Улей. Отверженная (СИ) - Лужанская Алёна. Страница 46

Раз… Обогнула толпу ротозеев.

Два… Проскочила мимо работавшего у костра повара.

Три… Прыжок через гору тряпья, оставленную кем-то прямо по центру.

Четыре… Кувырок — и тлеющая головешка, выхваченная из костра, полетела в сторону одного из шатров.

Пять… Достигнув края поляны, обернулась. Пламя занялось моментально и по высушенной солнцем ткани уже подобралось к куполу. Как выяснилось, не все отверженные растеряли инстинкт самосохранения. Несколько фигур бестолково бегали вокруг разрастающегося пожара и махали руками в призыве о помощи.

«Странно цепляться за жизнь, будучи мертвым», — подумала я и вдруг ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Девочка, сероглазое отродье, стояла неподалеку и любовалась огнем. Ее худую шею можно было сдавить одной рукой…

«Это же ребенок!» — мысленно рявкнула и дернула назад кинувшуюся было разведчицу. Мое странное падение почти на ровном месте вызвало улыбку на крошечном личике. А через секунду ее очаровательная хозяйка направила на меня указательный палец… Детский визг тут же сменился воем, исторгнутым разом из нескольких глоток.

Я кинулась к границе — отвесному склону, обвитому отростками ядовитого плюща. Вытащив украденную веревку, принялась обматывать себя страховкой. Руки ловко завязывали узлы, но времени было в обрез. Нараставшие звуки превратились в гул толпы. Отверженные победили пламя, и теперь их целью была беглянка.

Волк спустил с поводка «понимающих». Первым вылетел к обрыву Сторож. В прошлой жизни двуногий, он бежал ко мне на четырех лапах и скалился. За ним резво, но не так быстро двигались еще пятеро отверженных. Один из них даже волочил за собой сломанный огнестрел.

Прыгнув вниз, я проскользила ровно до середины склона, когда раздался надрывный треск — длины веревки оказалось недостаточно. Сок плюща стекал по ладоням, и руки, не защищенные перчатками, теряли чувствительность. При контакте с кожей яд растения вызывал временное онемение, а через несколько дней грозил появлением язв. К стыду Второй, она совершенно забыла об особенностях местной флоры.

Пальцы с трудом нащупали узел. Пока я пыталась расстаться со страховкой, усугубившей положение, резко наступила тишина, будто кто-то разом оборвал все звуки. И это гораздо сильнее вселяло страх, нежели битье набата над ухом.

От безысходности я вгрызлась в веревку зубами. Наверху ощущалось какое-то движение, но последняя нить лопнула, и я полетела вниз, не успев рассмотреть дымчатые силуэты, зависшие на краю обрыва.

Земля, небо и снова земля — горизонт вращался вместе со мной. Руки чувствовались до локтей, кисти болтались, как тряпки, и я не могла остановить падение, зацепившись когтями за многочисленные выступы. Через несколько кувырков небо, наконец, встало на место. Вдох-выдох. Жива, пока еще жива…

Вскочив на ноги, я побежала дальше. Стена зарослей захлопнулась за спиной. Впереди, под звездами, сияла глянцевая поверхность пустынного горного плато.

Сзади раздались хлопки крыльев — звук, который ни с чем нельзя перепутать. Ко мне приближались двое отверженных-разведчиков. Мужская особь была крупнее и моложе. Женская — старше и злее. Оба выглядели неважно. Их носы провалились и зияли черными дырами. Верхние челюсти выступили вперед, сделав лица похожими на морды землекопов. Эти существа и при жизни не очень-то походили на людей. Сейчас последние черты и вовсе стерлись. Вести с ними диалог было бесполезно. Убегать от них, впрочем, тоже.

С них не сыпалась пыль, как уверял меня Волк, они рвали друг друга в клочья в борьбе за право обладания молодым источником и его теплым, едва живым телом. Я лежала в стороне, захлебываясь кровью — кажется, было пробито легкое — и ждала победителя.

Не дождалась.

Беспамятство — хорошая штука. Оно почти как сон. Временами даже лучше сна. Забвение полностью стирает границы реальности, и ты становишься счастливым… до тех пор, пока тебя головой грубо не окунают в ведро с водой.

— Два беглеца за одну ночь. И не сговаривались же! — вещал знакомый голос где-то на краю сознания.

«Хотя бы одному уж могло повезти», — подумала я отвлеченно, жадно слизывая капли, стекавшие по лицу.

