И занавес опускается (ЛП) - Пинтофф Стефани. Страница 34

— Появилось ещё одно письмо. Я решил, что вы из-за этого здесь.

— Когда? — поинтересовался я.

Вялое пожимание плечами.

— Мы нашли его рано утром.

Этим утром Эммелин Биллингс была уже мертва. Или это письмо решили проигнорировать, как и прошлые?

Я пододвинул стул ближе к столу.

— Я должен его увидеть.

Джек открыл верхний ящик стола мистера Зальцбурга.

— Фрэнк положил его сюда для безопасности, — пояснил Богарти и протянул лист бумаги мне.

Тот же мелкий неразборчивый почерк. На такой же голубой бумаге.

«Дорогой мистер Охс,

Похоже, упущенные возможности — ваша судьба. Даю вам последний шанс объявить о моём торжественном представлении.

Место действия: театр под звёздами.

Тема: трагедия человека.

Герой: я.

Искренне ваш,

Театрал».

— Что скажете, детектив?

Я ответил на его вопрос своими:

— Кто именно нашёл письмо? И где?

Джек откинулся назад в кресле мистера Зальцбурга и зацепился большими пальцами за подтяжки.

— Сегодня утром мы с Фрэнком пришли в редакцию и нашли его среди других писем и счетов. Но оно было адресовано мистеру Охсу, и мы с Фрэнком, естественно, сразу опознали почерк и бумагу. Вся наша корреспонденция доставляется туда, — добавил он, кивая на стол, мимо которого я недавно прошёл и рядом с которым сидел молодой человек в очках с толстыми затемнёнными линзами.

— Кто её доставляет?

— Мужчина, который работает у нас уже лет десять. Его зовут Арни.

— А мог бы Арни… — начал я.

Чем вызвал приступ гомерического хохота у Джека.

— Наш Арни не то, что муху не обидит — даже смотреть на неё не сможет! Вы же к этому клоните? Поговорите с ним сами и поймёте.

Я решил так и сделать.

— Не вижу почтовый штемпель, — заметил я, исследуя конверт.

Джек ответил без колебаний.

— Я бы сказал, что его смешали с остальной почтой. Некто должен был доставить письмо лично, чтобы вложить его в стопку другой корреспонденции.

Джек на мгновение замолчал.

— Наш секретарь, который обрабатывает почту в течение недели, мог что-то заметить. Но он не работает по выходным.

— А по воскресеньям вы почту не получаете, — резко произнёс я. — Значит, мы сейчас говорим о субботней корреспонденции.

— Послушайте, детектив. Мы с Фрэнком поспрашивали сегодня людей: никто не заметил накануне вечером возле здания никого странного. И никто не заметил, чтобы письмо бросали сегодня утром. Оно просто появилось здесь. Взяло и появилось. И теперь, если хотите, оно ваше. Видите, мы хотим сотрудничать.

Он откинулся на спинку кресла и улыбнулся.

— Кстати, детектив, говоря о сотрудничестве… Что у вас есть для нас? А то давно ничем не делились.

— Скажем так: усилия, которые я прилагаю к сотрудничеству, соответствуют вашим, — спокойно ответил я.

Джек наклонился вперёд и опёрся локтями о столешницу.

— Тогда начнём с очевидного: вы не получили нашей записки, но вы всё равно здесь. Из этого следует, что то, о чём предупреждает этот «театрал» здесь, — постучал он пальцем по письму, — уже произошло.

Он замолчал на секунду, чтобы я осознал его слова. А затем продолжил с лёгкой улыбкой:

— Расскажите, детектив, не стесняйтесь. Мы же партнёры, не так ли?

Да, только это партнёрство вынужденное. Будь моя воля, я бы не стал работать с кем-либо из «Таймс». Никогда. Здесь я никому не доверял.

Но я не мог умалчивать о том, что он уже и так знал.

— Было совершено ещё одно убийство, — медленно произнёс я. — Актриса на крыше театра в Эриэл Гарденс — по-видимому, именно того «театра под звёздами», который тут упоминается, — я кивнул на лежащее между нами письмо. — И мы могли бы предотвратить её убийство, если только…

На мгновение я замер от охватившего меня разочарования.

