Слезы (СИ) - Шматченко Мария. Страница 15
— С удовольствием! Вот могу поделиться с вами своим счастьем: мне пришло письмо от Мэрбл! Я ей писал, не надеясь на её ответ, а она ответила! — он сел, потом опять встал. — Адриаша! Садись! Опять тебя Люсинда заграбастала!
Конни нежно улыбнулась, сказав, что собачка любит Адриана, что и удивительно, ведь раньше признавала только свою хозяйку.
— И что Мэрбл пишет, Фил, милый? — спросила тётушка, которая про себя изумлялась.
Кажется, племянник влюбился в свою знакомую, а раньше ведь пытался добиться взаимности от Эйлин. Констанция сама не ожидала, но это малость обидело её: лучше бы он и дальше добивался её дочери! Теперь, узнав его получше, поняв, какой он замечательный, великодушный и смелый человек, то, наверняка бы, Эйлин ответила ему взаимностью! Её мать догадывалась о её симпатии к Адриану, но почему-то не воспринимала такой возможный брак всерьёз: всё-таки он бывший раб, а девушка воспитывалась, как принцесса, и им будет сложно друг с другом. Меж тем Филипп ответил, что у его подруги всё хорошо, что она нашла в книжке своей бабушки рецепт каких-то плюшек, и сейчас они пользуются большим успехом у покупателей. Мэрбл очень счастлива за Филиппа, что он со всеми помирился.
— Надо ей обязательно ответить, — закончил молодой милорд. — Как ты думаешь, мама, написать, что я скучаю по ней, или ещё рано?
Фелиция, сцепив руки, спросила, а скучает ли он. Ей пришлось вовсе не по душе, что сын, аристократ, влюбился, кажется, в простую продавщицу, у которой имя-то даже придуманное, и понятно, какое низкое образование у её родителей, если оно у них вообще имеется! Лишь Адриан смягчал сердце тётушки, будучи в прошлом рабом… Но всё же ответ сына на её вопрос показался просто плевком в душу:
— Да! Безумно скучаю по Мэрбл!
— Ты ей намекни, что скучаешь, — улыбнулась тётя Конни, тоже в душе преодолев себя. Он забыл воспитанную, богатую Эйлин и переметнулся к какой-то продавщице! Нервно сглотнув, женщина снова заставила себя улыбнуться и добавила: — И прямо не скажешь, и не промолчишь. В случае чего не покажется, что ты навязываешься.
Лицо юноши озарилось радостной улыбкой, и показалось на миг, что от неё даже стало светлее на душах.
— Точно! Спасибо тебе огромное, дорогая тётушка!
Констанция улыбнулась племяннику, ответив, что не стоит благодарности. Она в отличие от золовки не видела ничего такого в любви сэра и простолюдинки, будучи сама не из аристократического семейства. Правда, они были богаты, ни как, судя по всему, отец возлюбленной Филиппа, но женщина об этом не подумала. Она старалась относиться ко всем одинаково, но вот то, что он решил соединиться с продавщицей, а ни продолжить ухаживать за её дочерью, малость обижало.
За весь вечер они впервые не вспомнили о проблемах. Что делает любовь с людьми! Вспомнив Мэрбл, Фил так раздобрел, что стал почти таким же мягким, как Адриан, что у него ни разу не появилось в мыслях «набить морду» дядюшке.
А Джеральд до позднего вечера не выходил из комнаты. Он спал, потом спустился поесть, а Конни сидела рядом и умилялась. С виду, но что было у неё на душе, супруг не догадывался…. Ему было невдомёк, что жена решила, будто б тот всю жизнь любил лишь Алиссию…. Она ревновала Джерри к его прошлому….
— Ты меня боишься? — скорее сказал, а ни спросил Джеральд.
Сердце Адриана забилось в груди от ужаса. Этот вопрос…. Однажды он его уже слышал…
— Простите, мой господин, умоляю, простите…
— Отвечай! Скотина!
— Я… я… я вас почитаю и уважаю!
— Ты врёшь! Ты меня боишься! Эй! Идите сюда!
Тут внезапно из-за спины хозяина возникли братья-живодёры из большого дома на окраине ранчо. Они злобно ухмылялись.
— Мы здесь! — сказали палачи, засучивая рукава.
Сейчас это опять начнётся… Из глаз Адриана хлынули слезы, и он упал на колени перед господином.
— Умоляю вас, не делайте этого! Лучше убейте меня…
Джеральд пнул его ногой.
— Ребята, за дело!
Один кровопийца поднял его за горло и снова поставил на колени, другой надел на него кандалы. Адриан почувствовал холод на шее от метала — на него что-то надели, холодное и тяжёлое… Потом всё погрузилось во тьму для него.
