Приручить ёжика (СИ) - Ефремова Тата. Страница 8

мире живет. Квартира без ремонта, гостей стыдно пригласить. Да что гостей? Полы на кухне гнилые. Раньше еще хуже было, сейчас легче. Я сама поступала в вуз, своими мозгами, но репетиторы... пришлось подрабатывать.

— А отец? — Андрей успел задать вопрос, пока я переводила дыхание.

— Он... он много путешествует, творческая личность он. Алименты платил до моего восемнадцатилетия, копейки. А сейчас ему до нас дела нет, у него другая жизнь, поинтереснее. Он и о матери своей забыл. А моя мама не забыла. И я не забыла. Ничего.

— Алина, я думал...

— Я бы предпочла, чтобы ты и дальше... думал.

— Это не отменяет того факта...

— Отменяет. Для меня отменяет. И наши дальнейшие уроки это тоже отменяет. Не знаю, почему тебя это так зацепило... и зачем ты пришел сегодня, но наш контракт расторгнут.

— Я просто хотел...

— Так лучше. Зачем тебе связываться с репетитором с такой плохой репутацией? И еще: я знаю, что обо мне говорят. Меня многие считают шизанутой. Та же Кристина, язык у нее, как помело, думаешь, я не в курсе? Я привыкла. Люди не все такие. У меня есть друзья и хорошие одногруппники. Мне нравится учиться, и я никогда не жертвую учебой ради заработка, мне нужна профессия и я ее получу. Меня все устраивает, я счастлива. А ты уходи.

Минаков молчал и смотрел в пол, опираясь на спинку стула. Пауза затянулась.

— Ладно, — наконец произнес он. — Ты права, так лучше. Деньги оставь себе.

— Я верну.

Минаков покачал головой и вышел. Я стояла посреди комнаты в своей дурацкой пижаме, с синяком, у меня дрожали руки. В дверь поскребся Дэн, выгрузил сгущенку на стол и тихо ушел. Было слышно, как в коридоре он шуршит руками по стенам. Сгущенка - это хорошо. За нее можно ребят попросить мебель передвинуть или полку повесить.

Я медленно оделась и пошла на консультацию. Могла бы и не ходить: все равно из объяснений препода ничего не поняла... и я все равно все знаю и без объяснений. Меня-то это почему спор этот наш так задел ? Меня-то почему?

10

— Что ты на него смотришь? — проскрипела Кира, держась за горло и заливаясь чаем с медом. — Третий день ходишь и ходишь, смотришь и смотришь. Отнеси сама или... не знаю... передай через кого-нибудь. У меня в пятой общаге полгруппы живет, если что. Или, знаешь что, оставь себе! В качестве моральной компенсации. Хорошая же вещь!

— Угу, — угрюмо сказала я, укоризненно покосившись на термос Минакова. — Хорошая. Надо отдать. Все отдать.

Термос стоял на полке и немо вопиял. Я видела, сколько такие в гипере стоят. Это дорого. Я и так пока деньги Минакову не перевела. Он заплатил мне вперед, а я сразу часть маме на карточку отправила, а часть положила на онлайн счет, на случай, если летом совсем тяжко будет. Придется со счета снимать, ну да ладно, там копейки пока набежали в плане процентов.

— Признайся, тебе ведь с Андреем нравилось... заниматься, — сказала Кира.

— Ну... — я пожала плечами. — Сначала трудно было, он какой-то... вечно о своем думает. А потом ничего, приноровилась. Да, нравилось. Если бы он только вопросы дурацкие не задавал, было бы лучше.

— А-а-а... понятно, — протянула Кира. — И деньги небось вернешь.

— Верну.

— Верни. А то и так достала уже своими причитаниями: вернуть иль не вернуть, вот в чем вопрос.

— И в смертной хватке с целым морем бед... — подхватила я. Люблю Шекспира.

— Да, это насчет моря бед это у тебя историческая правда, — кивнула подруга, показывая черенком ложки на мой синяк, уже желтенький, но еще заметный. — Лишь бы не этих... как их... сердечных мук океан. Что там твой Ромка? Ты целую неделю о нем не вспоминаешь. Мне даже страшно как-то.

— Ромка, — я очнулась от размышлений о бренности бытия, навеянных Шекспиром, и вздрогнула. — Точно, Ромка! Он же меня погулять сегодня пригласил, отметить в кафе сдачу основных экзаменов.

— И ты молчала? — подруга округлила глаза.

— А что говорить? — удивилась я. — Не на свидание же иду. Это ж понятно, Горкин опять что-то просить будет. Хотя... зачеты у нас все сданы, экзамен один остался, и то философия, ерунда.

