Обман (СИ) - Субботина Айя. Страница 8
Только на секунду но я словно прилипаю к ним. И даже туго скручивает низ живота, где у меня — надо же! — оживает порядком подзабытое за две недели чувство…
— Ты прав, Червинский, — говорит она, и появление «Верочки» на главной сцене страны разрушает момент. — Лучше я буду молчать, потому что как только открою рот, разница наших интеллектуальных уровней станет слишком очевидна. Не в твою пользу.
Я отрываюсь на бедной двери, которую припечатываю так сильно, что удар отдается в ладонь.
Неужели секунду назад я подумал о том, что у нее красивые глаза? Мне точно нужен экзорцист.
Первые несколько перекрестков мы проезжаем в гробовой тишине. Если меня спросить, чего я хочу в данный момент, то мой ответ будет однозначным: быть подальше от «Верочки». Блин, куда делась Моль? Маленькая помощница Антона была понятнее и проще, я мог наперед сказать, какую реакцию она выдаст в ответ на мою очередную остроту. Ну и что, что почти всегда это были обиды и закушенные от немого негодования губы? Я хоть понимал, что с ней делать и с какого боку подойти. А что делать с той, которая сидит на заднем сиденье, честно говоря, ума не приложу.
И меня это нехило пугает, потому что именно эту гремучую смесь под непонятным соусом я везу на одно из самых важных мероприятий моей жизни. И от того, как «Верочка» сыграет свою роль, зависит, будет ли у меня спокойная жизнь минимум на полгода или я снова попаду в капкан родительской опеки, где моя скорейшая женитьба — задача первостепенной важности.
Поэтому, хоть мне и не хочется, я вынужденно нарушаю паузу.
— Нам нужно обсудить… детали.
Блин, я же никогда не заикался с женщинами! Я всегда знал, что и когда сказать, мастерски играл интонацией и не заморачивался над тем, как будут истолкованы мои слова. Опять же, потому что наперед знал все реакции. А тут у меня просто кот в мешке.
Или, точнее сказать, адская козочка в платье девочки-припевочки с пентаграммой во лбу.
— Какие детали? — Моль смотрит на меня в зеркало заднего вида, и на ее лице ни капли интереса. — Детали моего наряда? Мне казалось, этот вопрос мы решили.
— Кстати, — я выкашливаю попытки совести заткнуть мне рот, — милое платье.
— Звучит как «Ты пугало, дорогая», — язвит она, но почему-то это выглядит… мило?
— Ты пугало, дорогая, — невольно поддаюсь я, но вместо ожидаемой улыбки, получаю разочарованный взгляд.
Еще немного, и меня ждет превосходный «фейспалм» в ее исполнении. Не уверен, что после этого во мне вообще останется что-то мужское. В крайнем случае, у меня останется борода и небольшой шанс победить на «Евровидении» с гимном в защиту всех мужчин, униженных и притесняемых коварными женщинами.
— Хочешь обсудить нашу «историю»? — подсказывает Моль.
— Да, потому что в отличие от твоих родственников, меня будут расспрашивать о девушке, которую я люблю до беспамятства, но почему-то только сегодня решил показать ее семье.
— А разве ты не из тех мужчин, которые считают знакомство с родителями почти что обещанием жениться? — В моем лице она явно нашла отличную мишень для высмеивания всех мужских стереотипов. — То есть, ты вообще никогда и никого не знакомил с мамой и папой, потому что тогда на твое драгоценное хозяйство будут претендовать на почти законных основаниях.
Мое бедное хозяйство еще раз сжимается, и Верочка понимающе улыбается в ответ на мою гримасу боли. А когда у меня, наконец, начинают сдавать нервы, и крышка кипящего чайника почти натурально бряцает под клубами пара, вдруг делает вполне милое лицо и даже… черт, очаровательную улыбку? С ямочками. Как у нее это получается: менять маски у меня на глазах и при этом я понятия не имею, в чем секрет?
— Самая лучшая ложь — та, что больше всего похожа на правду, — заявляет Молька.
Да, вот так: когда у нее такое личико-сердечком, что я за секунду успокаиваюсь и начинаю верить в доброе и вечное, я хочу называть ее Молькой. Между прочим, в моей голове это звучит почти ласково.
