Талисман валькирии (СИ) - Атлант Полина. Страница 21

Помещение повергло их в шок.

Складывалось ощущение, будто через музей стремительно пронесся ураган, разрушая все на своем пути. Окна были разбиты, видимо, преступники не стали тратить время на взлом дверей. Работники музея как раз собирали битое стекло и обломки мебели. Многие экспонаты сильно пострадали, на кафеле подсыхали лужицы красного вина. В конце коридора на выбеленной стене крупными смазанными символами был выведен рунический текст, преступники снова использовали кровь. Место преступления оцепляла желтая лента.

Клео вслух прочла написанное:

"Слава померкла

конунгов рода.

Одни вы в роду

остались в живых"

— Слова эпоса из… Эдды? Что за чертовщина? — удивился Берн, почесав затылок.

— Если полиция подозревает Псов Одина, то это в их стиле, они уже не в первый раз оставляют подобные загадки. Только зачем, интересно, им понадобилось древнее медовое вино? — размышлял вслух профессор.

Клео промолчала, ведь после беседы со следователем она боялась что-либо говорить.

— А мне интересно, что вы тут делаете? — услышали они за спиной требовательный голос следователя Одинссона. Клео и профессор резко обернулись. Детектив сурово посмотрел на девушку и старика. — Кто вам разрешил тут находиться? Выходите все немедленно отсюда, а вы, господин Сандберг, пройдемте со мной, у меня к вам есть несколько вопросов.

Клео нервно сглотнула, вновь увидев Троя. У нее и в мыслях не было, что они еще раз встретятся, а уж тем более так скоро и на месте преступления.

— Это я пригласил их. Фрекен Юханссон уже перевела текст, а ваши специалисты не справились, — заступился Берн.

— Я в курсе, что она может переводить древние тексты, ее и без вашего вмешательства пригласили бы сюда в случае надобности, — заявил следователь.

Клео казалось, что Одинссон сейчас ударит Берна, настолько разъяренно он выглядел. Поэтому она первой поспешила прочь из помещения и сразу села в автомобиль. У нее не было желания участвовать в скандале, которые часто заканчивались дракой. Этот парень спорил со всеми, только дай повод.

Через минуту из здания вышел и профессор, сел в автомобиль и начал потихоньку сдавать назад.

— Этот Одинссон — довольно странная личность.

Клео смотрела на дорогу. В данный момент следователь беспокоил ее меньше всего. Она думала о том, почему Сигге сказал, чтобы она больше не приходила в клинику.

Эпизод ХI

Автомобиль выехал из центра Стокгольма, миновал железнодорожный мост, и через некоторое время Клео с профессором оказались в старой части города. Застроенный еще в прошлом веке ныне уже заброшенными особняками, район, как ни странно, оставлял ощущение не пустоты, а умиротворенности, и Клео сразу ее почувствовала. Красота и тишина органично сочетались с мрачностью, и эту пьянящую с еле заметной горчинкой атмосферу подчеркивали широкие парковые аллеи, обрамленные раскидистыми вековыми кленами.

Но главным украшением района были даже не парки, скрывавшие покинутые дома, а частная психиатрическая клиника — большой, окруженный садом двухэтажный особняк с бежевым фасадом и огромной верандой. Крытый жженой черепицей особняк прятался от посторонних глаз за двухметровым кованым забором. И выглядел бы настоящим памятником местному аристократизму, если бы не его зарешеченные стальными черными прутьями балкон и окна.

Припарковав машину, Клео и профессор прошли через ворота с постом и направились в здание. Ветер гудел в верхушках деревьев, под ногами шуршали пестрые кленовые листья.

Профессор нажал на звонок домофона, и через три минуты раздался усталый женский голос:

— Вы к кому?

— Мы бы хотели повидаться с господином Бергманном, его перевели сюда позавчера из городской клиники, — нетерпеливо проговорила Клео из-за плеча профессора, опасаясь, что женщина на том конце связи исчезнет, а они так и останутся у закрытой двери.

— Проходите. Подождите в приемной, вас проводят, — ответили с той стороны после продолжительной паузы.

