Срезающий время (СИ) - Борисов Алексей Николаевич. Страница 2

Настройка артефакта на перенос прошла по штатному расписанию. Для меня это уже сто восьмое перемещение и ничего необычного в этот раз не произошло. Тестирующий режим выдал прямо перед моими глазами тысячи точек различного диаметра и цветов. Странная письменность, и как когда-то объясняло мне это чудо-ядро, треть из этих знаков, чисел и букв я даже не воспринимаю, так как нейроциты ещё недостаточно развиты. Затем точки выстроились в двенадцать колонок, где в первой отчётливо выделялись семь наиболее жирных, по количеству биологических разумных. Зачем мне попутчики, так это легко пояснить. С каждым разумным (причём артефакт считает таковыми и лошадь и пса и кота и даже кроликов) можно перенести двенадцать кубометров полезного груза. А это уже кое-что, как минимум сорокафутовый морской контейнер с мелочью. Наконец, колонки задрожали и пропали кроме семи точек. Спустя мгновенье исчезли и они, после чего я понял, что стою посреди берёзовой рощи, за мной две лошади, а прикреплённые к сёдлам корзины со зверьём стали подавать признаки беспокойства. Контейнер расположился поблизости, подмяв под себя несколько деревьев, утонув в мягкой почве где-то на ладонь. Что ж, деревцам, конечно, не повезло, но я обязуюсь, как только выдастся свободное время, посадить пару саженцев, а пока стоит привязать лошадей и разведать местность. В моём времени, если всё закончится плохо, примерно через час должен подъехать кран с МАЗом, свернуть с трассы возле деревни Абраменки и, проехав пятьдесят метров по грунтовой дороге подобрать стальной ящик с тюками на крыше. В Нижней Дубровке этот груз встретят и оформят. Взятое в аренду вернут хозяевам, а остальное оставят в отстойнике. Здесь же подобного сервиса ожидать не приходится. Хуже того, единственная дорога, по которой можно перемещаться, находится в двадцати верстах на юг, и если мне удастся обнаружить хоть какую-либо колею от телеги, то радости моей не будет предела. Впрочем, спустя четверть часа, когда коптер благополучно осуществил взлёт-посадку, я уже мог выражать благодарность. Старые карты не подвели, и если мне и дальше будет сопутствовать удача, то к вечеру я смогу расчистить от березняка просеку, подсыпать овражек и вытащить на божий свет тарантас, а там и полосы из перфорированного алюминия на раскисшую, усиленную поперечно уложенными жердями почву. И катить, метр за метром, а уже завтра ближе к полудню я выползу на открытый участок.

Не скажу, что физический труд не приносит пользы. Приносит, но как порой хочется выругаться крепким словцом, когда вместо бензопилы получается орудовать лишь короткой ножовкой и топором с клиньями. И берёзы вроде не те, что обхватить нельзя; обычные, сантиметров двадцать-тридцать в диаметре, и немного их, а нате вам. Шуметь мне нельзя, от слова совсем. Деревенька с её огородами начинается в пятистах шагах, и двенадцать метров березовой рощи с густо растущим кустарником с трудом скрывают визг и стук даже моего примитивного инструмента. Посему и приходится изворачиваться как вору, замирая от каждого постороннего звука. Вскоре очередь дошла до лопаты, но перед этим мне пришлось поиграть в шпионов-наблюдателей. По едва прибитой людскими стопами дороге, помогая себе наспех сделанным костылём, брела маленькая девочка, заливаясь ручьём слёз. Никакой раны на увечной ноге я не увидел, но то, что правая ступня практически не касалась земли, было заметно. Короткая, явно не по фигуре, сероватого цвета рубаха едва прикрывала ей икры. Присмотревшись, я понял, что ребёнок просто подвернул ногу. Вроде бы помочь надо, и память услужливо нашёптывала о судьбе мира и слезе дитя, но нет. Пока не выполнена первая часть задуманного плана, станем считать, что меня здесь нет. В конце концов, с такими напастями деревенские уж как-то должны были справляться. Так что проводил взглядом горемычную с розоватым повойником на голове и принялся засыпать овражек.

