Лучший для тебя (СИ) - Окишева Вера Павловна "Ведьмочка". Страница 48

Поцелуй был настолько диким, жарким и необузданным, что я потерялась, растворилась. А Кош не останавливался, словно оголодавший, необузданно пил мое возмущенное мычание. Я же крепко вцепилась в его тунику, опешив от наглых рук, которые блуждали уже ниже спины, ощутимо сжимая ягодицы. Острое желание пронзило низ живота, а ноги ослабли. Но и этого было мало мужу, он теснее прижимался своими бедрами, болезненно упираясь в меня уже твердым достоинством.

— Кош, — с трудом высвободилась из плена его губ, выдохнула, пытаясь собрать мысли воедино. Очень хотелось срочно уединиться, но у нас с ним были вопросы, которые требовали немедленного обсуждения.

— Том, — страдальчески вторил мне муж, одаривая меня таким горячим взглядом, что ноги предательски подкосились.

Упасть мне не дали и даже больше, подхватили на руки и отволокли в тенистое углубление, туда, откуда мне не было никого видно, словно мы в тропическом лесу, а не на балкончике над садом.

Страсть у Коша не утихла. От всех моих попыток уговорить его успокоиться, муж отмахивался. Лишь прижал к стволу пальмы и продолжил целовать.

Губы порхали по моему лицу, не забывая и о чувствительных местечках на шее, за ушком. Я зарывалась руками в белоснежный шелк его волос, хваталась за плечи в особо яркие моменты.

— Кош, прошу… — молила я его остановиться. — Не здесь.

— Ниже? — сипло переспросил Кош, и я выгнулась, когда горячие руки пробрались под подол, поглаживая оголенную кожу ног. — Здесь?

— Кош, не надо… - запротестовала, когда муж прокрался в святая святых. — Нас увидят.

— Том, Томка, какая же ты у меня скромница, — пожурил Кош, целуя легко в губы, словно дразнясь, не давая возможности ответить. — Не увидят. Я никому не дам смотреть на тебя такую. Это все мое, Томка. Ты только моя и только я буду видеть тебя такой порочной, соблазнительной, сладкой.

Пальцы пробрались под ткань нижнего белья, погружаясь в мое разгорячённое женское естество. А я задрожала, выгибаясь.

Я очень хотела продолжения, только вот место… И в спину больно колется ствол пальмы.

Поцелуи сбивали с мысли, я задыхалась от удовольствия. Пальцы мужа умели доставлять наслаждение, но хотелось большего. Пульсирование все усиливалось, ноги не слушались. Я же только и могла, что держаться за плечи Коша, принимая его ласки.

— Подожди, Том, подожди, — шептал Кошир, но я не могла ждать. С трудом сдерживая стоны, закрыла глаза откинув прочь скромность.

Бедра сами задвигались, полностью подвластные умелым рукам мужа.

Знакомый звук застежки на брюках мужа отрезвил, и я уже хотела заупрямиться, оттолкнуть от себя Коша. Но он был быстрее. Крепче прижал меня к пальме, закинул мою ногу себе на талию и плавным, выверенным движением принес мне острое наслаждение от глубокого проникновения. От супружеского таинства.

— О, Кош, — от счастья даже слезы на глазах выступили. Нет, я не отдам его никому, он мой, а я его. Пусть и банально звучит, но мы созданы друг для друга. Я сумела поймать горячие губы мужа и, наконец, рассказала, как сильно я люблю его. Я не могла сдерживать стоны, когда резкими толчками мир окрашивался брызгами ярких красок. Даже сквозь сомкнутые веки я видела светлые круги, они плясали в страстном танце, сплетаясь, сливаясь, возрождаясь. Я следовала их примеру, отдаваясь Кошу самоотверженно, и получала взамен бурю восторженного наслаждения. Каждое его движение во мне рождало волну порочного удовольствия. Я испытывала неземное блаженство, ощущая наполненность. Слушала, как наши тяжелые дыхания вторили друг другу. Двигала бедрами, желая быть еще ближе с ним, чувствовать его еще глубже.

Муж не переставал меня целовать, губами иссушая мокрые от слез щеки, пил мои стоны. Я шептала ему о том, как я сильно я его люблю. Знала, что этим делаю только хуже, но не могла остановиться. Слова сами вырывались из самого сердца. Мир в последний раз расцвел красным фейерверком, и я опустошённо замерла, переживая свою маленькую смерть, ожидая, когда муж меня догонит. Насчитала еще два резких толчка и глупо улыбнулась, самодовольно слушая утробное удовлетворённое рычание мужа.

