Ледяное сердце (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 23

Лаарские лошади — невысокие, странной масти, похожей на пегую, с коричневыми пятнами на песочно-жёлтом фоне, с мохнатыми ногами и короткими хвостами — бежали быстро. И лишь позже она поняла, что такой окрас делает их почти незаметными на фоне жухлой осенней травы и подлеска.

Прощание с отцом было коротким, рядом стояли лаарцы, и он только обнял её, шепнув на ухо «Держись дочка! Я приду за тобой!», как их растащили в стороны. А потом к ней подошёл Ройгард, вернее, не Ройгард — теперь она уже знала точно, что брата Эйгера зовут Дитамар. Он взял её за руку, сдёрнул с неё кольцо и, нагнувшись к уху, прошептал с каким-то странным удовольствием в голосе:

— Оно тебе больше не нужно, кахоле! Там, куда ты едешь, для твоих рук найдётся более подходящая работа, чем носить перстни.

Она отшатнулась, глядя, как меняется его лицо. Через мгновенье перед ней был уже другой человек, как будто совсем не тот, кого она видела на балу и с кем танцевала. Всё, что привлекало её тогда, исчезло, остались лишь ястребиная желтизна в глазах и презрительная усмешка красиво очерченных губ.

Она не видела, куда делся Эйгер — когда обернулась, его уже не было, осталась лишь трава примятая копытами его жуткого коня на том месте, где он стоял. Подошёл Ирта и помог взобраться на лошадь. Отряд двинулся, но, обернувшись, Кайя ещё долго смотрела сквозь пелену слёз на одинокую фигуру отца, стоявшего среди камней. Отчаянно хотелось плакать, но она сжала руками поводья и набрала побольше воздуха в грудь.

Не сейчас. Дорога в Лааре длинная, наплачешься ещё…

Сначала спутники её были молчаливы и осторожны. Ехали цепочкой, оглядываясь постоянно, посылая Кудряша вперёд на разведку. Но дождь и ветер заставили людей оставаться дома, и на пути им никто не встретился. Так и двигались, пока не кончились холмы и не показались первые отроги гор, похожие на огромных зверей. Они словно припали на передние лапы перед озером и жадно лакали воду. Их гребнистые спины, покрытые жёлтым мехом осеннего леса, возникли перед Кайей, когда маленький отряд выехал из ольховой рощи. А за отрогами высилась неприступная громада Монаха. Усыпанная снегом, она то исчезала, то появлялась в череде бегущих туч.

Кайя смотрела на величественную белоснежную гору и не могла понять, как же они перейдут на ту сторону? А лаарцы, наоборот, словно обрадовались, оживились, стали говорить больше и даже пошли увереннее, как будто выбрались из болота на твёрдую землю. И по их разговорам Кайя поняла, что они знают как перейти Монаха, и их не пугает ни высота, ни ветер, ни снег.

И с этого момента она перестала запоминать дорогу.

Ведь какая разница, даже если ей вдруг каким-то чудом удастся сбежать, она ни за что не сможет в одиночку вернуться тем же путём, пусть даже на лошади. И если в её душе и теплилась робкая надежда, что она сможет спрятаться в лесу, скрыться от лаарцев на каком-нибудь привале или в пути им встретится кто-то из местных, то при взгляде на Монаха все надежды её покинули. По ту сторону уже совсем чужая земля. И путь назад будет отрезан окончательно.

Снова захотелось плакать, но она закусила губу — не дождутся! Она не будет плакать. Не будет! Или будет… но потом, когда никого не окажется рядом и никто не увидит её слёз.

А её спутники, казалось, и не замечали Кайю. Ехали, неторопливо беседуя друг с другом, и она сделала вид, что не знает айяарр. Она и в самом деле не знала некоторых слов, но это не мешало понимать, о чём говорят её сопровождающие. Никто, кроме Ирты, с ней больше не разговаривал. Поглядывали только исподтишка да иногда перебрасывались замечаниями о ней, и некоторые из них в другое время заставили бы Кайю покраснеть.

