И занавес опускается (ЛП) - Пинтофф Стефани. Страница 11
— Почему он убивает так, как убивает? — закончил я за Алистера.
— Точно, — мрачно кивнул он.
Мы молча посмотрели друг на друга, понимая один другого без слов.
Алистер разложил на столе письма так, чтобы нам всем было видно, и продолжил:
— Во-первых, я хотел бы у вас спросить: что в этих двух бумагах одинакового?
И замолчал. Конечно, он мог и сам нам рассказать. Но всем было ясно: Алистер хотел, чтобы мы сами увидели всю картину.
— Ну… В каждом из писем говорится о мёртвой девушке, — храбро рискнул Малвани.
— Именно! — энтузиазм Алистера бил через край, словно мы только что открыли нечто чрезвычайно важное.
Малвани заколебался.
— Но если он не сам писал эти стихи, то разве это важно?
— Конечно! Таким образом он пытается с нами общаться, — ответил Алистер.
— А что по поводу того, что в начале писем он пишет об игре в Пигмалиона? Зиль со мной не согласен, но мы нашли актёра, исполнявшего роль Пигмалиона в недавно возродившейся пьесе. Я думаю, это может быть связано с ним. Он даже был знаком с одной из жертв.
Малвани всегда был упрям в своих идеях.
Алистер ответил ему с безграничным терпением.
— В другой ситуации я бы тоже не согласился с Зилем, но тут, боюсь, он прав. Автор этих писем слишком изысканен. Или скажем по-другому: он совершил нечто гораздо более сложное, чем отсылка к обычной театральной роли.
— Хм, — Малвани был полностью сбит с толку.
— Алистер пытается сказать, что это было бы слишком очевидно, — пояснил я.
Алистер одобрительно улыбнулся.
— Почему эти женщины мертвы?
— Какой-то парень их убил. Это важно? — Малвани потерял терпение и начал бурчать.
— Я думаю, важно то, каким образом они были убиты, — произнесла Изабелла, ощущая растущее в Малвани разочарование. — И Порфирия, и шекспировская Дездемона были задушены. И в обоих случаях на теле женщин не было обнаружено ни единого повреждения. Не было ни одного видимого свидетельства их боли.
Изабелла на мгновение прервалась.
— Саймон, это совпадает с реальными смертями, которые вы расследуете? — с любопытством взглянула она на меня.
Я утвердительно кивнул, но вслух ответил Малвани:
— Абсолютно. Мы уже целый день обсуждаем, что убийца хотел, чтобы они умерли прекрасными.
Фраза Малвани была для Алистера, как бальзам на душу.
— Я думаю точно так же, — широко, белозубо улыбнулся он. — Попомните мои слова, как только мы поймём, почему для него важно не просто убивать, а убивать именно в такой манере — именно тогда мы и получим ключ к пониманию его мышления.
Мы с Малвани продолжили описывать, как была инсценирована каждая из смертей. В буквальном смысле слова.
— Думаю, важно то, как в игру вступает личность Пигмалиона, — заметил Алистер. — Нет, она не относится к спектаклю, в котором играл Тимоти По, — прервал он Малвани, который уже открыл рот, чтобы что-то сказать. — Здесь скорее речь о самой личности Пигмалиона. Поэтому я уверен, что автор писем знаком с легендой о Пигмалионе — мужчине, создавшем из мрамора прекрасную женщину и влюбившемся в неё. В этом деле важен сам процесс создания.
Изабелла продолжила:
— Да, и посмотрите, что говорят о ней строки писем. В обоих случаях мужчина пишет о любви. На самом деле, он не хочет ей навредить: вспомните цитату из «Отелло», где он отказывается проливать её кровь и ранить кожу. А в строках Браунинга поэт-убийца хочет сохранить прекрасный момент, и даже после её смерти он продолжает видеть в ней живые черты. Посмотрите на эти строки.
Она постучала кончиком пальца по письму.
— Он считает себя создателем чего-то прекрасного и хочет это сохранить.
Тут её перебил Малвани:
— Стойте. Минутку. Вы говорите, что автор этих писем убил двух девушек для того, чтобы их сохранить? Да в этом нет ни капли смысла!
— Он говорит не о сохранении жизни, — быстро ответила Изабелла. — Он желает сохранить своё виденье — их потенциал, возможности, которые могли бы раскрыться, если бы он всё сделал несколько по-иному.
