Путь домой (СИ) - Турундаевский Андрей Николаевич. Страница 12

— Ростислав Александрович, извините, вы сказали "передача на большие расстояния"? — возбужденно выкрикнул врач.

— Да, волны Герца способны распространяться очень далеко, — подтвердил физик. — Доказано экспериментально.

— Дело в том, что один мой хороший знакомый рассказывал про передачу на большие расстояния энергии взрыва.

Ростислав замолчал, вспоминая давно прочитанное. Интересуясь историей науки, он несколько раз встречал в разных мемуарах упоминание об одном петербургском профессоре-марксисте, опубликовавшем сообщение об изобретении аппарата для "передачи энергии взрыва с помощью электричества". Однако что это значило? Вскоре после этой публикации профессор погиб при очень странных обстоятельствах. Вот только когда это случилось?

— Александр Иванович, случайно фамилия вашего знакомого не Филиппов? Автор "Осажденного Севастополя"? — спросил физик.

— Значит, вы тоже знакомы с Михаилом Михайловичем? Я имел возможность общаться с ним в Петербурге.

Похоже, Филиппов еще жив. Но есть ли возможность спасти его? Вельяминов усмехнулся, представив себе гипотетический визит к профессору. Является странный субъект из Женевы и предупреждает о непонятной опасности. Интересно, Филиппов сразу даст в морду, приняв за полицейского шпика, или, не прерывая вежливой беседы, пошлет за психиатром?

— Александр Иванович, с профессором Филипповым я лично не знаком. Но кое-что о нем слышал. Информация не слишком хорошая — профессору угрожает серьезная опасность. Простите, не могу раскрыть все свои источники. Да и сведения отрывочные. Кто-то хочет его убить. Кто конкретно — не знаю. Может, охранка, а может, японская разведка. Это связано с его изобретением. Если хотите Филиппову добра, пошлите ему письмо или лучше телеграмму поубедительнее, чтобы он не писал никаких опрометчивых статей, касающихся его работы, а выезжал побыстрее за границу. Так будет лучше и лично Михаилу Михайловичу, и всему социалистическому движению.

Федоров задумался. Леклерк быстро перевел разговор на перспективы развития электровакуумной техники, особо напирая на проблемы с патентованием и пути их преодоления. Потом, взглянув на часы, извинился:

— Прошу прощения, господа, я вынужден откланяться. Меня ждут в мэрии.

Профессор быстрым шагом вышел из лаборатории. Через несколько минут Ма Ян, Вельяминов и Федоров тоже засобирались. Погода стояла великолепная, и друзья решили прогуляться по вечерней Женеве и дойти до Сешерона пешком. Стемнело, переулок освещали только тусклые газовые фонари на массивных чугунных столбах. Неспешный разговор об изобретении профессора Филиппова прервал истошный женский крик. Выбежав за угол, Ростислав увидел кричащую девушку, похоже, продавщицу из соседнего модного магазина, и лежащее рядом с фонарным столбом изуродованное тело Леклерка.

Глава 3. Друзья и враги

— … всё-таки следовало рассказать полиции. Я чувствую себя виноватой. Профессор Леклерк столько сделал для нас, несмотря на свои предрассудки.

— Ма Ян, любимая, ты же понимаешь, что мы ничего не сумеем растолковать здешним ментам. Или ты хочешь рассказать про ЦЕРН, про эксперимент и про личность Ле Мюэ — Никитина? Вот будет материал для здешних психиатров!

Вельяминов и Ма Ян вполголоса беседовали, не слушая бубнящего латинские молитвы кюре. Панихида шла в старинном готическом соборе в католическом пригороде Женевы.

— Ростислав, почему Никитин так поступил? Он совсем спятил после переноса? Стал маньяком?

— Не думаю. Василий никакой не маньяк, он вполне адекватен, но действует в соответствии с собственным стереотипом и собственной логикой. Как во вражеском тылу где-нибудь в Афганистане. Языка не знает, российское консульство пока, вероятно, не нашел. Чтобы добыть франки на пропитание, он грабил всех подряд и убивал, чтобы не оставлять свидетелей. Как говорится в одном бородатом русском анекдоте, "десять старушек — уже рубль". А Леклерк был одет довольно богато.

