Мёртвый хватает живого (СИ) - Чувакин Олег Анатольевич. Страница 42

— Ну вот что, черти португальские, — сказал Никита улице (по ней прокатил первый автобус с пятком сонных пассажиров), — с этого дня… начну пить в меру. Водка — не цель моей жизни. И нечего мне тут!.. Водка есть удовольствие. А если так, то надо и пить умеренно: ради удовольствия, а не ради мученья. Не то попахивает мазохизмом. Нет, не попахивает: мазохист же наслаждается собственными муками, а я с похмелья страдаю. Мазохист — это наш Таволга. Вот где его скрытое счастье, совсем не в газовой религии. Надо будет сказать об этом Светке.

У двери в подвал Никита рыгнул, поспешил закрыть рот ладонью. Но вроде бы тошнота отошла. Попить бы чего-нибудь сильногазированного: кока-колы или кваса «Кружка и бочка». А следом накатить ещё пивка. Но денег нет — ни шиша. От зарплаты уже ни копейки не осталось. И в холодильнике, кроме яйца, рассыпанного творога и скисшего молока, ничего. День зарплаты — через неделю. И попросить выдать деньги вперёд, по семейным обстоятельствам не у кого: бухгалтерия институтская ведётся в Москве.

Может, у труповоза что осталось: две-три банки пива.

А всё труповоз!.. Захар Воробьёв! Удовольствие, говоришь, Никитка?… Вот уж на кого надо сердиться, так это на труповоза. Напоил чуть не до выблёвыванья кишок (и это называется водка с антипохмелином?) — да ещё как-то по-мужски всё глядел на Светку. Она и заигрывала с ним. Она начала? Он? Кто знает: не залез ли труповоз, чёрт шестидесятилетний, Светке под платье? У труповоза было жарко, было натоплено, и было много водки и горячего чая, Светка разморилась… После работы Никита зайдёт к труповозу, одолжит денег или пивка попросит; потом опохмелится сам и опохмелит Светку, и поспрашивает её на тему вчерашнего юбилея. Ревность, как сказала ему Светка, давно уже стала в этом доме развлеченьем.

В подвальной техкомнате Никита снял и повесил дублёнку, надел синий, неряшливо обвисавший на его фигуре халат, взял с полки пластмассовую бутылку «Мистера Мускула» (Никита знал, что мыло, жидкости для мытья, швабры, тряпки чистоплотный доктор покупает на свой счёт, потому что кто-то в Миннауки забыл о соответствующей статье расходов в смете; Никита подозревал, что забыл нарочно — чтобы поиздеваться над опальным неудачником-учёным, списанным из Москвы в Сибирь) и добавил тёмно-зелёной густой жидкости в одно ведро. Запахло ненатуральными зелёными яблоками. Никита сел на табуретку. Голова и кружилась — но меньше, — и в ней стоял пивной шум (приятный), и в желудке ещё бродило, но тошнить уж не будет, Никита знал по опыту.

— Надо помыть голову. Полегче станет.

Никита слез с табуретки, с коленей наклонился над ведром. Окунул в воду голову. По самую шею. Вода была такая холодная, что мгновенье Никита как бы лишился головы, почувствовал себя безголовым. И тут же голова появилась — от ледяной воды её будто стянул тесный обруч. Никита был рад этой боли. Мазохист? Нет, пусть эта боль вытеснит ту, пьяную боль… Он выдавил на голову из «Мистера Мускула». Сильно пахло ненатуральными яблоками. Волосы намыливались плохо, ну и пусть.

Он снял халат, вытерся, пятернёй сделал себе «причёску», взял из угла швабру и вынес вёдра в коридор. Сунул в ведро с «Мускулом» швабру. На часах было 6:26. Он сегодня раньше положенного. Дисциплинированный похмельный дежурный.

В лаборатории был открыт только внешний отсек. Во внутреннем была заблокирована дверь. И опущены герметизирующие шторки, понял Никита. Окно во внутреннем отсеке было единственное, выходившее в личный кабинет Таволги, но о герметизации можно было понять по мигающему на пульте жёлтому индикатору. Значит, доктор ставил опыт (всё правильно: не то мозги у трупака прокиснут) — и дрыхнет теперь в скафандре. После очередной неудачи. Не спал, наверное, мучился всю ночь. Или так устал, что спал как младенец?

Никита представил, как Владимир Анатольевич, проснувшись, выйдя из лаборатории, здоровается с ним и хвалит его. И удивляется его алкогольному мужеству: после такой потрясающей пьянки явиться в лабораторию и мыть пол, потому что понедельник, и старшему лаборанту по графику полагается дежурить. Все спят (даже обязательный труповоз вряд ли оклемается до обеда — особенно если он Светку уговорил), — а он, Никита, вместо того, чтобы учинить разбирательство с неверной женой (неверной ли?), усердно служит (прислуживает) делу науки, отмывая с «Мистером Мускулом», пахнущим ненастоящими яблоками, рваный линолеум.