Кто-то погладил его по щеке, и юноша открыл глаза. Да, это был только страшный сон.
— Тебе что-то приснилось? — внезапно раздался незнакомый, мужской голос.
Адриан вскочил и сел в постели: он думал, что рука ему только пригрезилась. Вглядевшись в темноту, юноша увидел чью-то фигуру, сидящую с краю его кровати, облокотившись о столбик для балдахина. В горле пересохло от волнения и страха, и он осторожно спросил незнакомца:
— Кто вы?
— Прости, у меня не было намерения будить и пугать. Я хотел только посмотреть на тебя… Но тут тебе, видимо, приснился кошмар.
Глаза привыкли к темноте, и Адриан увидел мужчину в годах. Уже седого… Благородное, чисто выбритое лицо, но ночью его черты разглядеть было тяжело, да и ещё тот сидел спиной к окну… Юноша не мог узнать своего гостя. Кто этот странный незнакомец? И как сюда попал?
— А зачем вам на меня смотреть? — робко спросил молодой человек.
— Ты не узнаёшь меня?
— Нет…
— Понятно тогда… А я-то лелеял надежду, что ты сразу меня узнаешь…
— Простите, пожалуйста, но нет, я не могу вспомнить, где мы встречались. Может, потому что здесь темно…
— Потому что мы мало общались. Ты как? Отошёл от ночного кошмара?
Мужчина в волнении выпрямился, чуть поменяв позу, и сложив руки на коленях.
— Да, спасибо, что избавили меня от него, разбудив.
— Жаль, что я не смог избавить тебя от кошмара наяву, которому тебя подвергли. Но я не хотел мешать тебе спать, мне хотелось только посмотреть на тебя.
— Но… но зачем?
— Ещё скажи, что я не имею права смотреть на своего внука! — шутя, сделал вид, что обиделся, мужчина. — Я твой дедушка, Адриаша!
Честно говоря, Адриан очень не любил эту уменьшительно-ласкательную форму своего имени, но от такого неожиданного ответа, даже внимания не обратил. Юноша аж отпрянул в шоке:
— Дедушка?!
— Да! — важно кивнул он с таким видом, будто бы говорил: «Да, я властелин мира!».
— Но как такое возможно?
— Как? Ну, ты родился у моего сына… Нет, тут ничего сверхъестественного…
— Вы отец моего отца? Но мне, кажется, он… он… был не такой. Я его видел, но помню уже очень смутно — я был ещё совсем ребёнком, когда он исчез… Но всё же мне кажется, дедушка был не похож на вас…
— Делать вид, что ничего не понимаю, я не буду. Я прекрасно понимаю, о чём ты. Скрывать от тебя что-то даже не собираюсь. Говоря: «отец», ты имеешь в виду Даррена? Но Даррен тебе не отец. Твой отец — Джеральд, а я — сэр Гарольд. Ты был маленьким, когда… когда я… умер, к тому же мы редко общались с тобой, о чём теперь жалею. А ещё тогда я был моложе, а сейчас я… ну, как бы такой, каким бы был, если бы меня эта гадина не отравила! Пусть камнем ей будет земля!
— Вас отравили? — сердце Адриана вздрогнуло в груди, даже при таких странных обстоятельствах он прежде всего подумал о другом. — Какая гадина?
— Бабка твоя, Лилиан.
— Мне очень жаль…
— А мне-то как жаль! Если бы ни она, мне бы ещё восьмидесяти не было! Я молодым… умер.
— Вы так странно говорите… Так вы… хотите сказать, что… вы…призрак сэра Гарольда? — осторожно спросил Адриан.
— Ну, конечно! Призрак твоего дедушки!
— А за что же вас отравили?
— Чтобы не дать мне тебя усыновить.
— Усыновить меня?
— Да… Меня страшно раздражал мой собственный сын, твой подлый папаша. Адриаша, послушай… — он придвинулся к нему ближе, накрыл его руку своей ладонью и замолчал на полуслове.
— У вас такие холодные руки…
— Конечно, я же призрак! — хохотнул тот. — Зато сердце до сих пор горячее! Позволь мне обнять тебя… Не бойся…
И «дедушка» приблизился и обнял его… И так его не обнимал ещё никто… Хотелось прижаться к нему, рассказать ему всё, и он обязательно поймёт и никогда не осудит. Странное это чувство. Адриан едва ль знал его, да и не верил, что он — его дед. Но эти тёплые, добрые объятия… Говорят, дедушки любят своих внуков даже сильнее, чем собственных детей, родивших им их.