — имя само пришло на язык. Марина почувствовала, как по щекам потекли слезы. Сердце разрывалось от нежности и радости — доча… — Я тебя никому не отдам… — шептала она. — Никому…

За стенкой раздался грохот и кошачий писк. Марина вздрогнула, возвращаясь из воспоминаний к реальности. Ее маленькое чудо… Где она сейчас? Сердце сжалось в комок, который застрял в горле, не давая сглотнуть. Марине показалось, что в комнате разлилась мертвая тишина. Казалось, она ватой застревает в ушах, застилает сознание… Марина тряхнула головой, избавляясь от наваждения. В прихожей послышался скрип открывающейся двери… или померещилось? Марина вскочила с кровати и опрометью бросилась туда. Никого. Стон разочарования вырвался из груди, пополам с рыданиями.

— Надо успокоиться, — забормотала сама себе. — Может — позвонить Сергею? Нет… Он не поймет, станет говорить, что ничего страшного не случилось…

Марина застыла в прихожей у зеркала — воспаленный взгляд безумных глаз с синюшными мешками под ними.

— Я, похоже, опять схожу с ума, — горько усмехнулась она. И все из-за тебя, Анюта…

Посмотрела на часы — шесть.

— Надо выпить кофе. Надо как-то взбодриться…

Марина прошла к чайнику, щелкнула кнопку «включить» и бесцельно уставилась в окно. Солнце уже встало, обливая крыши и отражаясь от окон и серебристых автомобилей. Редкие пешеходы торопливо шагали по тротуарам, косясь на немногочисленные машины. Марина открыла форточку, впуская на кухню еще не пропитанный выхлопами воздух. Прохлада засочилась в комнату, освежая и успокаивая. Марина присела на табурет и тут же чуть не упала с него — ей показалось, что в сердце вонзили иголку. Схватилась за левый бок, стиснув зубы. Острая боль не отпускала несколько минут, а потом бесследно исчезла, словно ее и не было.

— Анюта… — побелевшими губами прошептала Марина, впиваясь ногтями в ладони.

Она побежала за телефоном, набрала дочкин номер, но он по-прежнему оставался недоступен. Марина совершенно забыла про чайник и кофе. Она принялась исступленно метаться по дому, словно тигр в клетке. Нервы накалялись, по углам чудились шорохи и тени. Марина шарахнулась от них, споткнулась о ковер и упала на пол, сильно ударившись головой. Перед глазами побежали искры, затылок раскалывался от боли. Она попыталась подняться, но стало еще хуже. Силы покидали ее, звуки, доносившиеся с улицы, становились далекими, словно кто-то постепенно убавлял громкость. Искры перед глазами превратились в огоньки и заполонили собой сознание — Марина отключилась.

Глава 10

Марина с трудом открыла веки. Солнце уже вовсю хозяйничало в комнате и слепило, отражаясь от настенных часов. В затылке поселился пожар, впивавшийся угольками в виски. Марина приподнялась на локтях и тут же пожалела об этом: в глазах потемнело, к горлу поступила тошнота, голова поплыла, утаскивая обратно в паутину беспамятства. На уши навалилась глухота, и сквозь ее восковую пелену она едва расслышала, как надрывается мобильный голосом Меладзе.

— Уже иду, — разлепив пересохшие губы, произнесла Марина, но вместо этого опустилась на пол и закрыла глаза.

Очнувшись, она первым делом поглядела на часы — полчетвертого. Оставалось надеяться, что пролежала здесь полдня, а не несколько суток. На этот раз удалось подняться и перебраться на диван. Голова еще гудела, в глазах плясали яркие пятна, но чувствовала она себя гораздо лучше. Правда, ужасно хотелось пить. В горле пересохло так, будто Марина уже который день лежит под палящим солнцем посреди бескрайней пустыни. Держась за стены и мебель, добралась до кухни, налила стакан воды из чайника и принялась жадно глотать. Ощутила, как по пищеводу медленно стекает прохладная жидкость. Сейчас ей казалось, что нет ничего вкуснее. Марина забыла обо всем, весь мир сузился до очередного глотка и саднящего затылка.

Скрип входной двери заставил содрогнуться от отвращения, словно у самого уха поцарапали стекло гвоздем. Сквозь воспаленное сознание еще не успела толком сообразить, показалось ей или действительно в квартиру зашли. «Неужели я забыла закрыть дверь, и теперь кто-то этим воспользовался?» — подумала вяло. Марина попыталась сосредоточиться, вспомнить, что надо делать в таких случаях, но мысли разбегались, как тараканы на кухне темной ночью, когда неожиданно для них включили свет.

В прихожей темный силуэт застыл у зеркала, потом наклонился, чтобы снять обувь. Марина сжала стакан, сердце торопливо погнало кровь, и теперь казалось, что его стук эхом разносится по квартире. Взгляд пополз к подставке с ножами, но дальше этого дело не сдвинулось. Она застыла, не в силах сделать даже шаг в сторону. Оставалось только всматриваться в сумрак коридора. Шарканье домашних тапок по линолеуму, и Анино осунувшееся лицо в дверном проеме вернули течение мыслей в привычное русло.

— Анюта?! — Марина бросилась обнимать дочку. По щекам поползли соленые капли, голос задрожал.

— Мам, — Аня отстранила ее, отвела взгляд в сторону, поправила прядь волос. — Давай сначала поговорим.

Марина словно налетела на стену. Внутри скользкой змеей расползалось предчувствие скандала. Неужели дочка вернулась только затем, чтобы снова попробовать довести ее до истерики? Смахнула слезы и присела на табурет.

— Слушаю.

— Мам, мне твой Сергей неприятен. Извини, скрывать это вряд ли смогу, но, — Аня посмотрела Марине в глаза, — я попробую его вытерпеть, если ты с ним будешь счастлива.

Чувство грядущей ссоры улетучилось в один момент. Но теперь Марина не торопилась обнимать Анюту. В привычном выражении чуть нахмуренных бровей и серых глаз она заметила что-то незнакомое. То ли грусть, то ли отпечаток скрытности…

— Если тебе хочется, — продолжала дочка, цедя каждое слово, — пусть он живет у нас. Но только передай ему, чтобы не совался ко мне с отеческими чувствами. Особенно — с советами и наставлениями. Хорошо?

Марина кивнула и улыбнулась. Теперь она поняла, что случилось с Анютой.

— Ты такая взрослая стала, — произнесла с комом у горла. Что случилось с ее маленьким чудом, если за одну ночь она так изменилась? Спросить? А расскажет ли?