Пасынки (СИ) - Горелик Елена Валериевна. Страница 48

— Я слышал, в подобных случаях люди поступают так же — запирают безумных родственников, — тихо и сочувственно сказал он.

— Значит, и людские целители не знают способа лечения. Увы.

— Я поинтересуюсь у Блюментроста. Может быть, ему что-то известно из книг по медицине.

— Благодарю, князь Михаэль.

Громко стукнула открываемая дверь, и кабинет-секретарь Макаров выпустил Головкина с Долгоруковым. Эти двое держались подчёркнуто важно, и с альвами раскланялись, как подобало персонам такого высокого ранга. То есть уважительно, но с налётом превосходства. Князья же, приглашённые секретарём, предпочли сделать вид, будто ничего особенного не произошло.

Император принимал посетителей, сидя за непритязательным столом, заваленным исчёрканными бумагами, на простом деревянном стуле, обитом кожей. На точно таких же стульях восседали помянутые посетители. Меншиков — вольготно развалясь, насколько это было возможно, Ягужинский, в тёмном парике — поскромнее. Два стула стояли свободными.

— Садитесь, ваши сиятельства, в ногах правды нет, — государь поприветствовал князей кивком головы, отвечая на их церемонный поклон. — Вон, Алексашку с господином обер-прокурором нарочно придержал, чтобы выслушали резоны ваши.

«Ну, раз он желает делового разговора, так тому и быть», — подумал молодой князь.

— Все соображения и предварительные расчёты я изложил в кратком докладе, — сказал он, поднявшись и с учтивым поклоном передавая государю свою красивую бархатную папку. — Не сочтите за труд ознакомиться, ваше величество.

Что он действительно ценил в императоре, так это дотошность. Не наложит резолюцию на бумагу, пока полностью не прочтёт. Краткий доклад состоял всего из трёх листов, чтение много времени не займёт.

— Ознакомлюсь, ознакомлюсь, — государь раскрыл папку. — А ты, пока я чту сие, изложи князю Меншикову суть дела.

— С удовольствием, ваше величество, — тонко улыбнулся князь Таннарил. — Однако, прежде того хотел бы я изложить кое-что иное, касаемое князя Меншикова лично.

На него мгновенно уставились четыре пары глаз. Князь Маэдлин и обер-прокурор Ягужинский ничего не поняли. Другое дело, император и его ближник. Но если Пётр Алексеевич смотрел с удивлением, то взгляд «человека с двумя лицами» сделался волчьим.

— Ну, — государь первым нарушил молчание. — Выкладывай, чего опять Алексашка натворил.

— Не он, — продолжая улыбаться, певуче ответил альв. — А солдаты славного полка Преображенского, что находится под вашим…и его высоким патронажем. Они изволили столь весело погулять в деревне Ульянка, что две трети домов сгорели начисто, более ста ваших подданных остались без крыши над головой и припасов. Сами же славные преображенцы, учинив сей фейерверк, отчего-то не пожелали участвовать в дальнейшем веселии, и спешно отправились в город. О том писано в докладе начальника пожарной команды, что явилась в деревню. Копию сего доклада я сам вызвался представить вашему величеству.

— Умеешь ты язвить [28], крестник. Бумага где? Давай сюда.

Писулька, изложенная корявым почерком малограмотного человека на дешёвой серой бумаге, как показалось князю, государя развеселила.

— Слог убогий, — отметил он, прочитав её до последней строчки. — Будто виршеплёт кабацкий вздумал Пегаса седлать. Ну, да бог с ним. Что до пожара, то жителям пострадавшим выдам лес и зерно. Пусть строятся да кормятся. А чтоб казне державной убытка не было, заплатит казна полка Преображенского… Слышь, Алексашка? Готовь мошну, растрясу её изрядно. Ещё скажешь преображенцам, что на жалованье их штрафую. Всех, коли поджигателей не выдадут.

— Так ведь, мин херц, люди они горячие, как бы, без жалованья оставшись, бунтовать не учали, — с тревогой ответил Меншиков.

— Учнут — головы поснимаю, — без малейшего намёка на юмор сказал Пётр Алексеевич. — Не впервой.

