Государь поневоле (СИ) - Осин Александр Васильевич. Страница 37
Подошёл Петька Голицын с мушкетиком. Пётр выхватил его и сам принялся заряжать. Оказалось, он вполне запомнил мои вчерашние экзерсисы. Все два десятка операций по подготовке к выстрелу он выполнил в правильной последовательности. Прицелился и выстрелил в тот же сруб. Отдача оказалась не в пример вчерашней сильна, и я с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть от внезапной боли в плече. При медленно горящем порохе пуля еле выкатывалась из ствола, а сегодня, наверное, и овраг перелетела. "Блин, это какая же отдача у настоящего мушкета? И дыму столько!"
— Зерр гут, ваше величество, вы есть кароший мушкетёр! Вы есть великий мушкетёр. — Снова услышал я голос немца. — Мой зольдат только после много палки запоминать.
"Ха, не знает болезный, что Петру считать в памяти раз увиденное — плёвое дело! Запоминаем всё влёт! Кстати, а кто это такой?"
— Ты кто таков? — Царь резко обернулся к говорившему.
— Фриц Гримман, канонир. — Иностранец снял шляпу и поклонился.
Вперёд вышел Матвеев:
— Пётр Алексеевич, сей немец говорил, что, коли ты пожелаешь, то он добрую потеху огненную учинить может.
— Потеху огненную говоришь?
— Я, я! Потекху! Фейерверкус!
— Когда?
— Та уше фсё хотофо! Яков, ком цу мир!
Из-за спин стольников-робяток показался тощий юноша, волоча связку труб с воткнутыми в них шестами. Когда он проходил мимо, рассмотрел поближе: "Да, не ошибся! Это точно ракеты! Блин, ещё и с оперением!". Помощник канонира внимательно смотрел на меня, как будто что-то пытался угадать. Взгляд его был какой-то чересчур не похожий на взгляд молодого ученика мастера. Слишком он был независимый, с легким вызовом и какой-то лихой насмешкой. Показалось, что именно он и был организатором этой потехи.
"Интересно, что за птица? Не подсыл ли Софьи?" — внезапное подозрение встревожило меня и испугало носителя. Я заставил Петра отойти подальше за спины своих сопровождающих.
Между тем Яков установил несколько ракет на склоне. Направил он их, правда, в сторону Сокольнического бора. Обернулся, ожидая команды. Царь нетерпеливо просился скомандовать начало. Уступил напору ребёнка.
— Поджигай! — и правильно уступил, я бы непременно добавил "Джамшут".
Немец разжился у пушкарей огоньком, осторожно поднёс горящий трут к фитилям и отбежал за шанцы. Оказалось, он успел все фитили свить сначала в один шнур, а потом разделить по ракетам. Поэтому залп был почти одновременным. По крайней мере, крайние две ракеты точно сорвались с направляющих в одно время. Взлетели они достаточно ровно и высоко, а взорвались с оглушительными хлопками. Пять больших огненных шаров вспухли над противоположным берегом лога. Два из них были окрашены в зелёный цвет, два были красными, а центральный ослепительно белым.
"Йопт! Это чего он туда насовал?!". Между тем Яков готовил следующий залп, теперь было уже трёхракетный. Эффект от него был похожим. Ребёнку эта потеха понравилась ещё больше чем стрельба. С недоумением он посмотрел на немца и его помощника. "Вот так Петя: хорошего — помаленьку!" — мысленно позлорадствовал я.
— А чего? Больше шутих нет? — спросил царь обижено.
Яков ответил быстрее своего мастера:
— Есть ещё одна, как герр Гримман говорит — "Град Коллосаль" — Тот же при этих словах слегка взбледнул лицом.
Мне такая реакция старого Фрица совсем не понравилась. Но перехватить управление и отказаться от продолжения потехи не успел.
— Так несите, чего ждёте!
Да, эта ракета была поистине "Гранд Коллосаль" — больше метра в длину, с широкими стабилизаторами и утолщением в головной части. Установили её метрах в пятидесяти от нас на специальных обитых медью направляющих, закреплённых на бревенчатом плоту. Понадобилось отрядить восьмерых солдат для того, чтобы принести это сооружение. Тем временем Яков отмотал длинный шнур и посмотрел на меня. Я уже справился с Петром и полностью контролировал действия. Но, даже догадываясь, что сейчас будет, я не решился остановить этот эксперимент. Как заворожённый медленно кивнул.
