Остров смерти - Воронин Андрей Николаевич. Страница 32
Лихорадочно осматриваясь по сторонам, Фалько вдруг понял, что уйти незамеченным очень сложно. Плавать он не умеет. На несколько километров вправо и влево отвесный горный склон спускается к самой реке. Всякий, кто попробует пройти по воде, будет виден с острова как на ладони. И жаловаться не на кого – сам выбрал такое «живописное» место, будь оно трижды проклято.
Лодка, тем более не останется незамеченной.
Можно отправиться в путь ночью, но для этого придется вырубить освещение в лагере. Преступник сразу поймет причину и сделает все, чтобы не дать беглецам уйти.
Хотел самого крутого шоу – вот и получил на свою голову! Заскочив в биотуалет, Фалько никак не мог отлить, несмотря на переполненный мочевой пузырь. Судорога страха не давала выжать ни капли.
Сейчас, на расстоянии, Ладейников казался еще страшнее, чем вблизи. Ясный взгляд, улыбка – уж лучше бы он скрипел зубами и закатывал глаза… Вот они какие – реальные маньяки.
А он точно маньяк, и способности у него должны быть сверхъестественными. От него не спрячешься, он отыщет тебя даже с завязанными глазами по тепловому излучению тела.
Жутко даже вспомнить, как бесцеремонно он разговаривал с преступником. Как давал ему указания по дороге и здесь, на острове, в ходе игры.
Чувства собственного достоинства тот не терял, но выглядел дисциплинированным и послушным.
Чего ждать от омоновца, привыкшего не обсуждать приказы?
А омоновец он вообще или нет? На отборе никого не проверяли. Сообщенные о себе сведения не играли особой роли. Важно было, как биография преломилась в личности… Непростительная беспечность. И опять некого обвинить, кроме самого себя.
Вдруг вид свободно текущей воды позволит, наконец, помочиться? Подойдя к реке, Фалько повторно расстегнул замок на джинсовых брюках. Наплевал на женщин-подчиненных, которые могли случайно увидеть его за таким занятием.
Какое это теперь имеет значение?
Бежать нельзя, даже если есть надежда ускользнуть незамеченным. Потом здесь высадят целый полк, обложат зверя со всех сторон и, как водится, без толку. Упустят, и он останется на свободе, помня о нарушенном обещании.
Нельзя спешить и подставлять себя под удар.
Лучше пока выполнять его условия. И вообще – вдруг это шанс, который выпадает раз в жизни?
Отмочить такую передачу, о которой напишут везде. Она войдет потом во все книги о телевидении.
Сделает тебя звездой, востребованной не только в России.
Перед начальством не придется оправдываться.
Они молиться будут, чтобы рейтинг подольше удержался на волне. Главное – перед этим чудовищем оправдаться, отвести от себя его подозрения, когда в конце концов появится здесь спецназ.
Глава 25
Забродов не заснул и не впал в забытье. Просто на скупую картинку реальности наложилось сновидение. Путаные обрывки тех конкурсных монологов, по которым он пытался вычислить убийцу.
– ..Наши музыканты при сведении пытаются впихнуть на диск как можно больше наворотов и эффектов. На станции после дополнительной компрессии все это начинает ухать, бухать, – это Костя Воробей читает небольшую лекцию по основам музыкального радиовещания.
– ..Однажды мы с моей лучшей подругой просто сели на велики и поехали куда глаза глядят по незнакомой дороге. Тогда как раз цветы полевые зацвели. Помню с одной стороны все желтое, а с другой все сиреневое, – это Зина разводит романтику.
Трудно поверить, что ее больше нет. Скорее труп, покачивающийся на волнах лицом вниз, кажется дурным сном. Зина рядом, в спальном мешке, прижимается сбоку. Но тело ее почему-то не жаркое, как в прошлый раз, а прохладное. Оно податливое, рука не встречает никакой преграды, будто опускаешь ее в речную воду.
Сквозь сновидения Илларион видел поляну с погасшим костром. Шел дождь. Ладейников не пожелал укрыться под хвойным пологом и давал интервью на открытом месте. Наверное, видел себя со стороны и сам себе нравился – со струями, стекающими по мужественному лицу, с открытыми руками и мощным торсом, слегка прикрытым кожаным жилетом. Тело сильное, но не накачанное сверх меры. Не видно ни одной татуировки, ни одного шрама.