Лязгнул открывающийся замок, дверь поддалась, и Клео с профессором вошли в просторный вестибюль, который одновременно служил комнатой для встреч с больными. Сразу бросилась в глаза обстановка — она была не просто скромной, а можно даже сказать, бедной. Маленькие окна с облезшей голубой краской были завешены темно-желтыми шторами. Стены оставляли желать лучшего: старые обои с цветочками уже пожелтели и покрылись пятнами. Деревянные стулья и круглые столики, — за которыми то тут, то там расположились пациенты и их посетители, — возможно, когда-то и имели презентабельный вид, но сама атмосфера обреченности, витающая в этом месте, разрушительно действовала на вещи, и теперь они выглядели обшарпанными и убогими.

Клео с жалостью смотрела на посетителей, которые тщетно пытались наладить общение со своими близкими или родными, ставшими пациентами этой клиники. Особенно ее поражало отчаянье, с которым они пытались рассмотреть в глазах больных хоть малую искру разумности.

С каждой минутой обстановка все больше тяготила девушку. Клео уже начали беспокоить обращенные к ней потерянные и жалобные взгляды пациентов, будто она была чудом света или спасителем. Но не все пациенты оставались под присмотром медперсонала или посетителей. Высокая сутулая женщина стояла у окна и с тоской смотрела сквозь стекло, будто ожидала кого-то. Молодой парень сидел в углу на старом кресле с порванной обивкой и раскачивался из стороны в сторону, а лохматый старичок, топчась на месте, гладил стену рукой и что-то бормотал.

Внешний вид больных не отталкивал Клео, он вызывал жалость. Несчастные, обделенные люди, одетые в старые застиранные пижамы, были похожи на нищих из трущоб, а не на пациентов частной клиники. Она отвернулась, чтобы удержаться и не расплакаться.

Но тут в приемную наконец-то вошел пожилой, худощавый мужчина низкого роста, видимо, дежурный врач. Вид у него был очень усталый. Окинув Клео и профессора внимательным взглядом, он спросил:

— Это вы хотите повидаться с господином Бергманном?

— Да, он наш лучший друг и коллега. Как он? — спросила Клео.

— Ну, сегодня ваш товарищ уже немного спокойнее. Когда его привезли, он был весьма агрессивно настроен: воевал с персоналом, рвался спасать мир от какого-то чудовища. Пришлось фиксировать и колоть успокоительным, — доктор сочувственно вздохнул.

— А можно его поведать? Мы ненадолго, — Клео вопросительно посмотрела на врача.

— Вообще-то, следователь Одинссон запретил посещать этого пациента. После того как у вашего друга побывал его брат, мы с ним еле справились, — доктор замялся.

— Но господин Бергманн сирота, — растерялась Клео и сильно занервничала. — Можете описать, как выглядел этот брат?

— Меня вчера не было на смене, но санитарка рассказала, что приходил отвратительный тип, наглый, с татуированным лицом, — проговорил доктор и развел руками. — Всех пациентов растревожил.

"Опять этот, какого черта он тут забыл? Ему самому не мешало бы тут поселиться…" — подумала Клео и с отчаянием посмотрела на профессора.

— Мы обещаем вам, что не потревожим господина Бергманна, не будем с ним разговаривать, только тихо постоим пять минут в сторонке, — поддержал ее профессор.

Доктор тяжело вздохнул и задумался.

— Ну хорошо, — сказал он наконец. — Только пять минут. Санитарка вас проводит.

Профессор открыл портмоне, вытащил крупную купюру и вручил доктору.

— Благодарим вас. Вот, возьмите скромное пожертвование от университета на поддержку здания.

Доктор без каких-либо эмоций взял купюру и положил в карман, поблагодарил профессора и, попрощавшись, удалился в ординаторскую.

Подошедшая санитарка повела их по мрачному коридору клиники в ту часть здания, где получали лечение тяжелобольные. Старые тусклые люстры еле освещали узкое коридорное пространство. Темно-зеленные лакированные двери комнат, в которых обитали пациенты, были открыты. Из палат доносились жуткие звуки: не то хрипы, не то вой, не то истерический смех. В воздухе витал запах немытых тел и грязного постельного белья вперемешку с хлоркой и медикаментами. С каждым шагом Клео становилось все больше не по себе, ее бросало в дрожь, изнутри поднималось отвращение.