Веспасиан. Павший орел Рима - Фаббри Роберт. Страница 77

Печально улыбнувшись, Веспасиан подумал о том, что судьба любого командира — одиночество. Ему не с кем поделиться своими мыслями, своими сомнениями, ибо это сочтут проявлением слабости. А слабость, как известно, в армии презирают в первую очередь, причём все — от желторотого рекрута и до закалённого в боях генерала.

Над разрушенным мостом прокатилось низкое пение рога. В тусклом утреннем свете Веспасиан различил, как по передвинутому выше по течению мосту движутся силуэты солдат. Плавтий не стал дожидаться зари. Он решил взять инициативу в свои руки, пока враг только-только стряхивает с себя сон. Благодарный за очередной урок решительных действий, Веспасиан нашёл утешение в том неоспоримом факте, что если он останется жив, то станет одним из самых опытных легатов армии. Тем более что его учителем был генерал, которым он — даже несмотря на скользкие политические взгляды Плавтия — теперь искренне восхищался.

С этими мыслями он зашагал к командному пункту Второго Августова легиона, устроенному в промежутке между двумя линиями когорт. Там его уже ожидала новая лошадь. Шагая, он поклялся, что сегодня не допустит ошибок, и внутренне приготовился провести день посреди грохота, лязга оружия, крови и смерти. Стоило ему сесть в седло и окинуть взглядом свой легион, как уверенность в нём возросла. Сегодняшний день должен стать днём их триумфа, ибо Рим не примет ничего другого.

Сделав очередной глубокий вдох, он потуже затянул ремешок шлема и посмотрел вниз, на стоявшего рядом трубача-корницена.

— Второй Августов легион, выступаем!

Бриттов они в буквальном смысле застали ещё спящими. Небольшой отряд, который те оставили у разрушенного моста, не заметил, что противник, как только зашла луна, под покровом ночи бесшумно перетащил понтонный мост ниже по течению. О его перемещении они узнали лишь тогда, когда по взявшемуся неизвестно откуда мосту прошагали первые когорты Четырнадцатого легиона с Авлом Плавтием и Сабином в первой шеренге.

К тому моменту, когда до бриттов дошло, каким образом здесь появился мост, на них уже были нацелены мечи первой когорты, и вопрос отпал сам собой. В считаные мгновения те, кто не лежал на земле мёртвым или раненым, уже бежали со всех ног назад к своим соплеменникам, стоявшим выше на склоне холма. Увидев их бегство, те разразились злобными криками, способными разбудить самого Аида в его подземном царстве.

Тем временем Второй Августов легион вместе с Двадцатым шагали дальше. Ауксиларии двигались за ними следом. Похоже, день обещает кровавую резню. Веспасиан уже решил, что бросит легковооружённых ауксилариев вдогонку бриттам, когда те дрогнут и обратятся в бегство. Легионеры понимали: им предстоит разгромить орду, что сейчас в спешном порядке готовилась к сражению примерно в миле от них. Шагая, они медленно, но ритмично стучали копьями о щиты, в такт маршу распевали гимны Марсу, чтобы наполнить свои сердца бесстрашием и отвагой.

Солдаты Двадцатого легиона подхватили их песню, и она зазвучала в два раза громче. Десять тысяч глоток горланили хвалу богу войны, прося его, чтобы он простёр над ними свои сильные руки. Шеренга за шеренгой, они в тусклом утреннем свете с песней шагали навстречу врагу.

Веспасиан окинул взглядом ряды тяжеловооружённой пехоты, неуклонно приближавшейся к численно превосходящему врагу. На лицах солдат читалась непреклонная решимость. Каждый приготовился сыграть в бою свою роль, сражаясь как за себя, так и помогая тем, что сражались бок о бок с ним. Этот дух солдатского братства служил своего рода строительным раствором, скреплявшим легион в единое целое, и каждый боец был неотъемлемой его частью.

Сидевший верхом Веспасиан гордо расправил плечи. Сердце его переполняла гордость. Сомнения, которые грызли его всё утро, куда-то исчезли, а на их место пришла уверенность: сегодня он проявит себя умелым командиром. Сомневаться в собственных способностях — значит подвести подчинённых, своих солдат. Из сегодняшнего сражения Рим выйдет победителем, и он, Тит Флавий Веспасиан, внесёт свой вклад в эту победу. И тогда Рим запомнит его имя.