Какая бесстыдница. Мне ведь нравится, что муж получает такое наслаждение от близости со мной, как и я от него. Меня греет мысль, что как женщина я ему нравлюсь. Что он хочет быть со мной.

— Томка, ты как? — прошептал Кош мне в самое ухо.

— Красная как рак от стыда, но мне так хорошо, что шевелиться не могу, — призналась, крепче обнимая его за шею.

— Том, я так испугался, что ты меня решила бросить.

— Кош, но твоя мать…

— Тш-ш, не сейчас. Только не о ней, Том. Я не хочу говорить сейчас о ней. Есть только ты и я, договорились? Том? Поняла? Только ты и я. И никого больше, даже в мыслях.

Конечно, разговор сейчас неуместен, особенно когда по ногам стекает сок нашей страсти. Я пыталась нервно одернуть подол, но у меня не получалось, так как муж не отпускал, продолжая прижимать к стволу пальмы. Кошир смущал меня, продолжая целовать легко и быстро, словно все еще пребывал в возбужденном состоянии. Но это было не так. Я видела, что порыв закончился, попыталась прикрыть постыдное место, натянув на него нижнее белье. Кошир понял меня и, перехватив инициативу, сам привел себя в порядок.

— Кош, но ты же янарат, — попыталась втолковать ему, что у него обязанности перед его же государством.

— Я уже не янарат, Том. Я наместник Новомана, а ты моя жена. И чтобы шиямата не придумала против нас, мы должны быть вместе. Ты не должна ее слушать никогда. Только меня.

Заключив в свои ладони мое лицо, муж чередовал слова с поцелуями. И было невозможно что-то ответить ему против. Это было так нежно и романтично.

Шелест кустов за его спиной заставил нас остановиться. Кош развернулся, пряча меня от своей матери. Та стояла, нисколько не стесняясь, что находится среди растений. Она не теряла царственного вида, недовольно поглядывая на моего мужа.

— О, раз она не должна меня слушать, может, ты сам ей тогда поведаешь, раз мне нельзя, о странной кончине ее возлюбленного? — предложила она Коширу, надменно смерив меня взглядом.

А я дар речи потеряла. О каком возлюбленном говорила шиямата? Ведь Кошир у меня первый мужчина.

— Мама, не смей, — угрожающе прошептал мой муж.

Я внутренне подобралась, начиная догадываться, о ком спрашивала шиямата. Но женщина не послушала его, брезгливо передернула плечами, продолжила уничтожительно:

— Что, Тамара, в страстных объятиях моего сына и думать забыла о своем капитане? Так ли уж и сильна твоя любовь?

Я отшатнулась, понимая, что она все слышала! Стояла и ждала, когда мы закончим, подслушивала нас! Господи, какой позор. Как же стыдно!

— Том, — позвал Кошир, крепко прижимая меня к груди, пресекая любые попытки вырваться и сбежать.

— Мама, я предупредил, ты не послушала, — голос мужа дрожал от гнева, и любой бы проникнулся прозвучавшей угрозой. Я видела, как шиямата вздрогнула и, жалобно взглянув, обратилась к нему:

— Сынок, я тебя люблю, а она нет. Как можно было так быстро забыть возлюбленного? Ведь он так трагично умер во благо вашей семейной жизни!

— Заткнись! — выкрикнул Кошир, а я замерла в его руках, обмирая от страха.

— Как это во благо? — тихо прошептала.

— Том, я же говорил, не слушай ее! — легко встряхнув, накричал на меня Кошир.

Я даже язык прикусила. Муж же продолжал меня прижимать к себе, не отпуская от себя ни на шаг.

— Так признайся уже сам! — не сдержалась его мать и тоже перешла на крик и топнула ногой. — Расскажи ей правду, как на самом деле разбился корабль! Это же ты…

Но договорить женщина не смогла, испуганно выпучила глаза на сына и сделала шаг назад.

— Уйди, пока цела, — процедил Кош.

Я вырывалась из цепких рук мужа, оглушенная правдой. Ведь Кош не оправдывался, не кричал, что это неправда, он… Я не хотела в это верить, но отчего-то поверила.

— Я всегда тебя буду ждать домой, — тихо произнесла шиямата, прежде чем оставить нас одних.