Ветер, весь день разгонявший серые клочья туч, к вечеру стих, небо стало чистым, иссиня-чёрным, и заискрилось россыпью звёздного серебра. Ночь обещала быть холодной. Но её спутников это как будто совсем не пугало: чем ближе они подбирались к Монаху, тем веселее становились горцы. Объехав озеро, Эрветт нашёл пещеру — здесь и решили заночевать. Разожгли костёр, достали провизию, в котелок над огнём бросили сыр. Ирта принёс поесть и Кайе: жгуты копчёной оленины, лепёшку и яблоко. Отломив ивовый прутик, дал ей и кивнул на котелок:

— Макайте лепёшку в сыр — простая горская еда, но сытно, — сказал на коринтийском и протянул флягу.

Кайя хлебнула и закашлялась. Мужчины переглянулись, и Рарг хмыкнул в густые курчавые усы.

— Зато согреетесь.

— Спасибо.

Они нанизывали на прутья хлеб, мясо, кружочки колбасы и яблоки — всё, что нашлось в их походных сумках, макали в сыр и ели, переговариваясь между собой. Речь их тягучая и напевная лилась неспешно и завораживала. После нехитрого ужина Ирта остался дежурить у костра первым, а остальные легли спать, завернувшись в толстые шерстяные плащи, которые каждый из них вёз притороченными к седлу. Ирта отдал свой плащ Кайе и ещё принёс два пледа из седельных сумок.

— Хлипковат ваш наряд для этих гор, — буркнул себе под нос и ушёл сторожить лагерь.

Плащ Кайи хоть и был из тонкой шерсти с подкладкой, но уж никак не годился для того, чтобы спать ночью в холодной пещере. А под горским плащом, сильно пропахшим дымом, было тепло. И неожиданно для себя от усталости и событий прошедшего дня она заснула быстро и спала крепко, свернувшись клубочком.

На следующее утро они добрались к подножью горы. Отсюда Монах, казалось, подпирал собой небо, за ним слева начиналась ещё одна гора — Послушник, чуть ниже Монаха, и третья ещё меньше — Матушка. Их отряд объехал Обитель у реки, впадающей в озеро, и углубился в ущелье.

Там Кайя и поняла по-настоящему, почему айяарров называют каменными шептунами…

Пока позволяла дорога, они ехали быстро. Их невысокие лошадки взбирались по склонам не хуже горных козлов, совсем не пугаясь расщелин и летящих вниз камней. У Кайи кружилась голова, она вцепилась обеими руками в поводья и закрывала глаза там, где пропасти были особенно глубоки. А когда проехать стало совсем невозможно, Ирта и Рарг спрыгнув с лошадей и припав к земле, начали чертить знаки, складывая из камней руны и шептать что-то, чего она расслышать не могла. Кайя лишь почувствовала, как в воздухе запахло грозой.

И камни вдруг ожили…

От одного из отвесных уступов отделился большой кусок и рухнул в пропасть, а за ним ещё один и ещё…

Склон медленно осыпался. Зачарованная Кайя смотрела на этот обвал и вспоминала, как Дарри рассказывал о том, что айяарры могут легко обрушить скалу на голову солдат или завалить дорогу. Но сейчас она наблюдала обратную картину. На склоне появились ступени — гора, будто приглашая, расстилала перед ними дорогу. Рарг поднялся, махнул рукой, и они двинулись. Лошади легко взбирались по ступеням, не боясь, словно делали такое многократно.

Видимо, так и было.

Как иначе лаарцы могли возникнуть из ниоткуда в Ирмелине, так далеко от своих земель?

Только сейчас Кайя поняла, что никто и не планировал подниматься на могучую белую грудь Монаха. Они прошли по краю горы между ним и Послушником, почти по отвесной стене, у подножия которой в ущелье река прорезала себе ход такой узкий и глубокий, что пролететь по нему могла только птица.

За время этого странного путешествия чего только Кайя не увидела: как расступаются и выстраиваются перед горцами камни, почти паря над пропастью, а они идут по ним, и серые глыбы танцуют под копытами лошадей. Как их руны раскалывают гранитную твердь и трещины ширятся в скале, образуя проход, но стоит им проехать, смыкаются за спинами. Как камни летят и словно по приказу замирают, засыпая пустоты, но как только они переходят на другую сторону, срываются и падают с грохотом куда-то вниз. Кайя с ужасом и восхищением смотрела, как её спутники прыгают по этим камням, словно под ними не смертельные пропасти, а всего лишь кочки. Без страха. Без колебаний.

Всю дорогу до Лааре с ней разговаривал только Ирта, остальные лишь иногда протягивали руку, чтобы помочь, или указывали место, где оставить лошадь. А Кайя и не стремилась с ними говорить, только наблюдала.