Напряжение на высоте (СИ) - Ильин Владимир Алексеевич. Страница 23

Собеседники в основном смотрели на него, переводчика из соседней и союзной страны, простого и понятного — разумно полагая его гораздо более безопасным чем те, за кого он говорил. Частенько бросали легкомысленные фразы, на вроде «объясни им, что у нас так не принято», просто не понимая, что недавнее «нет» или «да», переведенное на русский, придавило бы их бетонной плитой, ежели бы те просто рискнули поднять взгляд на патриарха Аймара.

Перевод выходил неполным. А юноша из герцогства Беларусь считал себя хорошим специалистом.

Поэтому ему пришлось пропускать всю полноту смыслов через себя, забирая от Аймара не только слова, но и их внутреннее содержание, передавая всю энергетику и неотвратимость — стоя в центре ауры мощи заокеанских гостей.

И эти фразы меняли его, перестраивали душу, ломали его-прежнего — слегка легкомысленного, доброго и немного наивного, выстраивая на месте легкой и воздушной конструкции души мощный фундамент угрюмой твердыни.

Он боролся с этим, стараясь вынырнуть из образа в те редкие моменты, когда с Аймара сталкивались равные, нуждавшиеся лишь в тихом голосе, переводившем с одного языка на другой. Например, в Кремле. Но стоило сделать хотя бы шаг в сторону из коридоров с красными дорожками — и люди вновь желали видеть в необычных гостях примитивных туземцев, пусть и жутковатых на вид. Оттого даже чиновники уровня замминистра позволяли себе бросить «передай этим…». В таких случаях переводчик спрашивал «Что?» тоном Аймара — и люди переставали смотреть на него тоже, потея и отводя взгляд. А в душе юноши вечная весна молодости окончательно сменялась мрачным багрянцем поздней осени. Потом случилось содержимое пакета в машине, бессонная ночь, и осенний лес сгорел дотла.

В холл гостиницы на Большой Якиманке он входил один, удерживая в левой руке среднего размера холщовый мешок, а правой двигая от себя распашную ставню стеклянных дверей. Замер и пожелал было отойти в сторону, заприметив через стекло выходящего гостя — осанистого, представительного господина на четвертом десятке лет с начинающей сединой, но тот зеркально отразил его движение. Через мгновение пришло понимание, что этот незнакомый человек в длинном темном пальто, с проглядывающей белой рубашкой и галстуком — он сам. Просто постаревший за пару дней столь сильно, что не оставалось ни слов, ни эмоций. Восприятие себя-нового затянулось на десяток секунд, за которые на заснеженную улицу, под идущий валом снег из гостиничного тепла успел выскочить швейцар и предупредительно распахнуть перед ним дверь.

Переводчик равнодушно зашел внутрь, нашел взглядом рецепшн и последовал через богатые ковры, пущенные по полу внахлёст, оставляя за собой снежные отпечатки подошв. Вежливый вопрос про возможный багаж остался за спиной без ответа.

Прохладное дерево высокой стойки, молодая красавица в белоснежной блузке с коротко собранной прической темных волос.

Путешествует ли он один или со спутниками?

Легкая усмешка появилась на его лице. Спутники остались на улице, в трех черных внедорожниках — хотя они весьма хотели зайти вместе.

Но после того, что переводчик услышал в эту ночь, у него осталась одна просьба к главе клана Аймара. И та нашла понимание. Только поэтому он здесь сейчас один.

«Я бы хотел, чтобы моя гибель не была несчастным случаем». — Именно это он просил, узнав слишком многое для случайного человека.

А в ответ на бесстрастный взгляд, в котором он все-таки научился различать легкий интерес, добавил столь же рассудительно и спокойно, без истерик и лишних эмоций.

«Если погибну на служебном задании, родители получат пенсию. За несчастный случай ничего не оставлю родным. Скверно получится.»