Зачем вообще Никита поднялся ни свет ни заря? Вчера он собирался попросить у доктора отменить (перенести) дежурство, но, встретив спокойный (немного странный, как бы возбуждённый, но ведь доктор не пил) взгляд Владимира Анатольевича и зная его отношение к пьющим, промолчал. И гордость взбунтовалась: ещё чего, просить!.. Я покажу, как умеют и пить, и работать русские люди!.. Ну, и показал. Настоящий алкогольный героизм. Через тернии к звёздам. Простых путей не ищем, а сложные нас сами находят.

Коридор Никита вымыл наскоро. Так, развозёкал да подтёр «мускульную» водицу. Потом вошёл в открытый лабораторный отсек и стал не торопясь тереть «лентяйкой» линолеум. Увидел на столе, возле монитора, журнал анализов. Неужели так уж нужно заполнять его? Журнал этот бюрократический никто никогда не читал и читать не станет. Он говорил Светке, что в журнале можно писать сочинения на свободную тему, о Пушкине или о том, как провёл лето у бабушки. Светка смеялась и соглашалась, но Никита не писал ни о Пушкине, ни о Фонвизине, а писал результаты химических анализов, очень похожие на предыдущие результаты и ненужные. Вот и сегодня, после уборки и после получаса на то, чтобы привести себя в порядок, с 8:00 до 14:00 он должен брать пробы пентаксина: провести шесть часов во внутреннем отсеке, записывая в журнал цифры и рисуя органические формулы. Как игра какая-то, думал Никита, начиная злиться на доктора, игра в послушных мальчиков. К китайской матери! Он просто проспит эти часы в скафандре, наденет памперсы, и проспит весь рабочий день, а результаты перепишет пятничные. Ил с прошлого месяца. Пусть Таволга уволит его. Не нужны никому эти результаты. Будь они нужны хоть Таволге!.. А где же твоё алкогольное геройство? — спросил его насмешливый внутренний голос. — Доктор выйдет, и тебя похвалит, — и бы будешь рад стараться. Нам денег не надо, работу давай?… И это — гордость?

Никита икнул (ещё бы банку «Охоты»! А после неё и закусочка бы не помешала), индикатор на пульте погас, дверь внутреннего отсека открылась. Доктор. В скафандре. Выпуклое стекло шлема немного запотело. В баллонах мало что осталось, подумал Никита. Ему показалось, будто доктор, наверняка полночи, а то и всю ночь не спавший (в скафандре этом, сконструированном на каком-то оборонном заводе, ни за что не выспишься), выглядел бодрым, и глаза его за шлемом, часто моргающие, поблёскивали, как у пьяного. Доктор пошатнулся, наклонился немного вперёд — так, что Никита отшатнулся. Глаза доктора не просто блестели, а в них словно плясали адские огоньки. «Фанатик! Газовый верующий!» — подумал Никита, а вслух сказал:

— Доброе утро, Владимир Анатольевич.

— Привет, Никита.

Никита вдруг — в мгновенье — представил, что доктор разрабатывает в лаборатории не пентаксин, а синтетический наркотический газ (не разрабатывает, а уже разработал, но надо ещё улучшать), и что блеск в глазах и сатанинская работоспособность происходят не от научного фанатизма или успешного нахождения очередного «шарика» в формуле, а от приёма дозы «товара». Доктор-директор, проповедуя воздержание от табака и алкоголя, давно уж подсадил и себя, и Любовь Михайловну, странно преданную ему, на веселящий газ, который скоро сделает и его, и его сожительницу миллионерами. (То есть одного его, потому как доктору Дворникевич недолго осталось). Вот для чего Таволге нужен был институт. Прикрытие. Крыша. Самая неприступная и непробиваемая: правительственная, миннаучная. Да ещё секретная.

Очистка воздуха!.. Замаскировался, химический доктор!.. А он-то, Никита, вместе со своей глупой Светкой, думает, будто доктор не лжёт. Доктор, может, и не лжёт, говоря о постороннем, незначительном, о пьянице-отчиме или о графике дежурств, но в крупных делах он первейший лжец. Такой ещё первоклассный лжец, который ловко умеет притвориться правдивым, открытым человеком и внушить если не доверие… то симпатию. В общем, под удобно сидящей маской уважаемого человека, неутомимого, фанатичного учёного, заниматься в лаборатории вовсе не наукой и лгать так, что вся Светкина теория о скуке лжи разлетается в пух и прах.