Жизнь - борьба (СИ) - Белозеров Василий Семенович "Белз". Страница 7
Глава 2. Те, кто достаточно умны
Вырвавшись из гостиницы переместил себя на знакомую брусчатку мостовой возле банка. Велосипед не взял, а пробежался пять минут по указанному в объявлении адресу за город. Аэродром не был даже огорожен. В единственном сарае громко спорили двое охранников, уже хорошо выпивших и успевших рассориться за карточной игрой. Притворившись нищим беженцем, попросился переночевать. Стоило спросить про технику, спрятанную под брезентовым навесом, один из спорщиков принялся в подробностях расписывать преимущества нового самолёта Швейцарской постройки. Он представился списанным по здоровью бывшим военным пилотом. На самом деле, как я понял, глубже копнув в его голове, он был простым механиком уволенным за постоянное пьянство. Радовало то, что зная его золотые руки начальство не решилось избавиться от него совсем и оставили при обслуживании аэродрома. Увидев во мне заинтересованно слушателя, механик в отставке рассказал мне всё устройство самолёта. Но главное, мне удалось выведать, не спрашивая прямо, что аппарат подготовлен к завтрашнему вылету. Дальнейшее оставалось делом техники. Крепко спящие секьюрити спокойно заглушали собственным храпом звук взлетающего самолёта. «Первый раз управляю самолётом, пусть даже таким простым, а сохраниться, на случай неудачи, даже не подумал» — пришла хорошая мысль. Набрав чуть больше высоты, на секунду выключаю сознание ребёнка в котором существую. Пропеллер не успевает клюнуть носом, как я снова подхватываю управление. «Такая скорость мне не подходит, — решаю уверенно, — на УАЗике бывало быстрее летал, конечно, если с горки…». Увеличивать скорость принудительно, как на велосипеде, не совсем подходящий вариант. Эта этажерка из дерева и полотна рассыплется через полчаса при трёхста километрах в час. Для такого вывода вполне хватит моей тройки по сопромату. Пойдём другим путём. Забираюсь на максимальную высоту, присматриваю самый дальний видимый ориентир, благо ночью вижу отлично, — секунда, и я над ним. Через пятнадцать «виртуальных перемещений», замечаю как на востоке начинает светать. Выбираю чистое пространство ровного поля и выключив двигатель плавно планирую, предварительно создав точку для перезагрузки. Пролетев над самой землёй, просмотрев все неровности на поляне, мысленно возвращаю себя в начало поляны. Приземление, самая опасная часть пилотирования, проходит идеально. Теперь, остаётся выяснить моё местонахождение. Окружающая природа совершенно незнакома. Яркие лучи майского солнца рисуют утренний пейзаж совершенно фантастическим. Далеко внизу вижу ярко зелёные поля и серые фигурки людей. Переношу себя в крону высокого дерева стоящего на отшибе. Хорошо, что не выбрал красивые сине-зелёные поля, вблизи оказавшиеся рисовыми чеками. Совершенно спокойно подхожу к двум парням суетящимися насухом берегу у костра. Мой наряд не многим отличается от того, что на них. Ростом мы тоже близки с узкоглазыми пацанами. Знаками объясняю свою немоту и желание есть. Последнее они отлично понимают и ловко манипулируя длинными палочками вынимают из кипящего на огне казана каких-то гадов морских. Внимательно вслушиваюсь в ощущения и чувства «кормильцев», формирующиеся в странные слова незнакомого языка, пока ем вкусных, крупных креветок. Наконец определяю, в базе знаний подаренных интернетом, языковую группу. На всякий случай, загружаю себе все языки южно-китайских диалектов. Постепенно, трескотня юных китайцев, наблюдающих мой неловкий способ расправы с креветками, становится понятной. Стараясь точнее выговаривать незнакомые сочетания звуков, медленно произношу: «Рад, что сделал вам весело» — чем привожу их в полный восторг. Они достают мне ещё больше креветок, от которых я с улыбкой отказываюсь: «Подождём остальных, вдруг им не хватит?». Весёлые и подобревшие парни наперебой разъясняют, что односельчане как раз ловят пресноводных креветок в рисовых полях. Теперь уже их симпатия вызвана моим интересным акцентом, — улавливаю настроение обоих. «Какой самый крупный город поблизости?» — спрашиваю, приятно коверкая интонации. Ещё до произнесения ими ответа, обрадованно узнаю, — Ханчжоу. «Ну вот, наконец определился!» — спадает бремя неизвестности. Китай очень перспективный регион, но самое важное сейчас, наметить будущие точки телепортации, пока есть самолёт. Задав ещё пару наводящих вопросов уточняю точное место нашего расположения, знакомлюсь с парнями, называя своё подходящее (瓦西利) имя. Имя вполне китайское Ва Си Ли. Соседняя роща бамбука моментально скрывает меня из вида, но в их размышлениях ещё долго слышу недоумение по поводу моего умения ходить не раскачивая верхушки тростника.
