Авантюрист и любовник Сидней Рейли - Семенова Юлия Георгиевна. Страница 5

Хосефа подозревала, что она беременна от Вадима. Хотя и не исключала возможности, что отцом ее будущего ребенка был Джордж. Остановившись посреди улицы и подняв глаза к небу, Пепита принялась подсчитывать. Но так и не пришла ни к какому выводу: зачать она могла как от одного, так и от другого.

— Впрочем, это не имеет ровно никакого значения, — вполголоса произнесла женщина.

Теперь-то тридцатвдвухлетней Пепите не нужно будет намеками подталкивать Джорджа к мысли о необходимости узаконить их отношения. Она просто сообщит ему о своей беременности, и капитан Рейли, как благородный человек, обязан будет жениться.

Хосефа вернулась домой в самом радужном настроении.

— Джордж! — позвала она, открыв дверь. — Джордж!

Никто не отзывался. Странно, в это время Рейли обычно дома.

Пепита прошла в гостиную и зажгла свет. На большом круглом столе, покрытом бархатной скатертью, лежала внушительная пачка немецких марок и английских фунтов стерлингов, а рядом записка от Джорджа:

«Я должен срочно уехать, дорогая. Ищи меня в Лондоне. Не скучай. Целую, твой Дж.».

Несмотря на то, что Пепита Бобадилья никогда не была ограничена в средствах и обделена мужским вниманием, ей многого в жизни недоставало. Например, славы. Не той дешевой популярности, о которой очень быстро забывают, едва женщина стареет и перестает блистать в обществе, а настоящей мировой славы, которая переживет и ее, и ее сына. Ей не хватало также мужа. Женщина в ее возрасте уже не может порхать бабочкой от одного к другому. Сорок пять лет — не шутка. Старость не за горами. Конечно, Хосефа может выйти замуж за любого из тех кретинов, которые вьются вокруг нее, словно пчелы вокруг пирога. Но ей нужен другой супруг. Который может стать знаменитым. В любой области, хоть в революционной. Ведь сумела же Надя Крупская сделаться известной всему миру. Почему же не воспользоваться удачным замужеством и Пепите Бобадилья?

Хосефа взглянула на себя в зеркало и осталась весьма довольна. Она добьется своего, чего бы это ни стоило!

— Вот, — сказала интеллектуалка, опуская на пол связки старых газет.

— «Анжелики» кончились, — Эдик бросил макулатуру на весы. — Девять восемьсот… Ну ладно, будем считать, что десять. Берите крышки на двадцать копеек.

— Зачем мне крышки? — девица поправила очки. — Я ничего не собираюсь консервировать…

— На туалетную бумагу не хватит, — Бодягин отсчитал четыре пятака и звякнул ими об стол.

Интеллектуалка с независимым видом взяла деньги и не сдвинулась с места.

— Что-то еще? — удивился приемщик, опускаясь на табурет и снова принимаясь за «БЛОКЪ-НОТЪ».

— Простите, я вчера случайно не сдала вместе с макулатурой трагедии Эсхила? — девушка выразительно покосилась на томик античного классика. Он лежал на столе рядом с квитанциями.

— Вот ваш Эсхил, — Эдик не глядя подвинул ей книгу.

— Благодарю. Вы знаете, я просто обыскалась… А потом вдруг вспомнила, что по ошибке могла принести его сюда…

— Бывает, — бросил Бодягин, демонстративно углубляясь в «БЛОКЪ-НОТЪ».

Девица взяла книгу… И не ушла.

— Большое спасибо. Вы не знаете, как меня выручили… Если бы не вы…

— Что, античностью интересуетесь? — вынужден был откликнуться приемщик, над головой которого красовался плакат: «Ничего не обходится нам так дешево и не ценится так дорого, как вежливость. М. Сервантес».

И чего она прицепилась, как банный лист?

— Конечно! — с энтузиазмом воскликнула интеллектуалка. — Ведь это же моя профессия! Я и «Анжелику» взяла специально, чтобы обменять на томик Плавта.

— Филологический? — с плохо скрытым раздражением осведомился Эдик.

— Нет! Я студентка историко-архивного института, — охотно сообщила клиентка. — Кроме того, я работаю архивариусом… Это так увлекательно! Каждый день открываешь для себя…

Бодягин зевнул. Но девица этого просто не заметила.

— Вероятно, и среди макулатуры встречаются интереснейшие находки… Ведь история — она непрерывна. Она происходит вот сейчас, сию минуту, происходила вчера, позавчера… Даже вот эта ваша квитанция — уже исторический документ. Какая-нибудь открытка может оказаться ценнейшим памятником той или иной эпохи…

Эдик не разделял ее энтузиазма. Интеллектуалка перестала заливаться соловьем и на некоторое время замолчала. У Бодягина появилась слабая надежда, что, если он выдержит паузу, назойливая архивари-усница наконец свалит.

— А, кстати, что это вы так увлеченно читаете? — интеллектуалка склонилась над его коленями, всматриваясь в «БЛОКЪ-НОТЪ». Бодягина обдало мощной волной нелюбимого им запаха дешевых польских духов «Быть может». — О! Бумага пожелтела, чернила выцвели… Это старые записи… Вы их тоже нашли в макулатуре?

— Да, — выдавил приемщик. — В ней.

— Позвольте-ка взглянуть, — и девица бережно, но цепко ухватилась за старую тетрадь. — Что это? Дневник? Двадцать седьмой год, с ума сойти… Вы уже прочитали?

— Только начал…

Интеллектуалка с видом знатока перелистала страницы, повертела в руках открытку с Лениным — Сталиным, поводила пальцем по строчкам.

— Вам это очень нужно? — спросила она.

Эдик пожал плечами:

— Да как сказать? Так, почитываю от нечего делать… У меня этого добра, вон, целая куча…

— Какая удача! — от восторга у девушки даже очки сползли на самый кончик носа. — Редкое везение. Как правило, такие бытовые документы выбрасывают в мусор, а они могут рассказать так много… Отдайте это мне!

Хоть бы кто пришел сдавать чего-нибудь, совсем затосковал Эдик. А вслух сказал:

— Не могу. Я отчитываюсь за каждый грамм.

— Да, конечно, — закручинилась интеллектуалка. — Это ваш профессиональный долг. Простите… — она на мгновение замялась. — Если вас это не стеснит… Можно, я посижу тут в уголке, ознакомлюсь?..

Бодягин с надеждой взглянул на часы. До обеда было еще далеко. А уйти так просто якобы на базу или куда там еще он не мог: вчера за длительные отлучки в течение рабочего дня получил от начальства последнее предупреждение. Чего доброго, выгонят к чертовой матери… Тогда точно статья за тунеядство и «прощай, любимый город»…

Он тяжело вздохнул и кивнул в сторону сброшенного в угол тряпья:

— Там садитесь…

— Спасибо, — интеллектуалка осторожно опустилась на груду вещей. Она брезгливо откинула туфелькой чей-то траченный молью старый свитер и углубилась в чтение.

Эдик уставился в окно. Там по-прежнему моросил дождь.

— Простите, — вдруг сказала клиентка. — Вы не скажете фамилию человека, который это написал?

— Я паспортов не спрашиваю, — угрюмо ответил Бодягин, не оборачиваясь в ее сторону.

2. ДЖОРДЖ РЕЙЛИ, БРИТАНСКИЙ АГЕНТ