История двух О (СИ) - Хазарина Ирина. Страница 22

Забавно, я одинаково привязана и к Алене, и к Борису, но общаемся мы совершенно по-разному. Алена — это возможность выплеснуть эмоции, без разницы, положительные или отрицательные, и получить полное сопереживание и безоговорочную поддержку. Борис — это спокойный анализ ситуации и часто нелицеприятная правда. Вот и сейчас он вроде бы отвлеченными вопросами и замечаниями мало-помалу привел к тому, что я выложила все о себе и Олеге с кучей занимательных подробностей.

Слушая меня, Борис двигал по столу овальные деревянные пластинки с выжженными на них рунами и то складывал их в какой-то только ему понятный узор, то снова смешивал, приговаривая: «Понятно… Интересно… Так-так…». Под конец мне это надоело. Я жаждала гневных обличений по адресу подлого изменщика и заявила об этом Борису, впрочем, заранее зная, что не дождусь желаемого. Так и вышло.

— Я могу обматерить твоего мотоциклиста только чтобы доставить тебе удовольствие, — заметил Борис, не прерывая своего занятия, — а дальше что? Возможно, инвективы и полезны для снятия стресса, однако для трезвой оценки положения вещей по меньшей мере бессмысленны.

— Психоанализ будет по Фрейду, по Юнгу или по Гарольду Ши? — осведомилась я, хотя кому-кому, а уж мне иронизировать было грешно. Только благодаря психоанализу «по Серебрякову» я избавилась от послеразводной депрессии и пары застарелых комплексов.

— Любой психоанализ прямо сейчас — это ковыряние в свежей ране без наркоза, — ответил Борис. — А когда твои эмоции немного поулягутся, ты и сама сможешь его провести без моей помощи.

— Да, пожалуй, — медленно сказала я, откинувшись в кресле и прикрыв глаза. — Знаешь, я верю Олегу, что Виолетта для него ничего не значит, как, впрочем, и он для нее. Ребятки использовали друг друга для самоутверждения, причем каждый был искренне уверен, что это он поимел другого. И все же… Наверное, я могу понять, может быть, даже смогу простить, ведь я его все-таки люблю, глупого мальчишку, но вот забыть… Когда я их увидела, что-то надломилось в душе, понимаешь? Боря, что мне делать, я не знаю…

Борис помолчал некоторое время и с неохотой сказал:

— Оля, если бы ты была клиенткой, я бы дал тебе великое множество полезных рекомендаций, но ты мой друг и я скажу откровенно: решить, что тебе делать, можешь только ты сама.

— Да, ты прав, Боря, — сказала я. — Только сама.

Я уже собралась было вылезать из уютного кресла, как вдруг до меня дошло:

— Борис! Ты ведь, когда утром пришел ко мне, уже все знал, да?

— Не все.

— Откуда?!

— От верблюда.

— Боря!!! — сказала я угрожающе.

— Что — «Боря»? Я уж скоро тридцать лет, как Боря… А, ладно, черт с ней, с профессиональной этикой! Ты же знаешь, у меня диктофон есть, пишу беседы с клиентами, свой комментарий и тому подобное. Сейчас дам тебе один разговор послушать, забыл диктофон выключить и случайно записал.

Борис положил диктофон на стол и включил воспроизведение. Я услышала его четкий голос: «…беседы с этим чудом можно сделать вывод — самооценка крайне занижена, спасибо родителям. Тревожность…». Вдалеке задребезжал дверной звонок. «Чтоб вас всех перевернуло и шлепнуло» — пробормотал Борис. Послышался звук отодвигаемого стула, удаляющиеся шаги и где-то на грани слышимости удивленное: «Олег? Проходи».

Я прилипла ухом к диктофону. Голос Олега, звенящий от напряжения, и спокойный, уверенный голос Бориса.

«— Ольга у тебя?

— Нет, как видишь.

— Блин, где же она?!

— Алене звонил?

— Нет, вот кретин!

— Стой! Я сам позвоню, а то напугаешь ее до смерти… Алена?… Здравствуй, это Борис, сосед твоей подруги Ольги. Помнишь такого?… Да-да, именно так. Скажи, Ольга у тебя?… Если до конца дня заедет, будь добра, передай, чтобы позвонила, у меня тут с компьютером проблемка… Спасибо. До встречи. Нет ее там, Олег.

— Твою мать!!!

— Что случилось, поругались?

— Хуже!

— Ударил ее?

— Ты гонишь?! Нет!

— Что тогда?

— Борька, я такое натворил!..

— Сядь, пожалуйста… Так, хорошо. И вот это выпей.

