И занавес опускается (ЛП) - Пинтофф Стефани. Страница 12

— Мы сейчас отправляемся в офис «Таймс». Может, хотите отправиться с нами? — спросил я.

Оценка Алистера была бы очень кстати, и я надеялся, что он достаточно заинтересовался делом, чтобы согласиться.

И он согласился. С таким энтузиазмом, что я уже начал сомневаться, а стоит ли привлекать его к данному расследованию. Я ещё не забыл, как во время нашего прошлого общего дела он утаивал от меня информацию, которая могла поставить под угрозу его собственные замыслы.

Последнее, что мне сейчас нужно, это чтобы личные интересы Алистера вновь мешали расследованию. Он будет полезен лишь до тех пор, пока наши намерения совпадают.

— Изабелла? — Алистер посмотрел на невестку, явно желая, чтобы она отправилась с ним.

Я начал запихивать в кожаный чемоданчик письма и не поднимал глаз, пока не услышал её ответ.

— Нет, спасибо. Я лучше останусь дома.

Её отказ был категоричным, но она подошла к нам с Малвани и вежливо пожала руку сначала ему, а затем мне.

— Была рада снова вас видеть, Саймон.

Она была любезной, но отстранённой.

Думать, что она могла вести себя по-другому — значит, обманывать себя. Но однажды, всего несколько месяцев назад, всё могло бы стать иначе — и от осознания этого становилось горько на душе.

Мы вышли из квартиры Алистера и стали ждать, пока приедет лифт.

И если бы я не рискнул обернуться перед тем, как войти в него, то не увидел бы на лице стоящей в дверях квартиры Изабеллы странного выражения.

И когда она встретилась со мной взглядом, то прикусила губу, сделала шаг назад и решительно захлопнула за собой дверь квартиры.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Студия местных новостей, здание «Таймс», 42-ая улица.

— Какие у нас горячие новости? Несите сюда!

Редактор — лысеющий мужчина, сидящий во главе стола, — рявкнул на паренька, который пытался не потерять равновесия, входя в редакционный зал нью-йоркской «Таймс», и донести до стола по пачке газет на каждом плече. Газеты, которые нёс юноша, были свежеотпечатанными, и чернила измазали его кожу и одежду чёрными полосами.

Он качался под тяжестью стопок, но не уронил ни одной газеты, пока не донёс их до редакторского стола.

Попытки молодого человека аккуратно положить газеты на стол провалились, и каждая стопка приземлилась на столешницу с громким стуком, разбрасывая в стороны карандаши, ножницы и бумажки с заметками.

Мы с Малвани и Алистером смотрели на разворачивающиеся события из единственного закрытого офиса на четырнадцатом этаже.

Нас попросили подождать здесь, пока не подойдёт главный редактор, чей офис занимал целую комнату — лабиринт из деревянных столов, за которыми сидели репортёры и редакторы. Все работали в бешеном темпе, создавая постоянный шум, а воздух в помещении стал густым от дыма сигар и сигарет.

Дверь офиса была открыта настежь, и мы наблюдали, как репортёры яростно набирали на печатных машинках свои статьи. Редакторы вырезали и вклеивали редактируемые ими тексты, а небольшая группа из пяти человек — которая, вероятно, уже закончила свою работу — шумно играла в покер в углу комнаты.

Их игра прерывалась лишь на частое сплёвывание окрашенной табаком слюны в сияющие на солнечном свету плевательницы, установленные в помещении.

И каким-то образом в подобном хаосе готовился завтрашний выпуск газеты.

— Проверим конкурентоспособность.

Редактор за главным столом положил сигару на блюдце и схватил газету «Трибьюн» с верха стопки. Он просмотрел её, наверно, за пару секунд, и перешёл к «Пост».

И недовольно хмыкнул.

— Мы мало разузнали об истории с хищением имущества Тайлеров.

Все репортёры в комнате начали усиленно листать всё, что лежало на их столах.

— Джонни, следующий раз лучше поработай со своими источниками на Уолл-стрит. Договорились?

— Конечно, босс, — ответивший репортёр нервно провёл руками по густой копне каштановых волос.

