Гунны (СИ) - Умиралиев А. А. "Ильхан". Страница 12

Я ехал на лошади, завтракал вяленым мясом, запивал водой из бурдюка и смотрел по сторонам. Справа от меня были небольшие горы, слева простиралась, на сколько хватало глаз, степь. Да это тот самый край между Таразом и Алматы. Степь здесь была такой же, как и в мое время. Только вот не хватало автобана «Западный Китай — Восточная Европа», электрических сетей, придорожных кафе и домов. Воздух был намного легче и наполнен весенним ароматом степных трав. Проехав несколько часов, я увидел каменную крепость. Гай также с удивлением рассматривал ее, так как она была построена по всем фортификационным правилам Рима.

— Что это за крепость? — спросил я у Ужаса.

— Это замок Акыртас, крайняя крепость Ескендира Двурогого. По его приказу его воины строили крепость здесь для того, чтобы он мог отдохнуть, перед тем как завоюет Хань…

— Но его планам не суждено было сбыться, — перебил я его. — В Индии восстали его воины, а вскоре после этого он умер сам. И почти законченное строительство прекратилось.

Я вспомнил, что в моем времени, в сорока километрах от города Тараз, сохранился фундамент этой крепости. Сама крепость сохранилась в первозданном виде почти до средины ХХ века. Но во времена строительства железной дороги Турксиба стены разобрали, а огромные, иногда весящие несколько тонн обтесанные камни, из которых были они сложены, использовали при возведении мостов под железную дорогу. Ученые историки и археологи так и не смогли решить, когда и кем были построены эти грандиозные укрепления. Многие из них сравнивали способ постройки этой крепости со способом возведения египетских пирамид. По моему мнению, разрушение стоящей в полной сохранности два тысячелетия крепости, несмотря на бесчисленные войны в степи, представляющую несомненную археологическую ценность, по меньшей мере, кощунство. Да и мало ли было искусственно разрушенных в Казахстане исторических памятников. Уникальный мавзолей, шедевр архитектурного искусства кочевников Айша-Биби, почти разрушили «срочники» по приказу советских офицеров и использовали кирпичи, из которых был построен памятник для изготовления обогревательных печек в своих казармах. Если бы не вмешательство тогда советского ученого Александра Бернштама, то памятник был бы потерян навсегда. Мавзолей великого полководца Казахского ханства Кабанбай батыра тоже разрушили «целинники» для строительства своих бараков. Примеров много…

— Да, Александр Великий, был поистине великим, — отметил Гай. — Никому еще не удавалось покорить такую тьму народов и стран. Если бы не его ранняя смерть, задумка о завоевании страны Серес [13] вполне могла осуществиться.

— Не знаю насчет Серес, но если бы его не отравили, то следующими жертвами стали бы Карфаген и Рим, — ответил я.

— Так, он все-таки был отравлен, а не умер от малярии?

— Конечно, отравлен. Если бы он умер от малярии, то почему тогда не заболел никто из его солдат и военачальников? Условия для жизни у него были намного лучше, чем у простых смертных. Его отравил один из его лучших и доверенных полководцев. Это Пердикка. Он отравил его ядом, называемый «veratrum album» [14].

— Не может быть! — воскликнул римлянин.

— Is fecit cui prodest! [15] — ответил я, улыбаясь, хотя знал, что историки склонялись к тому, что Александра отравил наместник Македонии Антипатр.

— Ну конечно! Александр еще при своей жизни назначил его регентом. Но я не согласен с тобой, что он смог бы завоевать Рим.

— Почему же?

— Мы солдаты получше, чем македонцы!

— Вспомни македонского царя Пира. Сколько сражений он выиграл у римских полководцев.

— Но проиграл войну!

— Да, но только потому, что он не был Александром Великим.

В ходе беседы с центурионом я и не заметил, что к нашему разговору внимательно прислушивались кочевники, которые потом перешептывались друг с другом и соглашались с тем, что хану, Тенгри не только подсказывает как победить ханьцев, но и открывает многие тайны мира.

Тут к нам подъехал гонец, который, указав на находящиеся перед нами холмы, сообщил:

— Великий хан! Ханьцы выстраиваются за теми холмами для боя.

Мы, резко подстегнув лошадей, галопом направились на вершину указанного гонцом холма. За нами, не отставая, двинулись все две тысячи всадников.

