История двух О (СИ) - Хазарина Ирина. Страница 9

Я искоса глянула на мальчишек. Они не играли, просто стояли и смотрели на нас.

— Ничего не случилось, — сказала я.

— Ну, смотри, — покачала головой мама.

Уже через много лет я осознала, что именно ощущала тогда — сладенькое чувство самодовольства: «Могу устроить неприятности, ребята, да жалко вас». Бабушка Ксеня была женщина с характером и сильно испортить настроение тому, кто рискнул обидеть ее внученьку, ей не составило бы труда. В моей жизни еще несколько раз складывались ситуации, когда люди пусть в мелочах, но зависели от меня, и это всегда доставляло мне искреннее наслаждение. Есть в моей натуре что-то от садиста.

Я провела у отца два чудесных дня: дышала свежим воздухом, помогала сажать картошку, кормила кроликов и с уважением наблюдала, как Татьяна, моя мачеха и почти ровесница, доит корову. При взгляде на нее мне в голову всегда начинают лезть садово-огородные сравнения: глаза цвета черной смородины, щечки-персики, вишневые губки, грудь как две налитые дыньки и так далее, и тому подобное. Отец женился в один год со мной, когда переехал в село после смерти бабушки Ксени, и, насколько я знаю, ни разу об этом не пожалел.

А вот новость папочка припас офигительную: к ноябрю следовало ожидать братишку или сестренку. Услышав об этом, я минуты три молчала, переваривая, а потом стала верещать на Татьяну за то, что она несла два полных ведра воды. Она расхохоталась:

— Ольга, остынь! Это вы, городские, хлипкие, чашку подняли — и сразу спинку заломило, а за меня не боись. Лучше ешь, воблочка сушеная, и свежим молочком запивай.

Я залпом хлопнула стакан молока и провозгласила:

— Папка, ты орел!

Насчет хлипкости городских Татьяна была права: две здоровые сумки, которые они с отцом загрузили, не обращая внимания на мои протесты, я доволокла от автовокзала до дому вся в мыле, задыхаясь и матерясь. На кухне я обессилено рухнула на табурет и, постепенно приходя в себя, стала соображать, что сначала — нырнуть в душ или разобрать привезенное. Решила начать с последнего, а уж потом с чистой совестью предаваться отдохновению. Одна сумка уже почти опустела, когда зазвонил телефон. Я чертыхнулась и подняла трубку:

— Слушаю.

На том конце провода молчали. Я немного послушала тишину, вежливо попросила:

— Будьте любезны, перезвоните вечерком. У меня бессонница, а вы так усыпляюще сопите, — и повесила трубку.

Спустя сорок минут позвонили в дверь. Я шарахнула дверцей холодильника и поплелась открывать.

На пороге стоял Олег с мотоциклетным шлемом в руке.

Сказать, что я удивилась — значит, ничего не сказать. Я стояла и пялилась на него, как на пришельца с Бетельгейзе, чувствуя, что постепенно закипаю.

— Привет, — сказал Олег, неуверенно улыбаясь.

Я проглотила пару нецензурных словечек, которые вертелись на языке, и очень спокойно спросила:

— Я приглашала тебя в гости?

— Оля, я…

— Спрашиваю еще раз. Я. Тебя. Приглашала?

— Нет.

— Тогда свободен.

Он повернулся и, опустив голову, пошел к лестнице. У меня что-то сжалось внутри.

— Олег!

Он остановился, не оборачиваясь.

— Иди сюда.

Олег молча вернулся, и я посторонилась, пропуская его:

— Заходи. Посиди там, в комнате, пока я закончу.

Пересыпав картошку в ящик, я заглянула в комнату. Олег сидел на краешке кресла и рассматривал мое жилище. Я тоже окинула обстановку критическим взором. Когда я въезжала сюда после развода, длинная комната с драными обоями и щербатым полом была забита разваливающейся мебелью, мешками с грязными тряпками, заплесневелыми огрызками и прочей фантастической гадостью, оставшейся от полусумасшедшей бабки, бывшей владелицы этой квартиры. С деньгами на ремонт помогла мама. Пришли здоровые мужики, выволокли на помойку все, включая посуду (мы с мамой переглянулись и брезгливо решили даже не пробовать ее мыть), перестелили пол, заменили стекла вместе с рамами, выбелили закопченный потолок, наклеили светлые зеленоватые обои в мелких травинках, привели в порядок душевую, и только тогда я поверила, что здесь действительно можно жить. С помощью шкафа и книжных полок я очень удачно поделила комнату на небольшую гостиную, в которой сейчас сидел Олег, и крохотную спальню-кабинет, где стояла моя еще девичья узкая кровать и размещался компьютер, ласково называемый «машинкой». Мне было хорошо в этой уютной норке и допускались сюда очень немногие. Из мужчин Олег был здесь четвертым после папы, Бориса и электрика.