На присутствовавших повеяло мрачным ветерком стрелецкого бунта и воспоследовавшей за ним казни. Кто всего лишь читал о том, а кто и лично участвовал, но не по себе стало всем.

Внезапно — а у государя перемены в настроении почти всегда случались внезапно — Пётр Алексеевич коротко, весело, и почти добродушно рассмеялся.

— Что заскучали, господа мои? — сказал он, отсмеявшись. — Забот у нас с вами ещё по горло. Ты, крестник, излагай дело князю Меншикову, как собирался, а я покуда твои бумаги прочту. Дело для государства важное, нам противу Персии на будущее форпост надобен.

И, демонстративно раскрыв папку, взял перо из чернильницы и углубился в чтение, делая короткие пометки на полях. Учтивейше склонив голову, князь обернулся к «человеку с двумя лицами» и принялся негромко излагать суть своего проекта… Меншикова, насколько он знал, можно было назвать кем угодно, только не трусом. В боях личную храбрость являл, интриги затевал дерзкие до невозможности, воровал так, будто последний день на земле жил. Даже осмеливался завуалировано грозить своему государю и лучшему другу, вот как сейчас. Но государь тоже был непрост, и ответил угрозой на угрозу. Ничего удивительного, что с натянутой улыбкой, скупо озарившей лицо князя Меншикова, соседствовали глаза, в которых мелькал плохо скрываемый страх. Да. Это не дубинкой по спине за очередное воровство получить. Если Пётр Алексеевич так буднично говорит о снятии голов, сие означало, что кое-кто зарвался. И этот кое-кто, вовсе не будучи дураком, всё прекрасно понял.

Тем не менее, аудиенция прошла в сугубо деловой обстановке. По «гилянскому проекту» порешили послать альвов, чтобы проверили, приживутся ли те деревья на берегах Каспийского моря, а уж потом по результатам эксперимента слать экспедицию. Но крепостицу велено было строить уже в этом году. Альвы смогут пойти туда вместе с солдатами, коим как раз и поручено там обживаться. Князь Маэдлин сухо доложил, что взял под арест интенданта, коему ещё зимой были отпущены средства на закупку шанцевого инструмента и продовольствия для рабочих. По приезде на Ладогу господином Минихом было обнаружено, что нет ни инструмента, ни продовольствия, ни денег, зато на супруге интенданта засверкали новенькие драгоценности. За то помянутый интендант был бит самолично князем Маэдлином по морде и посажен под замок — вместе с супругой — а украшения привезены в Петербург для точной оценки. Хоть что-то вернуть ещё возможно.

— Что воровство пресёк — хвалю, — мрачно процедил Пётр Алексеевич, болезненно воспринимавший любые неприятности на Ладожском канале. — Вора сего велю сечь нещадно и на каторгу сослать. Всё имущество его конфискуется в казну. А что предложишь ты, князь, чтобы непотребство воровское более не повторялось?

— Ваше императорское величество, — церемонно ответил Маэдлин. — Я альв, а альвы мало что смыслят в финансах. Для пресечения воровства мне надобен человек. Желательно, способный к ведению денежного учёта, но честный, лишённый воображения и одинокий. Если у вас сыщется такой человек, прошу отослать его к нам.

— Ежели такой сыщется, я его себе заберу, — ухмыльнулся император. — Как раз в Коммерц-коллегию толковый президент надобен. Ладно, подумаю. Покуда сами там с Минихом управляйтесь. Надо будет страх навести — наводите. В каковой срок оцениваешь строительство?

— Если подчинённые станут в точности исполнять все указания — в три года, ваше императорское величество.

— Ну, князь, если через три года не прокатишь меня по каналу, я вас с Христофором Антоновичем сам прокачу, до Берёзова.

— Ваше императорское величество, я никогда не указываю невозможных сроков, — с едва скрываемой ноткой обиды проговорил пожилой альв.

— Полно, князь. Что я за государь, ежели один пряник подданным показывать стану, а кнут утаю? — коротко хохотнул император. — О воре, тобой арестованном, всё расскажешь господину обер-прокурору, — кивок на Ягужинского. — Теперь это его забота… Ну, добро, господа мои. Теперь займитесь каждый своим делом, а я займусь своими. У меня ещё письма из столиц европейских лежат не читаны.