Но редактор уже перешёл к следующему вопросу.

— Фрэнк, — произнёс он. — Мы же получили историю об освобождении дамы по фамилии Снайдер во время суда, так?

Он не поднимал взгляд и продолжал просматривать бумаги.

— Да, получили, босс.

Ответ пришёл от худого, высокого мужчины с низким голосом, сидящего в пятом ряду.

Это было неприятным напоминанием о решении по моему делу, которое озвучили лишь сегодня утром.

У меня ёкнуло сердце, а лицо загорелось от стыда — словно они критиковали меня, а не просто обсуждали вердикт присяжных. Конечно, не стоило принимать это на свой счёт. Но я не мог по-другому.

Если бы я только смог найти лучшие доказательства против этой женщины… Доказательства, которые смогли бы опровергнуть её уверения в собственной невиновности.

— Что об этом говорится в «Пост»? — на этот раз вопросы начал задавать репортёр.

Редактор снова хмыкнул.

— Их обычная помпезная ахинея. Но они получили интервью с матерью, которая живёт отдельно.

На пару секунд в помещении наступила тишина.

— Кто проверял твою статью? — спросил редактор.

— Мистер Сейден, — ответил худощавый репортёр. — Он ушёл рано. Вы же помните, он всегда уходит рано по пятницам.

Редактор, так ни разу и не поднявший глаз от бумаг, выпрямил спину и стал вчитываться в статью ещё внимательнее. Все мужчины за столами тоже последовали его примеру и с неподдельным интересом уставились в свои записи.

Из дальнего конца этажа к нам направился мужчина в пронзительно-синем костюме и жёлто-красном галстуке.

Ира Зальцбург, главный редактор. Низенький и полный, но дорогая и яркая одежда превращала его во внушительную фигуру. Он это знал и всем своим видом это показывал.

Не здороваясь ни с кем на этаже, он сразу направился к себе в офис, кивнул и закрыл дверь с чрезмерной театральностью.

— Господа, — поприветствовал он каждого из нас простым рукопожатием.

После должных представлений, мы сели на деревянные стулья для посетителей, а мистер Зальцбург развалился в огромном мягком кресле и закурил сигару.

— Добро пожаловать на Таймс-сквер.

Да, это была Таймс-сквер, но только в головах работников «Таймс». Около двух лет назад «Таймс» переехал из окраины города, где располагалось издательство, в новое здание — второй по высоте небоскрёб на Манхеттене, стоящий на небольшом островке на пересечении трёх улиц: Седьмой Авеню, 42-ой улицы и Бродвея.

Раньше эта площадь называлась Лонгакр-сквер, но среди жителей ходило и её другое название — Основное Течение. И хотя сейчас площадь была официально переименована в честь газеты, никто не называл её «Таймс-сквер».

Два года — слишком мало, чтобы изменить привычки.

Малвани заговорил первым.

— Мы хотим поговорить с вами по поводу письма, которое вы получили этим утром и которое может касаться дела полиции.

Ира Зальцбург пару мгновений смотрел на Малвани, а затем перевёл свой взгляд в окно, где кипела жизнь. Площадь внизу кишела бизнесменами и туристами, певичками и посетителями ресторанов, и все они суетились и бежали в разных направлениях.

А здесь, наверху, мы неловко сидели в полной тишине.

Не отводя взгляда от окна, он, наконец, опустил сигару и заговорил, неприятно растягивая слова:

— И о каком именно письме речь, господа?

— О том, по поводу которого с нами связался сегодня утром один из ваших сотрудников, — нетерпеливо ответил Малвани.

Он не любил, когда с ним играли в игры и тратили его время.

Ира Зальцбург повернулся к Малвани и окинул его внимательным взглядом.

— Ах, да. Письмо, в котором описывается убийство в театре «Гаррик».

Малвани побледнел.

Хоть и было очевидно, что мы отправились в «Таймс» из-за письма, относящегося к сегодняшнему убийству, Малвани надеялся, что в нём не было подробностей. Но ему удалось выдавить из себя приятную улыбку и продолжать, как ни в чём не бывало.

— Мы бы хотели взглянуть на письмо, мистер Зальцбург.