Красавица и Холостяк (ЛП) - Саймон Нэйма. Страница 6

Смотри на меня.

Дыхание Сидней прервалось, но причиной был не страх. Эти три слова, произнесенные опасным чувственным голосом, ласкали те нервные окончания, о существовании которых девушка и не догадывалась. Слова прикоснулись к тому месту, где жгучее желание таилось где-то глубоко внутри, она повиновалась приказу ещё до того, как разум осознал и отдал команду. Потребность была физической — Боже милосердный, её трусики были тому свидетельством… но и волнующей в то же время. Он всего лишь отдал приказ снова на него взглянуть; желая увидеть её реакцию, её желания, её мысли… её. Он хотел видеть её.

Кроме сестёр Эванс и молодых девушек, её наставниц, Сидней не могла вспомнить кого-либо ещё, желавшего просто на неё посмотреть.

Сказать «нет» было не в её силах.

Чёрт, как она могла согласиться?

Небрежный стук в дверь прозвучал эхом за несколько секунд до появления её матери.

— Я вижу, ты определённо решила довести до конца эту… игру, — констатировала она. Её тон был слегка натянутым, равно как и линия губ.

— Право, Сидни, я не понимаю, о чём ты вообще могла думать.

Всё это выглядит весьма скоропалительным, не так ли?

— Мама, я уже объясняла вам с па причину моего решения.

— Да, я знаю, ты взяла на себя обязательство. Отлично. Но ты могла бы просто подписать чек безо всяких свиданий с неизвестным... — она брезгливо поджала губы, — непонятным мужчиной. Да он изуродован, прости Господи, — она брезгливо фыркнула. — Я могу только вообразить обстоятельства, при которых это произошло.

Разумеется, она видела шрам. Не заметить его было невозможно, потому что он пересекал обсидиановую бровь и заканчивался тонкой полоской под правым глазом Лукаса. Шрам был старым, но без сомнения, изначальная рана была ужасной, чтобы оставить после себя настолько бросающуюся в глаза отметину. Но, в отличие от своей матери, Сидней не находила его отталкивающим. Напротив, шрам окружал хозяина опасной аурой воина-в-костюме. Мужчина напоминал ей едва прирученную пантеру: тёмная, гладкая, мускулистая, прекрасная и хищная. «Зверь» с «Бэй Бридж», она знала, так люди его называют. Это прозвище, скорее всего, было дано ему не из лести, а происходило от названия его корпорации, и, даже от его деловой репутации, нежели от внешности. Независимо от причин, стоящих за этим прозвищем, мужественная красота Лукаса приглашала женщину потрогать, приласкать, но на свой собственный страх и риск. Потому что это великолепное животное не изменяет своей привычке укусить.

Судя по информации, которую Сидней накопала в интернете прошлой ночью, после возвращения домой, женщины его ласкали, и часто... и он позволял им. Она пролистала фотографии со страниц Бостонского общества, и отметила, что женщины, держащие его под руку, не повторялись ни разу. И ещё, все его свидания выглядели однотипными — красавицы-супермодели, худосочные тела, и счастливые широкие улыбки.

— Он достойный и очень удачливый бизнесмен, никакого криминала, — произнесла девушка, быстро бросая взгляд на часы, стоящие на прикроватной тумбочке. Пятнадцать минут пятого. Лукас должен прибыть с минуты на минуту, чтобы её забрать. Спектакль начинался в семь, добраться туда вертолётом занимает полтора часа. — Кроме того, па его знает.

— Знает о нём, — уточнила Шарлин. — А это совсем другое. И поверь мне, твой отец совсем этому не рад, — она сделала паузу, оценивающе оглядев Сидней, и прикоснулась кончиком наманикюренного пальца к верхней губе. — По-твоему мнению, это самый удачный выбор платья? Оно довольно-таки… вызывающее, не так ли?

Сидней вспыхнула, она изо всех сил постаралась не выдать боль, ударившую её в грудь. После долгих лет одних и тех же критических нападок, небрежных замечаний и тонко завуалированных оскорблений, она должна была стать нечувствительной к боли и унизительным напоминаниям о том, что её одежда не нулевого и даже не второго размера. Напоминаниям, что она просто не была… идеальной. Возможно, за следующие двадцать лет она станет толстокожей, что необходимо для существования и преуспевания в её социальном обществе... и её семье.