Когда враг бросился в атаку, более половины когорт Четырнадцатого легиона уже перешли через мост. Предрассветная мгла взорвалась тысячами невидимых голосов. Вниз с холма устремилась тёмная людская масса. В тусклом, сером свете было невозможно различить отдельные фигуры, а вот их намерения были предельно ясны. Все они неслись в одном направлении — навстречу Четырнадцатому легиону — в надежде отбросить его назад за реку, прежде чем с ним сомкнутся Второй и Двадцатый. Поскольку батавские ауксиларии до сих пор стояли на холме ближе к северу, силы Четырнадцатого легиона составляли всего пять тысяч легионеров. Пять тысяч против почти сотни тысяч варваров. Эта плотная людская масса будет давить на их щиты, и рано или поздно легионеры дрогнут.

— Наступаем ускоренным шагом! — крикнул Веспасиан трубачу, перекрикивая улюлюканье бриттов и песни своих солдат.

В считаные мгновения приказ был передан всему легиону. Солдаты ускорили шаг, песня осталась та же.

Лучники и артиллеристы на восточном берегу, следовавшие за легионом, тоже добавили скорости, зная, что, хотя их стрелы и неспособны причинить значительный ущерб огромной варварской орде, даже каждая отдельная смерть повышает шансы легиона на успех.

Тем временем день вступал в свои права. Вскоре уже можно было различить отдельные фигуры, бегущие вниз по холму навстречу когортам, что, перейдя мост, теперь строились на другом берегу. Первая линия из пяти, с Сабином в первой шеренге, уже завершила построение. Задняя линия теперь состояла из двух когорт, к которым уже подходили остальные. Увы, на фоне огромной варварской орды эта формация являла собой довольно жалкое зрелище. Веспасиан не тешил себя иллюзиями. Не защищённый с флангов, Четырнадцатый легион был обречён.

Поскольку стало почти светло, Веспасиан прикинул расстояние. От Четырнадцатого их отделяло примерно пятьсот шагов. Они преодолеют их примерно за такое же число биений сердца. Сабин должен продержаться это время.

От Четырнадцатого вверх взмыло размытое облако: копья. За первым залпом тотчас последовал другой. Оба растворились в массе бриттов, как будто были выпущены не в людей, а в реку. Несколько тысяч смертей почти ничего не значили. Бритты продолжали наступать.

В следующий миг они налетели на строй римлян. Тот дрогнул и почти прогнулся, однако через несколько шагов вновь застыл на одном месте. А потом исчез под лавиной варваров. Между тем небо осветили первые лучи солнца. Высокие облака тотчас окрасились в красный цвет. Казалось, будто небо над головой тоже истекает кровью.

Единственное, что говорило о том, что легион ещё жив, — это лязг и звон металла, доносившийся из гущи сцепившихся в схватке противников.

Две когорты перешли мост и вскоре растворились в людской массе, подтвердив тем самым, что легион удерживает позиции. Веспасиан по опыту предыдущего дня знал, что значит своими телами сдерживать натиск неприятеля, когда кажется, что кости вот-вот не выдержат и с хрустом треснут.

Когда до врага было двести шагов, от полчища бриттов отделился отряд и развернулся навстречу Второму легиону, тем самим ослабив давление на легион Сабина. Веспасиан же подумал о том, что если Четырнадцатый устоял в первые, самые важные мгновения, то теперь, когда число противников сократилось, наверняка продержится и дальше.

Вражеские воины на холме также изменили направление атаки и теперь бежали навстречу Двадцатому легиону, что также было на руку Четырнадцатому. Между тем лучники на восточном берегу начали обстрел врага. Первые залпы уже скосили несколько сотен бриттов. Артиллеристы также уже развернули свои карробалисты и приготовились сделать первый залп.

Веспасиан заставил себя не думать о брате и сосредоточился на своих собственных задачах. Вокруг него, заглушая собой топот ног, к небу вознёсся гимн Марсу. Впрочем, он был бессилен заглушить лязг оружия и улюлюканье бриттов. Кстати, те были уже близко, и легион вполне мог применить против них если не мечи, то копья.