Хотя, конечно же, кто другой попытался бы жить самообманом, веря, что раз его направил сам герцог, то отвечать заморским гостям за его жизнь перед ним. Но там, наверху, определенно договорятся. Быть может, кто-то еще возжелал бы сбежать и выгадать себе пару дней жизни по темным подвалам, скуля от жалости к себе, от злости на злой рок и чужие тайны, до которых ему никакого дела — и был бы пойман и казнен. Или, обезумев от страха, постарался продать тайны кому-либо еще, выторговывая себе жизнь и свободу — в чужом городе, в чужой стране, где чужаку скорее заплатят легкой смертью, а товаром будет быстрое признание. Альтернативой же — пытки.

Иногда все варианты настолько скверны, что выбирая из них в первую очередь хочется оставаться достойным человеком.

— У меня посылка для его сиятельства князя Черниговского. — Переводчик поставил сумку с нетяжелым содержимым на стойку. — Лично в руки.

— К сожалению, его сиятельство в отъезде, — изобразила печаль девушка на рецепшне.

— Мне стоит его дождаться? — Посмотрел юноша на настенные часы.

— Боюсь, его сиятельство вряд ли сегодня появится. Изволите оставить сообщение для его секретаря?

Странные эмоции поднялись в душе — от сожаления до приятного облегчения отсрочкой. Но были тут же изгнаны.

— До какого числа он будет в отеле?

— К сожалению, информация о гостях закрыта. — Еще одна очаровательная грусть и фальшивое сопереживание на лице.

— Хорошо. Я бы желал занять самый лучший номер и ожидать его сиятельство.

— Отличное решение! Готовы предложить вам одноместный номер серии «делюкс»…

Переводчик поймал взгляд девушки и добавил тоном, уже ставшим привычным.

— Самый лучший.

— Так же свободны два номера серии «люкс» — замялась та, пытаясь отвести взгляд, нервно теребя карандаш.

— Самый.

— Он занят, но… — Сбилась девушка и вовсе, ухватившись за карандаш до побелевших костяшек на пальцах.

— Когда освободится?

— Утром субботы…

— Благодарю. — Развернулся он, подхватил мешок и направился на выход.

— Постойте, а номер… — Донеслось робкое за его спиной.

Юноша остановился, перехватил свою сумку правой рукой и обозначил вежливую улыбку.

— Номер навещу в пятницу.

Погода на улице не стала за пару минут лучше — неожиданная зима, накрывшая город в октябре, не желала униматься. В чем-то она была весьма кстати: белоснежный покров скрывал осеннюю слякоть и серо-коричные оттенки городской осени. И пусть городские службы все еще пытались вернуть серый оттенок обратно, насыпая песок по дорогам и улочкам, но снег прятал и его. На передний план выходили празднично-красивые фасады зданий, проглядывающие через снегопад. Было бы интересно побывать в этом городе летом — мелькнула, да так и пропала сразу мысль.

Замерев на пару секунд у выхода, переводчик направился к ожидавшим у отеля машинам клана Аймара. А заметив рядом еще с десяток тускло-темных машин с гербами империи вместо номеров, да еще своих временных нанимателей на улице самолично в сопровождении еще пары знакомых ему людей, изрядно прибавил шаг. После чего и вовсе побежав, узнав в стоящем подле Аймара Катари — самого Романа Глебовича, да еще в форменном мундире возглавляемого им морского ведомства, с накинутым на плечи пальто. Высокие стороны молчали, стоя друг напротив друга — и были явно недовольны. Вернее, зрящное недовольство виделось исключительно на челе дяди Императора — он хотел говорить, но его английской не хотели понимать. Во всяком случае, отреагировал Рюрикович на появление спешащего переводчика весьма положительно.

Он просто еще не знал, что Аймара не нуждаются в переводе — в том смысле, что им не нужны его слова, на каком бы языке те не были бы сказаны. Равно как не интересен его визит.

— Передайте многоуважаемому Аймара Катари, что у нас есть ряд договоренностей о поведении в столице. — Жестко произнес Роман Глебович подошедшему переводчику.

— О каких именно правилах идет речь? — Вслед за ответившим перевел юноша.

— О тех, что нарушаются, когда на улицах моего города отрубают головы.

— Клан Аймара обещал, что не тронет живых врагов без суда и вины. — Спокойно перевели ему. — Мертвец не входит в договоренности.

— Добрый гость не станет красть голову мертвеца посреди бела дня!