— Мне уже некогда переодеваться, — ответила Сидней, без капли эмоции в голосе. Всё, что требовалось её матери, это малейший признак того, что удар попал в цель, и броня Сидней пробита, тогда Шарлин могла бы опять завести свою волынку на счёт веса и внешности дочери, называя это мотивацией. — Лукас вот-вот появится, — девушка опустилась на кровать и скользнула ступнёй в украшенную сверкающими камнями чёрную туфельку.

— Лукас, — язвительно повторила мать. Сидней сосредоточила свой взгляд на застегивании ремешка вокруг лодыжки. — Откуда такая фамильярность? Когда это вы успели? После ухода прошлой ночью? Ты поставила Тайлера в неловкое положение, а такое по отношению к нему, непростительно. И теперь ты позволяешь ему идти на свидание с другой женщиной? Это глупо! Ты отдаёшь его своими собственными руками, как будто за углом стоит очередь из таких мужчин, как он, Сидней, — Шарлин положила свою узкую, но крепкую ладонь на плечо дочери. Превратив лицо в холодную бесстрастную маску, Сидней подняла голову и встретила испытующий взгляд матери. — Мы всего лишь желаем лучшего для тебя... для всех нас.

Её сердце билось в груди, как животное в клетке, отражая чувства девушки. Пойманная в ловушку. Заключённая в тюрьму долгом, ответственностью и виной. Всю свою жизнь Сидней положила на алтарь ожиданий своих отца и матери: зарабатывая отличные отметки, посещая колледж по их выбору, живя дома после окончания учебы, и помогая матери на различных благотворительных и общественных мероприятиях, вместо того, чтобы найти работу и иметь своё собственное жильё... встречаться и обручиться с мужчиной, одобренным родителями. Мужчиной, замужество за которым стало бы удачным социальным и финансовым ходом.

Правило «не раскачивать лодку» стало укрепившейся привычкой. Потому что один раз она уже ослушалась родителей, не прислушалась к их приказанию, последствия были катастрофическими, и после этого их жизнь навсегда изменилась.

Ценой эгоизма и неповиновения Сидней стала жизнь её младшего брата.

Лёгкий стук в дверь помешал (или спас) девушку от необходимости отвечать на упорное напоминание матери о долге. И воспоминаний.

— Войдите, — крикнула Сидней.

В следующее мгновение прислуга просунула голову в дверь.

— Мисс Сидней, господин Лукас Оливер приехал за вами.

— Спасибо, Мэдди, — после того, как та ушла, Сидней достала из шкафа пальто с широким воротником и направилась к двери.

— Сидней...

— Мам, всё будет хорошо, — девушка взялась за дверную ручку и, обернувшись, легко, успокаивающе улыбнулась. — Это всего-то лишь одна ночь. Нет причин волноваться.

***

— Спасибо, — пробормотала Сидней, пока Лукас помогал ей снять пальто и затем сдал оба в гардеробную нью-йоркского ресторана. Он приобнял девушку за поясницу, и они двинулись за владельцем, ведущим их к столику. Дрожь угрожающе начала свой танец на коже, пытаясь завладеть телом, но Сидней с этим справилась. Вот только с излучающим тепло участком кожи, там, где её касалась ладонь Лукаса, она поделать ничего не могла.

Весь вечер она вела свою личную битву. Сидней всецело наслаждалась спектаклем; «Призрак Оперы» был одним из её любимых, знаменитый театр «Маджестик» был роскошен и прекрасен. Но всё это время наслаждение приглушалось почти болезненным ощущением присутствия Лукаса. Ощущением его большого тела, сидящего рядом с ней, заставляющего её чувствовать себя (впервые в жизни) маленькой и хрупкой. Его рука и колено прижимались к её в течение двух часов, и твёрдый непрерывный контакт соперничал с вечной историей любви, ужаса и трагедии, разворачивающейся на сцене.

Контраст той ошеломительной реакции на мужчину, которого Сидней знала едва ли сутки, с тем, с кем собиралась провести остаток своей жизни, должен быть настораживающим. Лукас вызывал в ней мятеж чувств — смущение, желание, осознание своего тела всего лишь находясь рядом, а Тайлер не мог добиться подобного даже поцелуем. Больше, чем когда-либо, девушка отчетливо понимала, какой жизни она собиралась себя посвятить — спокойной и уравновешенной жизни без резких спадов и подъёмов эмоций и потребностей... просто равномерное и стабильное существование.