С вершины я увидел, что китайская армия развернулась в боевом порядке в долине у подножия небольших гор. По центру изготовившейся к бою армии находились копейщики, за ними располагались арбалетчики. За арбалетчиками выстроились остатки успевших бежать от уничтожения у ворот крепости щитоносцы. Фланги пехоты защищала легкая конница.

Напротив китайской армии выстроилась вся кавалерия кочевников.

— Сколько их? — спросил я.

— Двадцать шесть тысяч легких копейщиков, четыре тысячи самострельщиков и почти две тысячи щитоносцев. По бокам по три с половиной тысячи конных лучников, — ответил тут же Угэ.

Получается тридцать девять тысяч против моих шестнадцати тысяч кавалерии, среди которых тысяча женщин. К нам уже мчались командующий туменом канглы и тысячники.

«Я буду против генерального сражения, — подумал я, — они уничтожат нас в рукопашной схватке». Но Ужас, будто прочитав мои мысли, сказал:

— Если ты будешь против этой битвы, то «потеряешь лицо» и канглы уйдут от тебя.

— Почему?

— Потому что все начали верить в то, что тебя ведет Тенгри. И отказать воинам проявить себя перед ним и святыми духами предков в открытой степи и под Великим Синим Небом это все равно, что запретить защищать себя, когда их хотят убить враги.

— Так они уже проявили себя, по меньшей мере, в бою у двух холмов! Тогда тоже над нами было синее небо, — начал злиться я.

— Да, но это была в большей степени твоя заслуга. Они только последовали твоему плану, будучи уверены в легкой победе. Сейчас же все будет наоборот. Тенгри, хоть и благодаря тебе, хочет послать еще одну победу им. Но для того, чтобы победить в этой битве, им нужно постараться. Они уверены, что Тенгри хочет испытать их храбрость и воинскую доблесть.

— А раньше, что он не испытывал их?

— Испытывал, конечно, но никто не знает точно когда. Сегодня же все уверены, что вся небесная конница, в числе которой все их предки во главе с Тенгри, смотрит на них сверху.

Я ничего не сказал, так как был уверен, что все это следствие тогдашней моей беседы с центурионом Гаем, которому я так удачно решил «предсказывать». И теперь думал, как отговорить всех от этой битвы.

Наместник Ши Дань принял решение вернуться в свою провинцию, вымолить у императора прощение, свалив всю вину на Чен Тана, ввязавшего его в эту авантюру. Он надеялся, что, если вернет в Поднебесную большую часть армии, Лю Ши смилостивится над ним. Еще он надеялся, что, сняв осаду с города, хунны не станут преследовать его все еще превосходящие силы. Какого же было его разочарование, когда спустя только два часа, несколько тысяч всадников понеслись на них, выпустив вперед тысячи стрел, а затем, повернув коней, ускакали прочь. Почти сразу на них накатилась новая лавина кочевников, но теперь уже совершенно с другой стороны. И так уже несколько раз за полдня. Арбалетчики не успевали перестраиваться и посылали стрелы уже в спины убегавшим кочевникам, нанося минимальный урон.

Наместник ехал в колеснице, запряженной тройкой лошадей, посередине войска. Тут он услышал доклад разведчика одному из офицеров.

— Что там? — крикнул он.

— Господин! — ответил офицер, — меньше чем в ста ли отсюда большая река, называемая кочевниками Шу.

«Проклятые ху, не дадут нам переправиться на ту сторону реки», — в отчаянии подумал он.

На созванном срочно наместником совете, все командиры согласились с предположением Ши Даня о том, что гунны и союзные им кангюи раньше переправятся на ту сторону реки и, выставив на том берегу конных лучников, будут спокойно их расстреливать, пока они будут переправляться. А оставшуюся часть их армии они уже без труда, и не спеша, уничтожат в течение последующих нескольких дней. Помощи им ждать не откуда. Вся западная армия империи Хань находится здесь. До ближайших союзников усуней идти двенадцать дней. Да и то, многие выразили сомнение в их надежности, потому как проводники из усуней покинули их. Так что решение о генеральном сражении было поддержано всеми офицерами, несмотря на низкий воинский дух солдат. Это их единственная надежда, что, победив, они могут добраться до усуней.