— Я полагаю, — вступил Алистер, — что Изабелла хочет сказать вот что: жизнь для этого автора — разочарование. Но искусство — нет.
Этим комментарием Алистер перегнул палку.
— Это не искусство, — резко заметил я. — Это убийство.
— Только не с точки зрения убийцы, — возбуждённо отстаивал свою точку зрения Алистер. — Вы же знаете, что в этом деле важно его виденье ситуации, а не наше.
Он поднял оба письма со стола.
— Мужчиной, который это написал, — а я уверен, что это мужчина, — не управляют рациональные мысли. Но не стоит полагать, что он не образован и не умён. Автор знаком с Шекспиром. Знаком с Браунингом. И действует он полностью согласно своей собственной логике. И именно это нам…, - он замолчал на полуслове. — Точнее, именно это вам нужно помнить, если хотите раскрыть это убийство.
— Если, конечно, нам не повезёт, и мы не застанем его на месте преступления, — усмехнулся Малвани.
— Что ж, — любезно улыбнулся Алистер, — тогда вам действительно повезёт. Мужчина, которого вы ищете, всё скрупулёзно планирует, поэтому вряд ли он совершит беспечную ошибку.
Изабелла отошла в угол комнаты с чашкой чая. Мне кажется, или она изменилась? На неё не было похоже не проявить интерес к делу, которое Алистер считал захватывающим.
— Не стóит недооценивать удачу. Иногда это всё, что у нас есть, — спокойно произнёс я.
Я глянул на часы. Нам надо добраться до издательства «Таймс» до пяти часов.
Но у меня был ещё один вопрос к Алистеру.
— Как вы думаете, почему он пишет эти письма? Зачем вообще всё это? Было бы гораздо проще и гораздо менее рискованно убить и просто уйти.
Алистер пожал плечами.
— Знаете, он не первый. И уж точно, не последний. Но то, что он крайне необычен — это правда. Не многие убийцы выходят на контакт после своих преступлений. И факт того, что он поступил подобным образом, говорит нам о том, что мы имеем дело с крайне нестандартной личностью.
Он взял оба письма и протянул их мне.
— Я даже рискну предположить, что он продолжит писать. Думаю, в его следующих письмах вы увидите больше от него самого, и меньше — от других писателей. Он использовал чужие произведения, чтобы продемонстрировать свой ум и привлечь внимание. И теперь, когда он этого добился…
Алистер на мгновение запнулся, затем наклонился к нам и продолжил:
— Он хочет сообщить что-то особенное. Вопрос вот в чём: кому именно? Возможно, он дразнит вас, пытаясь показать, что он умнее. Вы же помните Джека Потрошителя? Он тоже начинал с оскорбления полиции, но после того, как в газетах начали печатать его письма — если, конечно, допустить, что хоть некоторые письма принадлежали его руке, а не были подделкой, — мне кажется, что он влюбился в собственную популярность. Я говорю это, чтобы предупредить вас: будьте очень осторожны в данном деле.
— Но если отбросить в сторону сравнение с другими письмами… Что вы об этом думаете, Алистер? Кого именно мы ищем? — спросил я.
— Не знаю, — честно признался он. — Но одно я знаю точно: то, что вы видели, лишь начало, если вам не удастся его остановить. Он приложил огромные усилия, чтобы организовать своё идеальное место преступления, а затем написал письмо, чтобы удостовериться, что остальные поймут то, что он хотел показать. Рискну предположить, что он также потратил неимоверные усилия на выбор жертвы. Он наслаждается каждой деталью своей работы. А человек, который настолько наслаждается делом своих рук, никогда не остановится. По крайней мере, добровольно.
После секундного колебания Алистер добавил:
— И, по крайней мере, этот человек, кажется, пишет именно тому, кто найдёт тело, а не целенаправленно в полицию или газеты.
Мы с Малвани обменялись виноватыми взглядами.
— Вообще-то, — произнёс Малвани с тяжёлым вздохом, — этот человек пишет в газеты. Этим утром мне сообщили, что в «Таймс» получили письмо. Понятия не имею, получали ли подобное другие издательства. И если да, — угрюмо заметил он, — то, скорей всего, они будут не настолько порядочны, чтобы связаться с нами перед публикацией письма в своей газете.