Убей меня (ЛП) - Ловелл Лорен. Страница 7

Лоренцо снова поворачивается ко мне, и я делаю шаг вперед, сокращая расстояние между нами. Проведя ладонью по лацкану его пиджака, я тяну за него, приближая Лоренцо к себе.

— Так предложи мне что-то получше, — приподняв бровь, я сосредоточенно смотрю на его губы, которые начинают изгибаться в удовлетворенной усмешке. И ему больше ничего не надо. Он берет мой стакан с барной стойки, выплескивает остатки водки, разворачивается и направляется к выходу. Бросив взгляд на другой конец сада, туда, где Неро общается с несколькими людьми, я понимаю, что он все это время не выпускал меня из виду. Встретив мой взгляд, он прищуривается, и его челюсть напрягается. Не обращая на него внимания, я следую за Лоренцо к выходу. Он проскальзывает в боковую калитку и, проходя мимо стоящего там охранника, что-то шепчет ему. Охранник кивает, и, когда я с чувственной улыбкой на губах приближаюсь к нему, он молча отходит в сторону. Держась чуть поодаль, я следую за Лоренцо по каменным ступеням, ведущим к застекленной веранде в задней части дома. Внутри всё оплетают вьющиеся растения, и меня окутывают ароматы всевозможных цветов. Впечатление портит лишь звук льющейся воды. На большинство людей он действует успокаивающе, но у меня вызывает волну самых неприятных воспоминаний. В моем мозгу мелькают картинки: руки удерживают меня внизу и не дают подняться … паника, удушье … я захлебываюсь … короткий вдох, но лишь для того, чтобы снова, раз за разом, оказываться под водой.

Резко, до хруста шейных позвонков, трясу головой и делаю глубокий вдох, чтобы сфокусироваться на поставленной цели.

Лоренцо сворачивает налево, в небольшую арку, ведущую, как я полагаю, в основную часть дома. Внутри все обустроено в том же стиле: терракотовая плитка на полу и темные стены. Совершенно не в моем вкусе. Он поднимается по лестнице, проходит по длинному коридору, поворачивает и останавливается возле двери. Оглянувшись через плечо, он с легкой улыбкой достает из кармана ключ и вставляет его в замочную скважину. Идеально. Подальше от вечеринки, чтобы никто не услышал, как он будет умирать. Тяжелая дубовая дверь со скрипом открывается. Лоренцо стоит, придерживая ее для меня, и я, входя в комнату, вынуждена прижаться к его телу. Комната небольшая. В центре несколько кожаных кресел и стол. Я подмечаю каждую деталь, потенциально несущую угрозу, и все, что смогу использовать в качестве оружия, если вдруг что-то пойдет не так. А самое главное — пути отхода. Конечно, есть дверь, через которую мы вошли, но она ведет обратно в дом, который, вероятно, под усиленной охраной. В дальней части кабинета имеются двойные стеклянные двери, ведущие на каменный балкон. На данный момент это самый вероятный из путей отхода.

Дверь закрылась, замок щелкнул с мрачной безысходностью.

В комнате воцаряется такая оглушительная тишина, как будто отсюда выкачали весь воздух, и весь мир словно замер в ожидании момента, когда смерть нанесет свой удар.

По моей шее скользят руки, но на этот раз я не вздрагиваю, потому что готова. Я мысленно сейчас в той части своего подсознания, где желание убить и жажда крови намного сильнее дискомфорта от его прикосновений. Эту свою сторону я скрываю и стыжусь ее. Но не потому что испытываю какие-то глупые угрызения совести. Не приписывайте мне то, чего нет. Я стыжусь, потому что на самом деле я выше этого. Из меня создали бесстрастного, элитного, молчаливого бойца. Смерть — это моя работа, обязанность. Нравится нам или не нравится — она просто есть. Но для меня в мире, в котором существует только серый цвет, это единственный всплеск красок. Принять от кого-то последний дар — это сродни получению высшей награды, момент освобождения, момент истинного блаженства. И меня заводит сама возможность разделить это мгновение.

Его губы касаются моей кожи с такой легкостью, что волоски у меня на затылке встают дыбом.

— Хочешь выпить? — бормочет он.

Я поворачиваюсь к нему лицом, намеренно оставляя между нами не больше дюйма, но стараюсь не отстраняться, чтобы не вызвать подозрений и не провоцировать его. Пока. Мне нужно, чтобы сначала выпил он.

— Я буду все, что ты предложишь.