Работа спорилась и наконец-то настала возможность постепенно освобождать контейнер, и помощь мне в этом должна была оказать выносная стрела с набором блоков. Один из предметов — рама "тарантаса" (на самом деле правильно называть четырёхместная карета типа ландо, просто мне это слово больше нравится) была изъята именно таким образом. Следом пошли оси, колёса, рессоры и элементы кузова. Едва повозка стала приобретать свои исходные очертания, как встрепенулись сивки-бурки. Полностью поддерживаю мнение экспертов, утверждающих, что лошадь начинает вести себя несколько иначе, как только чувствует свою полезность. Не знаю, как прочие породы, но донская реагирует как на уздечку с седлом, так и на хомут характерным фырканьем. Что это означает: радость или неприятие, — пусть разбираются специалисты. Замечу, что стоит лишь, перед тем как взнуздывать и запрягать лошадь, дать время ей поваляться в траве, то можно быть уверенным, в этот день тебя не подведут. Так что завтра утречком и поваляем и накормим и напоим. Кстати, за водичкой к роднику придётся сходить уже сейчас, и двадцатилитровая фляга-рюкзак оказалась за моей спиной.

Как я и планировал, с помощью лебёдок и перфорированного настила повозка покинула берёзовую рощу, вписываясь в график работ с лёгким опережением. Мне даже удалось немного попозировать перед зеркалом, и где-то без четверти одиннадцать я стоял у запряжённой пары лошадей. Признаюсь, хоть и пришлось в течение двух недель под присмотром модельера выдерживать пытку по привыканию к костюму, мне всё время казалось: что-то где-то вылезло, топорщится и выглядит не иначе, как по-клоунски. Помните выражение "детский сад — штаны на лямках", так вот, эти лямки на мне присутствуют. Как вверху, в виде подтяжек, так и внизу, называющиеся штрипками и проходящие под самым каблуком полусапог. Несущественно, но это крик души. Впрочем, всё остальное вполне носимо. Подтяжки скрывает жилет кремовых тонов, под ним — шёлковая рубашка с дерзко стоящим воротником и шейным платком с булавкой. В качестве верхней одежды — тёмно-синий укороченный редингот с пуговицами. Пуговицы не простые, это искусственные сапфиры в золотом обрамлении. Так сказать, малая часть золотовалютных резервов на случай фиаско с ассигнациями и прочей иностранной валюты. На голове цилиндр, на руках перчатки. Присутствует и трость, но она сейчас бесполезна и скучает внутри кареты. Может, при прогулках по паркету или на худой конец по недавно вымытому тротуару с брусчаткой, мой костюм и отвечает всем запросом времени, но здесь, в лесополосе у самой дороги на всю эту английскую моду нужно начхать. Посему, перед тем как стянуть с себя бахилы, я облачился в дорожный плащ, закрыл ноги крагами и, примостившись на место кучера, хлестнул вожжами, управляя в нужную сторону. Лошади тронулись резким рывком и, как только мы оказались на колее, замерли. Хитрюги. Ну, ничего, знания всей процедуры у меня не только присутствовали, а ещё и подкреплены практикой, так что щелчок посильнее, и мы покатились в сторону провинциального уездного городка Грядны, в котором проживало почти сто тридцать человек.

Восемь вёрст пути превратились в двухчасовую поездку. Минуя ряд деревень из трёх-пяти изб и одиноко стоящих хозяйств, я нередко останавливался, сверяясь с картой по компасу, а заодно проверял гидравлику и пневмокорд колёс. Вдруг, что-то не закрутил, да и было у меня подозрение, что с использованием подков на проезжей части можно встретить немыслимое количество гвоздей, а с ними и все сопутствующие проблемы для шин. Но чаще всего возникшие перерывы происходили из банального уточнения маршрута. И если праздношатающихся или спешащих по своим делам крестьян я не встретил совсем, то подрастающее поколение уезда присутствовало. Один из них, мальчишка шести-восьми лет, появившийся у дороги как по мановению волшебника, подробно рассказал мне о своих проблемах, показал, как командует гусями, разделил со мной обед и, крепко зажав в кулаке двухкопеечную монету, так же исчез, оставаясь позади за спиной. От меня не убудет. Зато теперь я знал, куда конкретно я еду, как звать штабс-капитана Есиповича, его жену, управляющую всём хозяйством тёщу и многое другое, выяснить которое можно только при длительном нахождении на объекте.