Надо было приехать с цветами, успокоить фурию подношением. Может она поэтому так бесновалась?
— Или такие, как ты, не встречаются с помощницами адвокатов, у которых даже нет личного автомобиля?
— Почему не встречаются? — Я чуть не промахиваюсь на красный, но успеваю притормозить. Ладно, в жопу вранье, я не обязан корчить перед ней принца в сверкающих доспехах. — Да, такие как я, не встречаются с такими, как ты. Прости, но есть определенный порядок вещей.
— Расслабься, — машет рукой Молька, но я заранее готовлюсь к ответной оплеухе. И она прилетает. — Такие, как я, тоже не встречаются с такими, как ты. Боюсь, я бы просто умерла от скуки.
— А я от отсутствия эстетического удовольствия, — огрызаюсь в ответ.
— Да да, вот и я о том же, — охотно соглашается Верочка. — Меньше всего мне нужно, чтобы на меня смотрели как на мясной ряд.
Честно говоря, я никогда даже не задумывался о ней в таком ключе. Как можно фантазировать о том, что у женщины под одеждой, когда она не дает ни шанса для таких мыслей? Ни пары расстегнутых пуговиц на блузке. Ни юбки хоть немного выше колен, ни стройного силуэта. Я уже молчу об узком платье по фигуре.
— Хорошо, — вынужденно соглашаюсь я, — ты помощница Антона, мы познакомились в его офисе, некоторое время дружески общались, а потом я потерял от тебя голову.
— Годится, — слишком уж быстро соглашается она.
— Точно? — недоверчиво переспрашиваю я.
— Да, конечно. — Верочка пожимает плечами и отворачивается к окну. — Надеюсь, часа вежливости будет достаточно?
Ну и вот как ей сказать, что с таких мероприятий просто так не исчезают, тем более братья виновницы торжества, тем более, когда для меня наверняка припасено место в программе, где я должен буду толкнуть рыдательный тост о семейной любви, а я, как всегда, ни хрена о нем не подумал.
— Я постараюсь, чтобы все это не затянулось, — уклончиво отвечаю я, но Верочка продолжает смотреть в окно.
Надеюсь, на этом наши препирательства себя исчерпали.
Иначе она меня доведет… что придется с горя и разочарования в женском поле жениться на Рите.
Глава седьмая: Вера
У поганца Червинского… на удивление красивые глаза.
Не знаю, почему вдруг я думаю об этом именно сейчас, но мысль сформировалась ровно тот момент, когда мы смотрели друг на друга в зеркало заднего вида. Даже странно, что не глаза в глаза, а вот так — через кусок стекла.
Они у него не такие голубые, как у Антона, скорее — темно-синие с графитовыми нотками.
Так и хочется бросить экспонат на лопатки, забраться сверху и с лупой долго-долго пристально изучать радужку в попытках отыскать аномалию. Само собой, исключительно чтобы потешить нездоровое любопытство.
Но эти внезапные несвойственные мне телячьи нежности действуют удручающе, поэтому я начинаю играть в молчанку. Какая разница, как меня представит Марик? Это всего на час, а потом он снова будет мне должен, и на этот раз я сделаю так, чтобы у моего семейства не было повода думать, будто «любимый жених» меня не любит.
На торжество мы приезжаем в элитный московский ресторан. Кто бы сомневался, от количества элитных марок автомобилей начнется обильное слюноотделение даже у меня, мечтающей всего лишь о скромной маленькой машинке европейского происхождения. Ну или японского.
Марик помогает мне выйти, подставляет локоть и мы, словно две звезды, идем ко входу по выстеленной ковровой дорожке, потому что в декабре гости, согласно дрескоду, все сплошь в туфлях и туфельках.
— Главное, не дергайся, — берется успокаивать меня Марик. — Говорить буду я.
— А ты умеешь говорить больше десяти слов за раз?
Он только стискивает челюсти до выразительных желваков под брутальной щетиной — и я даже не успеваю насладиться моментом, потому что нам навстречу летит молодая женщина в потрясающем карамельном платье.
Господи, дай мне силы не броситься щупать эту великолепную ткань!
— Марик! — кричит красотка. — Ты опоздал! Опять!