— Того-то еще можно понять. В клетке удобств мало, да и пытали его долго. А тебя никто не обижал. Накормили, подлечили, одарили. Вот скажи мне, зачем ты это сделала?

— Проверяла границы дозволенного.

— И как? Проверила?

— Очень узкие.

— Стоило оно того? Я же почти сорвался, чуть не убил тебя. — Он пальцами схватил мой подбородок и заставил поднять голову. — И что мы имеем на выходе? С моей стороны минус один разведчик — пришлось добить несчастную, из-за тебя ее загрыз собрат…

— Сожалею, — пробормотала сквозь стиснутые зубы.

— …Подорванное доверие и абсолютно неуместные угрызения совести. Да-да, ты не ослышалась. Моей совести! В очередной раз побывав на пороге смерти, ты вряд ли сожалеешь о содеянном.

Тут он был прав.

— Как у вас говорят, провальная попытка — это хороший опыт, а успех не учит ничему? — Волк вытащил из кармана ножик — ту самую счастливую находку и демонстративно провел ею по моему горлу. Затем опустился ниже, в ворот рубахи, до замотанной бинтами груди, кольнул острием в области сердца и в конце приставил лезвие к щеке. Его глаза лихорадочно блестели. В них отражалось сразу несколько желаний. Но сильнее всех, очевидно, было рвать и убивать.

— При твоем образе жизни странно не иметь на лице ни единой царапины, когда все тело в кровоподтеках и штопаных ранах.

— Исправишь такую несправедливость? — Я резко поддалась вперед.

Мгновенная вспышка боли — и по щеке потекли струйки крови. На впалых скулах Волка заходили жевалки.

— Приведите лекаря! Немедленно! — крикнул он и отбросил нож в сторону, словно боялся войти в раж и покромсать меня на лоскуты.

За стенкой шатра образовалась какая-то возня, затем послышался удаляющийся топот.

— Давай я проясню ситуацию, а то ты, видимо, не догоняешь. Тебя вытравили, бросили умирать, изгнали — называй, как хочешь. Для Королевы ты мертва, как и все мы. На место Второй, я уверен, уже поставили какую-нибудь молоденькую разведчицу с не менее красивым личиком. — Выходец из гетто щелкнул меня по носу. — Тебе попросту некуда идти. В этом гребаном мире раньше не было ничего, кроме Улья. И только благодаря мне появилась надежда.

Я покачала головой. Губы сами собой растянулись в презрительной улыбке.

— Думаешь, ты незаменима? Думаешь, тебя примут обратно с распростертыми объятиями?

— Ничего-то ты не знаешь.

— Неужели? Так расскажи мне, — приказал Волк и, подставив табурет, сел напротив меня.

«Слишком близко», — сказала бы Ники, но ее больше не было. Вторую же не смущал ни голодный взгляд собеседника, ни его рука, оглаживавшая коленку. На того, кто вторгся в ее личное пространство, она смотрела насмешливо, со скрытым чувством собственного превосходства. Ведь, несмотря на унизительное положение и связанные за спиной руки, это не она была пустым местом, ошибкой природы…

Мы последние из старой закладки. Немного-то и осталось: всего шестеро из десятка. Такие, как мы больше не рождаются. Королева не захотела выращивать потомков Первой Сотни, и старые закладки почти все были уничтожены. Наша чудом уцелела. Более того, спустя какое-то время забытые всеми младенцы, находившиеся в криосне, начали подавать признаки жизни. Сначала проснулся последний по потенциалу — Десятый, но пока это обнаружили, пока принимали решение и меняли общую нумерацию, детеныш умер. Нашу закладку перенесли в зал с другими сотами и взяли под контроль. Через полгода очнулся Первый — самый сильный и выносливый из нас. Им Королева почти не занималась, но он назло всем выжил. Спустя пару лет — Шестой и Восьмой. Оба бескрылые. Один обрел место в Правящем Совете, второй занимался разработкой рудных жил, сгинул в старых шахтах. Не вернулся с задания и Пятый — его отправили в разведывательную миссию совсем юнцом и одного. После его гибели с разницей в год-два просыпались и остальные. Я была предпоследней. Говорили, что со мной были какие-то сложности. Из-за Второй не хватило ресурсов на Девятую, а может, Королева просто устала и решила взять перерыв на восстановление сил. Очевидно, мы все ей были в нагрузку и выжили лишь благодаря своевременному давлению Правящего Совета. Потомки Первой Сотни были нужны не Королеве, в сильной крови нуждался Улей.