Любцеву что надо? Бутылка хорошей водки - и трояк в зачетке.

— А ну' да, — Кира хмыкнула. — Толика Волошина знаешь? Он на первом курсе Любцеву бутылку тащил и в вестибюле разбил - пакет порвался. Что делать? И так последние пять сотен потратил, у пацанов занимал. Короче, пошел к Любцеву, привел того в холл и показывает, мол, честно нес - не донес. Академик наш на корточки присел, принюхался, взял у Толика зачетку' и поставил трояк. Сказал, убери, мол, и в следующий раз будь поаккуратней.

— Люблю Любцева, — хихикнула я. — Ладно, пойду' собираться.

— Не ходи, — сказала Кира, зачерпывая ложкой мед и с отвращением наблюдая, как стекает в банку темно-оранжевая ниточка. — Горкин - пельмень без начинки.

— Даже так? Почему? — я заинтересовалась.

Любовь Киры к красочным сравнениям мне импонировала. Она одна, среди троих ди-джеев на местном радио «Сто Карат», вытягивала эфир, благодаря ироничным отступлениям на вольные темы. Музыка на «Сто карат» была глубоко «народная», остальные ди-джеи халтурили и не особо это скрывали. А Кира даже ру'брику «Музыкальная открытка для любимых» («Эй! Меня звать Шамиль, и я хочу передавать привет всем красивый блондинка этого города. И песню поставь «Самая Красивая») умудрялась превращать в маленькое шоу.

— Почему пустой пельмень? Знаешь, вот иногда варишь пельмени, а из одного начинка выскочит. Вку'сно. Потому что в одном бульоне с другими пельменями варился, нормальными. А начинки нет. Ешь и думаешь: вкусно, но не то. Если каждый день такие пельмени есть, поймешь.

— Тебе никто не нравится.

— Минаков нравится. Только он дурак. Связался со стервой Кутихиной, еще и радуется.

— Опять ты за свое? Давай про Мннакова вообще не будем. Все, закрытый вопрос.

— Тогда термос парню верни, страдалище.

— И верну.

— Мультиварку не отдам.

— Отдашь.

— Еж - ты изверг!

— Да. Ты сегодня дома?

— Нет, опять к Ритке поеду. У нее каждый вечер псевдосхватки. Если бы не я со своим «узбагойся», скорая у ее дома ночевала бы.

Я положила термос в пакет и пошла к пятой общаге. Горкин уже ждал меня там, весь какой-то дерганый.

— Подожди, — сказала я. — Мне кое-что отдать нужно.

Поднялась к блоку Минакова и постояла немного у двери, набираясь решимости. Зайду, отдам, лишь бы не встрять в разговор. Да не будет Андрей со мной говорить... после такого.

Я стукнула, и дверь приоткрылась. Из блока доносился голос Минакова, он разговаривал по телефону. Я заглянула внутрь. Андрей стоял на балконе ко мне спиной и курил. Не знала, что он курит, он же спортсмен вроде, а тут просто «давил цыгу»: нервно затягивался, держа сигарету двумя пальцами по-пацански, «вкруглую», у самого фильтра. Еще бы на кортаны сел.

— Надь... Надь... все это фигня... ну послушай... — бубнел Минаков в трубку, выпуская дым. — Ну так нельзя... да плевал я на твои ять и все остальные буквы алфавита! Это... дерьмово. Ты сама говорила: важна истина, а не подача, факты, а не... Зачем тебе эти баллы? Ты там в третьем круге, мало? Блин, это перфекционизм! Нафига?... Да, знаю, но не за счет же... такого! Я... я жалею, что ввязался в это. Там совсем другая ситуация... ну я же знаю... Надь, ты чего... ты ревнуешь? Ты с ума сошла? Почем сразу так?! Почему не врубиться, что я просто нормально... по-человечески?

Андрей замолчал, не убирая мобильный от уха и прижав его плечом. Пощелкал зажигалкой у новой сигареты, выругался, бросил и то, и другое в пепельницу. Я тихо шагнула в комнату', поставила термос на стол прямо в пакете. Городской шум из окна заглушил все звуки, Минаков не обернулся, а продолжил говорить, уже спокойнее... как-то устало:

— Ладно, ладно... я рад, спасибо... рад, что ты меня поняла... да, заяц.... я тебя тоже.

11

Ромка повел меня в открытое кафе, как раз недалеко от того места, где мы с Андреем пили вишневый лимонад. Я прихлебывала кофе и отламывала вилочкой кусочки от песочного пирожного. Люблю сладкое, но кофе с сиропом и приторное пирожное - это перебор.