Джек посмотрел на меня с сочувствием.

— Говоря начистоту, детектив, я не думаю, что кто-то мог бы найти письмо раньше. Оно было перемешано с субботней почтой, которую доставляют в субботу вечером настолько поздно, что редко разбирают раньше утра воскресенья. Конечно, автор письма не мог знать, что мы найдём его послание так поздно. Но с практической точки зрения, я не вижу ни единого варианта, каким бы образом кто-то из нас мог предотвратить это убийство. Поэтому расслабьтесь, детектив. Ваша совесть чиста.

— Нет, мистер Богарти. Боюсь, я не смогу расслабиться, пока не прекратятся эти убийства, и пока убийца не окажется за решёткой.

— Думаю, вам действительно стоит пересмотреть своё решение относительно публикации этих писем в нашей газете. Кто-то из читателей может обратить внимание на что-то стоящее.

— Неплохая попытка, — ответил я со смешком, — но не будет никаких публикаций до закрытия дела. Я надеялся, что вы будете чтить наше соглашение.

Джек недовольно нахмурился.

— Ладно. Но «Таймс» — не единственная газета. Уже и в «Геральд», и в «Мир», и в «Трибьюн» — везде есть коротенькие заметки о смерти Анни Жермен. Да, пока это лишь соболезнования о том, что двадцатидвухлетняя девушка безвременно лишилась радостей жизни в столько молодом возрасте. Но когда они найдут схожесть в убийствах — лишь вопрос времени. И появятся новые статьи. Гораздо более обширные. К тому же, нам очень повезло, что убийца не отправляет письма ещё и им.

Я взял письмо.

— Если вы не против, я хотел бы опросить репортёров снаружи. И если выясниться что-то ещё…

— Не беспокойтесь, детектив. Мы сообщим.

— И ещё кое-что, мистер Богарти. Если вы найдёте ещё одно письмо или узнаете некую важную информацию о нашем деле, прошу вас, постарайтесь связаться со мной лично.

Я небрежно нацарапал несколько номеров, по которым меня можно было отыскать помимо номера участка Малвани.

Я даже оставил номер Алистера, зная: если наш профессор получит важную информацию, он незамедлительно свяжется со мной.

Я переговорил со всеми репортёрами в здании, но они сообщили мне ровно то, что и Джек Богарти: письмо на голубой бумаге появилось в студии новостей, никем не замеченное.

По крайней мере, никем, кто готов был это признать.

Но у меня было письмо.

И с его помощью одну вещь я выяснил абсолютно точно: убийца до сих пор объявляет о своих шагах, буквально бросая нам вызов.

Словно спрашивая, а сможем ли мы его остановить?..

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Театр «Новый Амстердам». Будуар.

— Его смена метода — вот, что меня беспокоит больше всего, — произнёс Алистер, меряя шагами комнату.

Они с Изабеллой нашли меня после того, как я поделился с ними последними новостями о произошедшем.

Я вернулся в «Новый Амстердам» и первым делом направился в будуар, где доктор Уилкокс оказывал помощь детективу Марвину.

Комната была обставлена в розовых тонах и везде — на коврах, обоях, атласных подушках, мебели из красного дерева — были изображены розочки. Но это помещение было самым вместительным: тут без труда могли одновременно находиться и переодевающиеся актрисы, и все их объёмные, модные платья; а теперь в комнату легко вошло всё необходимое для лечения Марвина оборудование доктора Уилкокса.

Доктор постарался, чтобы его пациенту, находящемуся практически без сознания, было удобно, и опустил бархатные шторы для большей конфиденциальности.

— Вы имеете в виду то, что убийца не оставил на месте преступления письмо, как раньше? — уточнил я у Алистера.

— Не совсем…

Алистер развернулся лицом ко мне.

— Меня беспокоит его новое беспорядочное поведение. Он разместил уведомление о новой жертве на плакате, афише, где его мог увидеть каждый. Этакий пассивный метод привлечения внимания; в то время как все его предыдущие попытки — и письма полиции, и записки в «Таймс» — имели единственного, определённого адресата.