— Вот что, солнце мое, — строго сказала я ему. — Я только приехала, поэтому пыльная, потная и злая. Вот пульт от телика, вот книги, а я пока пойду ополоснуться, и уж потом мы с тобой поговорим.

Я вымылась с рекордной быстротой и высушила волосы феном. Душ смыл раздражение и усталость, поэтому я вернулась в гораздо лучшем настроении и улыбнулась Олегу вполне доброжелательно. Почему-то мне казалось, что он обнимет меня и поцелует, но я ошиблась.

— Олежка, — весело спросила я, — ты картошку чистить умеешь?

— Да, конечно. А что?

— Пойдем, будешь помогать готовить обед.

Мы готовили тушеного кролика с картошкой и казалось, что все происходит в сотый раз, настолько согласно у нас получалось.

— Олег, — поинтересовалась я, закуривая, когда кастрюля тихонько забулькала на плите, — скажи честно, как ты меня нашел?

— Бить не будешь? — серьезно спросил Олег.

— Ну… не очень сильно.

— Я элементарно пошел за тобой до самого дома, помнишь, когда мы на озеро ездили. Поздно ведь было, вдруг какой идиот прицепится.

— Выследил, — покачала я головой. — И не стыдно?

— Оля, не обижайся, — Олег положил картофелечистку, которую вертел в руках, и посмотрел мне в глаза. — Когда ты позвонила, я подумал, что ты просто не хочешь больше со мной встречаться, даже надрался вечером, так было хреново. На следующий день решил: позвоню и спрошу прямо. Весь день звонил, никто не отвечает. Второй день звоню — то же самое, значит, думаю, правда уехала. А сегодня твой голос услышал и растерялся, молчал как дурак. Ты трубку повесила. Дядя Петр, ну, отчим мой, на меня посмотрел и говорит: «Знаешь что, на склад я сам съезжу, а ты топай-ка, все равно толку от тебя сегодня не будет». Я на мотоцикл и к тебе. Оля… Ты очень злишься?

— Эх ты, горе мое… Нет, уже не очень.

— Оля… Я, кажется, в тебя влюбился.

Он ждал, а я не знала, что сказать, поэтому поцеловала. Его губы горячо и охотно ответили мне. Я за руку потянула его в комнату. Было слишком долго раскладывать маленький диванчик, я бросила на пол покрывало и не осталось ничего, кроме сплетения тел, солоноватого вкуса на губах, влажного ритма взлетов и падений и блаженной усталости, приходящей за последним всплеском.

Я лениво перекатилась с Олега на пол. Он лежал, закрыв глаза, смуглая кожа повлажнела от пота.

— В душ пойдешь? — спросила я.

— Если встану, — жалобно ответил Олег.

Я засмеялась:

— Неужели так утомился? Топай-топай, полотенце сейчас дам.

Пока Олег плескался, я проверила содержимое кастрюли. К счастью, наш обед не подгорел.

Я накрыла на стол и мы принялись за еду с огромным аппетитом, что впрочем, не мешало мне болтать, описывая свое недолгое путешествие в деревню.

— Конечно, время провела замечательно, — заметила я в завершение повествования, — но все-таки жить в деревне не хотела бы. Я стопроцентная горожанка, дитя асфальта. Да и с работой там проблематично.

— Ольга, а ты где работаешь? — поинтересовался Олег.

— Если формально-официально, то в Центре народного творчества, а фактически — дома.

— Это как?

— Набираю тексты на компьютере.

— У тебя компьютер есть? Покажи!

Я продемонстрировала свое рабочее место. Олег в этом деле оказался человеком совсем темным и я, включив машинку, стала показывать, как загружать программу, открывать и закрывать окна, набирать текст, а заодно стерла несколько ненужных файлов.

— Хорошая игрушка, — с уважением сказал Олег.