— Я не о том, — поморщившись, сказала кореянка. — Раньше Ле Мюэ действовал жестоко, но по-своему рационально. Убивал одним ударом, брал деньги и уходил. Парк Монрепо — сейчас место глухое, удобное для грабителя. Вполне понятно, что мы стали свидетелями преступления, срезая дорогу через парк. А профессор убит в людном районе, недалеко от университета. Там убийца рисковал очень сильно. Зачем, если есть Монрепо и окраины? И лицо изрезано ножом. Так убивают в припадке ненависти. Но Никитин раньше не знал Леклерка. Откуда ненависть?

— Думаешь, убийца Леклерка — не Никитин? Какой-то местный псих начал подражать неуязвимому Ле Мюэ? Многовато маньяков для маленькой Женевы получается.

— Не знаю, Слава. — Ма Ян нахмурилась, глядя на закрытый гроб, обтянутый плотной тканью.

А Вельяминов прокручивал в памяти все детали рокового вечера. Крик перепуганной свидетельницы, лежащий на спине труп с лицом, залитым кровью, которая кажется черной в свете газового фонаря. Аккуратная бородка клинышком тоже в крови. Ростислав наконец сообразил, кого ему напоминал Леклерк. Бородка, как у Ленина. Правда, профессору было далеко за пятьдесят, а политический эмигрант Ульянов, он же Ильин, сейчас еще очень молод, моложе самого Вельяминова. Но Ленин точно приехал в Женеву в 1903, до второго съезда партии. Ростислав чувствовал, что уловил извращенную логику Никитина. Омоновец вряд ли помнил точные даты, но то, что Ленин жил в Женеве до революции, знал наверняка. Видимо, полковник следил за Вельяминовым, думая о возможной встрече коммуниста из XXI века с Лениным. Приняв профессора Леклерка за будущего вождя революции, Никитин в припадке острого антикоммунизма потерял способность критически мыслить. Действительно, профессора убил маньяк. Но, поняв свою ошибку, отморозок может повторить покушение, действуя более осмотрительно. Если Ленин сейчас в Женеве, риск огромен. Физик вспоминал когда-то прочитанные воспоминания Крупской и Троцкого, но даты никак не шли в голову.

Панихида закончилась. Задумавшись, Ростислав столкнулся на выходе из церкви с невысоким лысоватым молодым мужчиной, машинально извинился и, приглядевшись, остолбенел. Этого человека Вельяминов уже видел. В Мавзолее.

— Товарищи, вы еще не знакомы? — из столбняка физика вывел голос Федорова. — Мы ведь соседи. Владимир Ильич и Надежда Константиновна тоже недавно поселились в Сешероне.

Ростислав взял себя в руки и пробормотал несколько приличествующих ситуации фраз, неуклюже поклонившись стоящей рядом Крупской. Миловидная молодая дама ничем не напоминала заслуженную деятельницу наркомпроса с кадров черно-белой кинохроники сталинских времен. Ма Ян быстро нашла общий язык с Надеждой Константиновной, заговорив о связи просвещения и пропаганды марксизма в различных странах. А Вельяминову пришлось нелегко. Ульянов засыпал его вопросами о рабочем движении в Австралии. Физик выкручивался, подчеркивая удаленность опаловых копей от больших городов и переводя разговор на общие проблемы марксистской теории. К счастью, Ма Ян (предложившая называть себя Мери) вставила несколько дельных замечаний про успехи социалистов в Квинсленде. В Южной Корее история Австралии преподавалась лучше, чем в Европе. А Ленину явно импонировало жесткое отношение новых знакомых к бернштейнианству.

— Это архиправильно, товарищи! Ревизионизм — не усовершенствование марксизма, напротив, он мешает построить действительно революционные партии. Возьмите как пример германскую социал-демократию…

Владимир Ильич непринужденно оперировал множеством фактов, на память приводил статистические данные по экономике разных стран. Факты общественной жизни объяснялись материальными причинами без идеалистической болтовни и морализирования. Такой подход, близкий не столько к гуманитарному, сколько к естественнонаучному, нравился физику.

Выяснилось, что Ленин уже познакомился со статьями Вельяминовых по дальневосточному вопросу и высоко ценил проведенный марксистский анализ экономической и военно-политической обстановки.