Двигатель самолёта не успел остыть, потому заводится с пол-оборота. Едва оторвавшись от земли, сразу перемещаюсь, вместе с летающей этажеркой, высоко над едва синеющими вдалеке горами. Понимая, что большого смысла нет, двигаться обратно в темноту, тороплюсь навстречу восходящему солнцу. Теперь, мне помогает карта, развёрнутая в моей памяти. Нужды приземляться уже нет. Чуть снижаясь над Тайванем, выключив трескучий двигатель, нахожу место для будущего перемещения на высокой и лесистой горе. Почти врезаясь в скалы, перепрыгиваю на огромную высоту над маячившей кромкой моря. В дневное время, решаю, не включать больше шумный двухтактник. Треск с неба обязательно привлечёт ненужно внимание. Выходит я верно выбрал ночь, для своего первого воздушного путешествия? Уже пообвыкнув в деле управления самолётом, понимаю, что в будущем, могу даже не взлетать общепринятым способом. Достаточно, находясь за штурвалом, переместиться на достаточную высоту над землёй, а затем просто планировать набирая скорость, чтобы снова мысленно вознестись над следующим ориентиром. Именно так, оказываюсь над Южной Кореей, Японией, Сахалином, Камчаткой, Аляской, Канадой, США и Мексикой. Глянув на часы, возвращаюсь к выполнению первоначальных намерений. Мне необходимо найти точки телепортации в арабских пустынях, Индии и Сиаме, ныне находящихся в сфере колониальных интересов Британии. Вспомнив свой опыт посещения стратосферы земли, тут же ощущаю знакомое чувство невесомости, полного спокойствия и тишины. С трудом ориентируюсь в пространстве только по солнцу. Разглядывая землю, начинаю понимать всю свою глупость. Можно было сразу выйти в безвоздушное пространство, как только сел в кабину самолёта в Цюрихе, а потом, с большой высоты. выбирать места на планете где хотел бы оказаться. Не сдержавшись, отмечаюсь в Австралии и отдельно в Новой Зеландии, не приземляясь. Индонезию, Таиланд, Индию и Аравийский полуостров с частью Африки, пролетаю в тишине, сохраняя в памяти места для будущих посещений. Зависнув над средиземным морем, «роняю» планер на Апеннинский полуостров. «Зачем завтра с утра «пилить» на велосипеде, когда могу сразу оказаться в Риме?» — вспоминаю с сожалением вчерашнее перемещение до Парижа. С другой стороны, некоторые проблемы с тем путешествием, привели к новым открытиям. «Тогда в чём же каяться? — одёргивая себя в самоедстве, — я делаю именно то, что и положено все людям!» «Жизнь — это бесконечное совершенствование. Считать себя совершенным — значит убить себя». Геббель (1813–1863). Если разобраться, я здесь не совсем реален, но всё же живу и совершенствуюсь. Когда перестану совершенствоваться сам, буду совершенствовать ближних. В совершенствовании окружающих есть великая обязанность их учёных собратьев, как мне вчера указал дядя Володя Ульянов. Какой смысл в моей гениальности музыканта, если живу среди не имеющих слуха дикарей? Ведь понять всю красоту устройства турбореактивного двигателя смог только мой земляк, гидроинженер Балакшин, будущий профессор. Пожалуй, прав был Ленин, походя открывший мне главное предназначение знающего. Если любой добросовестный борец за знания, честно выстрадав это богатство, обязан бороться за то чтобы вернуть полученное в народ, что говорить о знаниях свалившихся на меня подобно подарку? Обязательно следует продумать эту тему позже. Сейчас мне предстоит наиболее серьёзное мероприятие, — ночная посадка на взлётную площадку Цюриха. Двигатель по прежнему не включен. Повторив приём прошлого приземления в Китае, прокатившись два десятка метров, биплан спокойно останавливается. От того места где он хранился раньше, где я его представлял для контакта с землёй, аппарат откатился метров тридцать. На будущее следует научиться гасить инерцию перед парковкой, тогда установка машины будет происходить идеально, точно на старое место. Пока же приходится тащить его за хвост и принайтовать на расчалках как было раньше. Даже брезентом накрываю, как до моего прихода. Грубовато поднимаю охранников, сообщая, что всю ночь не спал охраняя их технику. Бывший, разжалованный механик испуганно суетится, проверяя состояние летательного аппарата. Удивлённо доливает ещё литров десять топлива, попутно трогая ярко красный кожух двигателя. Хорошо, что я догадался выключить его ещё в Китае. За время нахождения на большой высоте он давно остыл. Только теперь, полностью успокоившись, мужики мысленно молят бога за моё присутствие, на словах пеняя: «Трудно разве нас сразу разбудить? Мог ведь и хозяин с проверкой нагрянуть?» Опять до меня поздно доходит, что во времена «дикого капитализма» всё может быть частным. Имея неограниченные денежные средства вполне могу позволить приобрести любой аэроплан и перегнать его за Урал. Идея мне сразу понравилась настолько, что не откладывая занялся продумыванием деталей предстоящей махинации. Мужикам подкинувшим хорошую мысль, заметил: «Теперь будете меня пускать посидеть в кабине аэроплана, может и ещё раз окажусь полезным…?». Простой план использования меня в виде бесплатного подменного пришла им в головы одновременно, после чего они утвердительно закивали, обещая кормить меня до отвала каждую ночь. Уже у себя в комнате, внимательно ознакомился с информацией выданной интернетом о лучших самолётах на сегодняшний момент. Как ни странно, это оказался немецкий, самый страшный самолет Первой мировой: Fokker E.I Eindecker