Бородатый оператор прикрыл голову капюшоном и медленно перемещался туда-сюда. Несмотря на страх, он оставался профессионалом и не мог себе позволить снимать с одной точки., Окончательно промокший и продрогший Новиков силился тем временем выглядеть бодрым, чтобы не разочаровать заказчика интервью. Этому человеку лучше потакать во всем и молить Бога, чтобы тебя поскорее оставили в покое.
– Какие у вас требования? Что вы хотели бы получить в обмен на освобождение заложников?
– Да ничего мне не надо. Приз я уже выиграл. Еще денег, миллион баксов? Я человек неприхотливый. Гарантии безопасности? В подарочные наборы от ментов я не верю и о своей безопасности позабочусь сам.
– Тогда чего вы добиваетесь?
– Приятно, когда тебя внимательно слушают.
Вот постучался бы я в Москве в окошко твоего лимузина, попросил бы вежливо взять у меня интервью, сделать небольшую передачу. Ты бы просто не увидел меня и не услышал. Тронул бы с места и укатил.
– Разрешите не согласиться, я всегда…
– Или взять кого-нибудь из этих ребят, – перебил Ладейников. – Хорошие ребята, я против них ничего не имею. Но стали бы они потеть по моей просьбе? А завтра постараются, как никогда в жизни не старались.
Забродов перестал его слышать, монологи с видеокассеты снова стали ярче и звучней, чем картинка реальности.
– ..Самое трудное болтать без умолку в пустоту, – признавался Воробей. – Сколько себя помню, всегда язык имел без костей. Но в студии ты один на один с микрофоном. Первое время я спасался тем, что ставил на столик фотку одной подруги. Представлял, будто обращаюсь к ней…
– ..Мы обе загорели за один день, – продолжала Зина. – Солнце, скорость и все такое. Коров таких красивых видели, как на картинке. Черные и коричневые с белыми пятнами. Мычат как положено, и вымя у каждой полное…
– Слушатель не должен ждать от ди-джея какой-то там Правды или Истины с большой буквы. Он не вещает со святой горы, он свой парень, которого можно легко и просто заткнуть нажатием пальца. Главное – вызывать эмоции, не давать скучать…
Утром последний остававшийся в неведении игрок узнал от товарищей, что произошло. У кандидата наук сразу же на нервной почве разболелся зуб. Прижимая ладонь к щеке, он молча раскачивался вперед-назад, будто молился.
Остальные тоже чувствовали себя не лучшим образом. Каждый вспоминал об улетевшем вертолете, о том, как выворачивался наизнанку, чтобы не оказаться аутсайдером, не быть отправленным восвояси. Как они теперь завидовали рыжему Семену и охраннику Бажину.
А Света – вот уж кто лажанулся. Ожидая отправления «борта», она вдруг твердо сказала, что никуда не полетит. Пусть ее выкинули из конкурса – она может остаться на острове в каком-нибудь другом качестве. Например, помогать сотрудникам МЧС: кого-то подстраховать, кому-то помассажировать сведенную судорогой икру.
Никто из съемочной группы не заметил, как она тихо, без всплеска нырнула в реку. Из осторожности она не сразу поплыла к «своим», а сместилась в сторону вдоль правого берега. И потом уже с наступлением сумерек, изредка хватая ртом воздух, достигла дальней оконечности острова.
Пока прошла его в длину, пока, спрятавшись, ожидала отбытия Фалько с операторами, кончилась одна игра и началась другая…
– Как тебя угораздило, господи? – сочувственно покачала головой Вероника.
– Ничего, я его сделаю. Пусть только подойдет ближе чем на три шага. У меня хватка мертвая.
– Выбрось из головы эту дурь. Ты женщина, ты не должна…
– А кто должен, они? – Акимова понизила голос, не желая громко позорить мужчин. – У одного зуб болит, другому музыкальное образование не позволяет. Тем более – я виновата.
Из-за меня Иллариону пришлось в наручники влезть.