Пробег огонька по фитилю, и огненный смерч бьёт в землю, зажигая плот и направляющие. Ракета с визгом взлетает в небо. Но, не успев высоко подняться, она поворачивает к дворцу, затем вниз прямо на заворожено наблюдающих за ней людей. Я уже было подумал, что "усё кина не будет", но эта "Гранд Колоссаль" ещё раз меняет направление полёта и проскочив над нашими головами врезается точнёхонько в сруб. Тут кто-то сбивает меня с ног и накрывает своим телом. Из-за этого я не вижу, а только слышу большой "бадабум".
"Уф! Пронесло! Слава богу, только в смысле ракеты! Ну, щас кому-то будет "бо-бо" за такие шутки!" Сталкиваю с себя неизвестно откуда взявшегося Голицынского холопа и понимаюсь. На другом берегу горят разбитые в щепу брёвна избушки. Большого пожара нет, так как рассыпавшаяся из сруба земля засыпала остатки адского снаряда. Мои сопровождающие ошарашено смотрят на это действо глупыми глазами. А вот головорезы, которых мне кравчий дал в телохранители-"оберегатели" не растерялись. Двое догоняют убегающего Гриммана, двое метелят Яшку, а один так и стоит возле меня, готовый опять, в случае опасности, закрыть государя своим телом. И над всем этим разливается зарево начинающегося заката.
"Блин! Чего, это было? Шимоза или пироксилин? Чего-то он значительно более мощного, чем порох, положил в ракеты! Как это только не взорвалось раньше времени! Рисковый парнишка!" мягко не пускаю к управлению телом испугавшегося, и от того наливающегося гневом, Петра. Яков-то определённо под вселенцем. А если и нет, то такого самородка по любому надо изолировать.
— Довольно! — это я увлёкшимся избиением Якова "оберегателям". Тем более, что к ним уже подключились очухавшиеся "робяты", и от дворца спешат солдаты охранной роты. — Довольно! Оставьте же его!
Не сразу, но избиение прекращается. У помощника канонира уже заплыл один глаз и разбит нос. От былой насмешливости не осталось и следа. Сквозь разбитые губы он пытается обратиться ко мне:
— Государь, дозволь объяснить, не казни!
Пётр во мне закипает гневом, боится, что это подсыл от стрельцов или от Софьи. С трудом удаётся его отговорить от поспешных действий. Хотя я сам тоже не уверен — может этот попаданец решил сыграть "против антихриста" в одиночку. Лучше решение отложить до утра, остыть. Ничего с ним не случится, если под замком ночь посидит. Говорю солдатам:
— В холодную его!
Отворачиваюсь. Вот как раз на шум спешит Майор. С Яшкой и волокущими его солдатами он разминается шагах в двадцати от меня. Те узника держат низко склонённым, профессионально заломив руки, и Борис не может видеть лица "арестанта". Подбегает ко мне:
— Что случилось, государь! Подсыла споймали? Отчего шум?
Я пользуюсь тем, что близко от меня нет никого и вполголоса отвечаю:
— Да, нет. Расслабься. Просто Химика. Он ведь должен был в Брюса вселиться, вот и вселился.
— Так чего ж ты, его не отпустил? Или думаешь, что Антон, если бы хотел тебя убить, то не получилось бы? — Князь порывается идти вслед за узником.
— Подожди, Майор — тут я замечаю, что к нам подошёл Василий Долгоруков и говорю громче — Ты, князь Борис Алексеевич, спытай сего вора сам. Да в приказ его не отправляй к Ромодановскому. Надобно тако ж словить немца Гриманна, что был с ним, да поспрошать их врозь.
Василий, видя, что я занят с кравчим, всё равно не уходит. Мнётся. Я поворачиваюсь к нему:
— Государь, матушка-царица кличет тебя.
— Передай, что буду опосля. Некогда мне. Да скажи, что здоров и то не подсыл был, а потеха. Князь Борис Алексеевич сам сыск учинять будет. Иди, — отсылаю его во дворец.
Понимаю, что надо бы прогуляться, посмотреть на результаты столь удачного попадания боевой ракеты в сруб. С собой приглашаю кравчего и неспешно спускаюсь по лугу. Майор идёт рядом. За нами на отдалении идут два "оберегателя" и несколько "робяток".