Его глаза загораются похотью, но он все же берет себя в руки, отходит в угол комнаты и что-то наливает из хрустального графина. Не сводя с него взгляда, я снимаю перстень с правого указательного пальца, ногтем большого подцепляю камень и зажимаю его в кулаке, незаметно пряча кольцо в клатч. Когда он возвращается с напитками, я сижу на краю стола, скрестив ноги. Он окидывает взглядом мое тело и вручает мне стакан. Я подношу его к губам и делаю глоток выдержанной янтарной жидкости. Яркий дымный привкус танцует на языке, и я, прищурив глаза, всем своим видом приглашаю его подойти ближе. Едва донышко моего стакана касается столешницы, Лоренцо делает шаг вперед и опускает руку мне на затылок.

— Ты красивая женщина, Изабэль.

Я улыбаюсь.

— Значит, тебе известно мое имя.

Он ухмыляется.

— Конечно, — и его губы с такой силой прижимаются к моим, что на секунду я теряюсь… но только на секунду. Его рука с зажатым в ней стаканом оказывается между нашими телами, и это значительно все упрощает. Я просовываю руку между нами и, нащупав край бокала, бросаю камень в его напиток. Раздается легкое шипение, но я легко маскирую его, обняв Лоренцо за шею и издав страстный стон ему в рот. Его язык касается моих губ, прося впустить, но вместо этого я отталкиваю его. В недоумении он сдвигает брови.

— Думаю, мне стоит выпить перед всем тем, что ты готов мне предложить, — говорю я, дразнящим жестом прикусывая нижнюю губу.

Он тихо усмехается и, поднеся свой стакан к губам, делает большой глоток. Мне нужно, чтобы он выпил все. Запрокинув голову, я залпом допиваю свой напиток. Он приподнимает бровь и делает еще один большой глоток, практически осушая свой бокал. Весьма неплохо. Мгновенный эффект не заставляет себя ждать. Он хмурится и пытается откашляться. Я откидываясь назад, упираясь ладонями в стол за спиной. Он снова кашляет и хватается за горло.

— Какого…? — его взгляд устремляется ко мне, и я вижу, как в этот самый момент он осознает свою ошибку. Лоренцо открывает рот, вероятно, чтобы закричать и позвать охрану, но единственное, что может выжать из себя, — это сдавленный хрип. Его грудь высоко и часто вздымается, кожа покрывается блестящими капельками пота. Я наблюдаю, как он начинает пошатываться, и могу с точностью до секунды определить, когда он упадет. Его колени подгибаются и с характерным звуком ударяются об пол. Вот оно. Могущественный мужчина стоит на коленях, задыхаясь и бессвязно бормоча.

Я спрыгиваю со стола и обхожу его согнутую фигуру.

— Цианид. Мерзкая штука. Он заставляет твое тело работать против тебя самого, блокируя доступ кислорода в клетки, — склонив голову набок, я смотрю на него сверху. Он свирепо сверкает на меня глазами, но, учитывая его текущее положение, это совершенно бесполезно. Присев на корточки, я хватаю его за подбородок, вынуждая взглянуть мне в глаза. — Так что пока ты пытаешься хватать ртом воздух, твое тело задыхается изнутри, — я улыбаюсь, а он смотрит на меня так, словно уверен, что выживет и найдет меня даже на краю земли. Ну, он не первый, кто так думает.

Человеческий разум — странная субстанция. Ведь даже в самую последнюю минуту, понимая, что погибает, что тело, которым так дорожил, перестает функционировать, он все еще надеется. Правда заключается в том, что человек по своей природе мечтатель и фантазер, даже когда стоит на пороге смерти. Независимо от того, какими реалистами мы были при жизни, смерть покажет наше истинное лицо, дразня нас нашей собственной наивной надеждой.

— Ты знаешь, кто я? — спрашиваю я, выпрямляясь и медленно, неторопливо обходя его.

Лоренцо не отвечает — естественно, ведь он уже едва дышит.

— Меня называют basio della morte.

Метнув на меня быстрый взгляд, он зажмуривается.

— Арнальдо передает тебе привет.

Лоренцо скрипит зубами, но я знаю, что с минуты на минуту его сердце остановится. Качнувшись назад, он падает, неуклюже распластавшись на ковре. Лоренцо все еще дышит, но уже еле-еле. Сокращение его легких — не что иное, как обычный двигательный рефлекс умирающего тела. Достав из сумочки компактное зеркальце и помаду, я накладываю свежий слой на губы и убеждаюсь, что он не размазал мне весь макияж своими грязными поцелуями. Конвульсивные сокращения его легких замедляются, превращаясь в отрывистые короткие вдохи, как у выброшенной на берег под палящее солнце рыбы. А затем и они прекращаются. Он перестает дышать, и его сердце останавливается. Опустившись на колени рядом с телом, я опираюсь на него и жду, когда последний выдох с легким свистом слетит с его губ.