— Зачем?

— Надо. Ты ведь на мотоцикле?

— Да.

— Никому не нужно, чтобы ты в таком состоянии влепился в какой-нибудь панелевоз. Пей, не спорь.

— Лучше бы влепился…

— Судя по твоему виду, ты действительно натворил нечто экстраординарное. Не хочешь рассказать, что именно?

— Нет!

— Как тебе угодно. В таком случае советую прекратить бессмысленные поиски Ольги… Тихо! Я знаю ее в десять раз дольше, чем ты, и в сто раз лучше. Под поезд Ольга при любых обстоятельствах бросаться не станет, а вот наговорить сгоряча такого, о чем сама очень долго будет жалеть, может. Дай ей немного остыть. Поезжай домой, прими грамм сто пятьдесят высокоградусного, сам успокойся, а завтра позвони сначала мне. Договорились?

— А ты точно знаешь, что Ольга?..

— Уверен. Ну, иди.

— Ладно. Спасибо.

— Не за что. И… Олег!

— Да?

— Понадобится помощь — обращайся.

— Не надо. Сам буду расхлебывать».

Борис выключил диктофон.

— Как видишь, твой мотоциклист искренне раскаивается, так что не торопись решать.

Я молча кивнула. Ох, Олежка, как нам было хорошо и как теперь все плохо… Что же ты наделал, дурачок мой любимый…

Мы с Аленой сидели у меня и усугубляли депрессию алкоголем, придя после долгого обсуждения к оригинальному выводу, что все мужчины — сволочи и непонятно, за что мы, дуры, их любим.

— Ну и что ты теперь собираешься делать? — спросила Алена. — Пошлешь его ко всем чертям?

— Надо бы, но… Не знаю, Аленка, ничего я сейчас не знаю. А вообще, я, кажется, начинаю верить в божественную справедливость.

— Ты о чем?

— О Ворошильском. Посмотри, ведь со мной получилось в точности то, что мы ему устроили. Мистика какая-то.

— Не сходи с ума.

— Стараюсь, но плохо получается. А Ворошильский так с тех пор и не появлялся?

Алена порылась в сумочке и сунула мне под нос визитную карточку:

— Вот, нашла вчера в почтовом ящике. Смотри на обороте.

— «Буду до 26-го. Позвони», — прочитала я. — Алена, это же здорово! Звонила?

— Не могу. Мне стыдно.

— Чего?! Аленка, не дури! Я же вижу, тебе без него плохо!

— Олька, как ты не понимаешь! Если я ему расскажу, что мы учудили, он меня в жизни не простит, а если не скажу, то сама не смогу ему в глаза смотреть.

— Будешь носить темные очки круглосуточно. Алена, звони!

— Нет.

Я убеждала, умоляла, но моя подруга уперлась и наотрез отказывалась звонить безвинно пострадавшему Ворошильскому. Мне суеверно хотелось, чтобы они помирились, словно это могло каким-то образом исправить отношения с Олегом, и тогда я совершила нехороший поступок. Дождавшись, пока Алене понадобится отлучиться, я украла из ее сумочки визитку Ворошильского.

Глава 13

Прежде, чем позвонить Ворошильскому, я долго курила, сидя перед телефоном. Наконец, собравшись с духом, набрала номер и, услышав резкое «Да!», сказала холодным голосом английской леди:

— Господин Ворошильский?

— Да, слушаю.

— Ольга Серова. Мне надо поговорить с вами об Алене. Мы можем встретиться?

После паузы, показавшейся мне бесконечной, Ворошильский сухо сказал:

— Хорошо. Где?

— Летнее кафе напротив кинотеатра «Орленок». Восемнадцать ноль-ноль, — отчеканила я.

— Буду, — коротко ответил Ворошильский и дал отбой.

Я бросила трубку, схватила Котю и чмокнула его в нос:

— Ура, Котенька! Полдела сделано, он придет!

Кот выскользнул на пол, и на его мордочке я очень явственно прочитала: «Люди — существа ненормальные»,

К летнему кафе я пришла без десяти шесть. Мой расчет оправдался: народ как раз схлынул в кинотеатр, поэтому большая часть столиков была свободна. Я взяла стакан яблочного сока с бисквитным пирожным и стала ждать.

Ворошильский появился ровно в восемнадцать ноль-ноль. Судя по тому, как он покрутил головой, оглядывая сидящих, меня он в тот вечерок не слишком запомнил. Я махнула рукой, чтобы привлечь его внимание, и, когда он подошел, предложила, светски улыбнувшись: